Семеновичем.
Когда руководитель хозяйства покидал апартаменты в сопровождении гостеприимного хозяина, Шпеерович опять громко высморкался и уставился абсолютно ненавидящим взглядом на них. И уже без навешенной улыбки. А на игривое помахивание рукой Алексея Ивановича в его сторону взгляд его опять стал беспокойно перескакивать с предмета на предмет и даже появился еле заметный тик на правой щеке.
Ближе к двум часам было отмечено оживление в холле. Он наполнился местными жителями, работниками фермы. Всем хотелось посмотреть, а если удастся, то и поговорить с московскими знаменитостями. Как правило, задавался один и тот же вопрос: – когда же они, наконец, станут жить лучше и что нужно для этого сделать? И главное, продать ли совхоз или, наоборот, пригласить специалиста из Японии? Почему из Японии, никто не знал, главное, чтобы здесь кто-нибудь всё наладил.
Оживился Шпеерович, вокруг него, несмотря на ухищрения помощников Эльвиры, все-таки собрались люди, не много, но собрались. В основном это были пожилые женщины, жалующиеся на свою не совсем хорошую судьбу.
Вывалили из номера Марка Семеновича и подогретые, и не слегка, французские телевизионщики. Они сразу же развернули свои игрушки и начали потихонечку снимать Шпееровича и Алексея Ивановича. Последний сидел в кресле, вокруг него была согнана большая толпа, много задавалось вопросов. К чести Алексея Ивановича, он отвечал вполне достойно, часто делая паузы, как бы переосмысливая сказанное. Речь была вдумчивая, выражения взвешенные. Французские телевизионщики в основном снимали его, но что-то перепадало и Шпееровичу. С нетерпением все ждали появления Худинского, поэтому периодически поглядывали в сторону его апартаментов. Он дважды уже показывался, но тут же скрывался опять. Очевидно, количество собравшихся людей в холле его пока не устраивало. Наконец где-то в половине четвертого он вышел из номера в окружении своих единомышленников и охраны, вальяжно расселся в кресле в стороне от остальных депутатов. Народ сразу же окружил его плотным кольцом, ожидая экзотических выходок. Все телевизионщики свое внимание перекинули на него. Шпеерович опять остался сидеть в одиночестве. Вокруг Алексея Ивановича толпа поредела, но продолжала держаться. Похоже, что большая часть из них была из группы усиления, приданной им своей же партией. Именно они и создавали ажиотаж вокруг него. Молодец, Эльвира, все предусмотрела! Худинский уже оседлал своего любимого конька, рассказывая, как и откуда можно извлечь неимоверно большие суммы, чтобы всем стало хорошо.
Перед депутатами были поставлены блюда с фруктами – яблоки, апельсины, стояли бутылки с минеральной водой. Худинский уже разошелся не на шутку, поливая правительство, олигархов и представителей других партий. Из толпы ему был задан вопрос: – как будут делить их хозяйство, если японец не захочет поднимать его? По Чубайсу или по-честному? Ну, конечно же, если дело дойдет до того.
В душе они надеялись, что этого все таки не произойдет, зная, что творится в соседних хозяйствах. Худинский начал очищать апельсин, сопровождая это словами:
– Вы поймите, если за это возьмутся демократы или коммунисты, – он с ненавистью посмотрел в сторону Алексея Ивановича и Шпееровича, закончив очищать апельсин, – то они прихватят себе вот это, – показывая на очищенный апельсин, – а все остальное отдадут вам.
При этом он так возбудился, что часть кожуры запустил в Шпееровича, удачно попав ему на рубашку, а часть – в Алексея Ивановича. Шпеерович засмущался, вобрал голову в плечи, судорожными движениями стал вытирать платком пятна, оставленные на рубашке. Алексей Иванович неожиданно повел себя по- другому, хотя кожура от апельсина не достигла его. Он встал, громко, во весь голос и на весь зал заявил:
– А вы вместе со своей партией слопаете все. И очисток не оставите.
И тут же, к радости всех окружающих, запустил в него целым апельсином. Апельсин был перезрелым, поэтому травмы он не произвел, но, придя в соприкосновение с правым глазом Худинского, разлетелся на липкие куски, обрызгав зачинщика беспорядка сочной рыжей мякотью. Сзади в толпе, прямо за Алексеем Ивановичем стояла Эльвира, никак и ничем не обращая на себя внимания окружающих. Худинский совсем не ожидал такой прыти от Алексея Ивановича, сильно испугался и в один момент скрылся под столом. И уже оттуда, крича своим малоприятным фальцетом, пытался хотя бы словами достать его:
– Хулиган, я тебя засужу, за решетку отправлю, ты еще мне будешь ноги целовать и прощения просить! Я – юрист, и папа у меня юрист, будешь ты у нас сидеть…
Камеры крупно снимали все происходящее. Народ вначале замер, не веря в удачу, а потом пришел в неистовый восторг, стал аплодировать и кричать:
– Так его, чтобы знал, как дурака валять!
Тощая старуха завизжала в экстазе:
– Дай ему по второму глазу, только кулаком, чтобы знал.
Худинский воровато вылез из-под стола, боязливо посмотрел в сторону своего обидчика и в сопровождении единомышленников и охраны быстро, прыжками, как заяц, запетлял в сторону своих апартаментов, периодически останавливаясь и грозя кулаком Алексею Ивановичу, повторяя, но уже бессвязно, прежние угрозы:
– Я тебя засажу, ты у меня, я тебя, мерзавец…
На что Алексей Иванович сдержанно и с достоинством произнес:
– Собака лает…
Попытался что-то прокричать отошедший от нападения и Шпеерович, но приставленные к нему Эльвирой люди мягко его оттерли, а народ просто отмахнулся от него. Все окружили Алексея Ивановича, сегодня он был героем дня.
Эльвира была незаметна для окружающих и как тень следовала за Алексеем Ивановичем, руководя за его спиной и направляя всю операцию. И пока, слава Богу, все шло по ее сценарию.
Шпеерович уже, кажется, стал догадываться, что его обложили, попытался встать на стол, чтобы произнести спич, но его и оттуда стянули и опять-таки мягко, без насилия, посадили в кресло, приговаривая при этом:
– Не волнуйтесь, ведь он же просто мелкий хулиган.
Алексей Иванович же под аплодисменты практически всех присутствующих, оттесняемых его сторонниками из группы усиления и личной охраны, двинулся к своему номеру. Когда они с Марком Семеновичем вошли и захлопнули за собою входную дверь, Эльвира была уже там. Туда, как и прошлый раз, она проникла через черный ход. Они специально так подбирали номер, чтобы Эльвиру не видели вместе с Алексеем Ивановичем.
– Для того чтобы не засветиться, – пояснила она.
Ну что ж, разумно, Эльвира оказалась права и на сей раз.
Увидев ее в комнате, Алексей Иванович сделал глубокий выдох и радостно прокричал:
– Эльвира, мы, кажется, победили! – Он развязал галстук, сбросил ботинки и растянулся на широкой кровати, разбросал руки и опять радостно повторил: – Мы победили!
Однако Эльвира совсем не разделяла его восторга и очень спокойно сказала:
– Это еще даже не тур, а предтур, завтра, Алексей Иванович, вам предстоят более серьезные испытания. Это вам не апельсины метать, там дело посложнее будет. – После чего ненадолго задумалась и добавила: – Вам завтра, а мне сегодня. – Грустно улыбнулась. Но тут же встала, собралась и скомандовала: – Алексей Иванович, быстро в постель.
Реакция Алексея Ивановича на это была, по крайней мере, странная:
– Но как же, – неожиданно засмущался он и стал напоминать кота, собирающегося запустить лапу в крынку со сметаной, – здесь посторонний, – почти промурлыкал он, указав взглядом на Марка Семеновича.
– Хм, – издала странный звук Эльвира, – вы неправильно меня поняли, вам крайне необходим отдых, – огорчила его Эльвира. – Завтра мы все, а вы – в первую очередь, должны быть на все сто, нам предстоит тяжелая борьба. А я отбываю через черный ход, разузнать, как настроение народа, о чем говорят и думают люди. Да и надо все продумать до мелочей и подготовить сценарий на завтра.
Алексей Иванович начал кряхтя, без какого-либо удовольствия раздеваться, что-то ворча о тяжелой
