Ничуть не смутившись реакцией окружающих, Эльвира спокойно продолжала свои пояснения в том же духе.
– Это, может быть, в вашем банке они укрепились и стали вариантом нормы. В других местах нашей необъятной страны, вы сами знаете, что делается, а если не знаете, то спросите своих помощников, которым приходится бывать на местах, они вам расскажут. И первое, что они вам скажут, – народ нищенствует. При нищем народе нельзя утвердить какой-то стабильный строй, тем более демократический. Можно утвердить только строй террора и насилия. Ну а это, вы сами знаете, мы уже проходили. Мы, слава Богу, – по учебникам. О стабильности можно говорить лишь только тогда, когда вас поддерживает средний слой или класс. Как раз нами он сейчас усиленно пестуется, конечно же, в идеологическом отношении. Не сможет его государство сейчас создать. Все рухнет. И, прежде всего, рухнете вы, Вахтанг Георгиевич, и иже с вами и вашими банками. Народ начнет вначале громить банки, и когда разберется с вами, только потом уже доберется до нас. Так что, если соблюдать очередность, то вначале вы, а потом уже мы – политики, бизнесмены средней руки и прочая мало любимая народом публика.
Эльвира сделала паузу, улыбнулась.
– Так что хочется ли вам этого или нет, но придется раскошеливаться и далее поддерживать демократические ростки, которые так мужественно отстаивает именно наша партия. А так – иначе вам конец, – закончила Эльвира свой монолог.
Надо сказать, что во время всей речи Эльвиры банкир крепко сжимал в руке пачку сигарет, и в конце концов ее он сжал до такой степени, что сигареты пришли в негодность.
Он не спеша попытался расправить испорченную пачку, затем отбросил ее в сторону, улыбнулся.
– Ну что же, про наш конец вы, по-моему, сказали дважды. Скажу откровенно, вы меня напугали.
Он опять улыбнулся.
– А так с вами трудно не согласиться, в логике вам не откажешь.
Он поднял руку, пошевелил пальцами, служащий протянул ему сигареты, поднес огня. Он закурил сигарету, задумался. И наверное, молчал бы долго, если бы тишину зала не прервал наш дорогой Алексей Иванович.
– Эльвира Николаевна дело говорит, – пробасил он, – по-моему, лучше здесь не скажешь.
Банкир, оторвавшись от своих мыслей, неожиданно громко и даже с некоторой веселостью в голосе произнес:
– А у вас действительно сильный помощник, умеет убеждать. Знаете что, – он на секундочку задумался, а затем встал, подошел к Эльвире, – я бы хотел пригласить вас в общий зал, там сейчас уже идет концерт. Как раз к концу ожидается Хазанов или кто-то из модных сейчас критиканов. Пойдемте, послушаем, иногда это бывает забавно. А вы, Алексей Иванович, разомнитесь с моими орлами-помощничками, да под водочку с икорочкой, эх, как хорошо. И главное, отдохните от ваших разговоров о политике и деньгах, есть более интересное в этой жизни.
Он многозначительно посмотрел на Эльвиру, добавил:
– При условии, конечно, что есть деньги. Так как, Эльвира Николаевна, покажем себя народу?
По всему было видно, что ей, конечно же, хочется быть вместе с этим красивым и умным человеком, но… как и подобает скромной девушке, а вернее, скромному помощнику депутата, она скромно и ответила.
– Я бы с удовольствием, но как на это посмотрит мой шеф?
Было отчетливо видно, что ее шеф, Алексей Иванович, радости не испытывал по этому поводу, но тем не менее он на весь зал прогромыхал:
– Конечно же, Эльвира Николаевна, отдохните немного, вы много работали за последние два дня.
Этого было вполне достаточно. Банкир взял Эльвиру под руку, повел ее к выходу, дверь перед ними открылась, и они исчезли за портьерой. Один из прежних крепких парней повел их через отдаленный вход, минуя общий зал, где разминался Марк Семенович. Второй такой же крепкий парень завершал процессию.
Они вышли в коридор, по бокам которого было несколько дверей. Их провожающий открыл одну из них, молча, наклонив голову, показал рукой, чтоб входили. Они вошли, дверь за ними бесшумно закрылась.
Эльвира осмотрелась. Это были апартаменты-люкс. Комната, где они находились, очевидно, была гостиной, с мягкой мебелью, свечами по стенам и на столе. Одна дверь выходила в ванную комнату, другая, очевидно, в спальню.
– Как вас понимать? – строго, как бы строго спросила Эльвира.
– Простите, что не предупредил: мне не положено быть с народом, только если при усиленной охране. А это, сами понимаете, хлопотно, да и утомляет меня. А здесь телевизор, как видите. Вот сейчас мы нажмем кнопочку местного канала и сможем посмотреть все, что происходит в зале. Причем следующая камера управляется нами отсюда, так что, если бы сейчас там был ваш супруг с женщиной, мы могли бы все о нем узнать. Канал, показывающий ресторан и сцену, аудиовилизирован. Я – человек старой формации, вот видите, по-моему, не совсем правильно произнес этот термин.
Эльвира неспешно обошла всю комнату, поправила цветы, стоящие на столе и на горке.
Банкир сел в кресло возле небольшого столика, достал пачку сигарет, закурил.
– Мне, конечно, больше нравится общение вживую, чем по телевизору. Но что поделаешь? Моя жизнь уже не принадлежит мне, возьмите ее, – натянуто рассмеялся.
Нажал на кнопку пульта, и на широком экране плоского телевизора появился, как это ни странно, Задорнов. Эльвира и банкир, не сговариваясь, засмеялись.
– Ну, вот, видите, что я говорил? Сатирик. Правда, не Хазанов.
Задорнов рассказывал одну из своих баек.
– Мне говорят, что появление банкиров в России, прежде всего, свидетельствует об устоявшейся экономике страны. Может быть и так, не знаю. Но знаю одно, когда я вижу на экране банкира, я сразу же хватаюсь за карманы, боюсь, что последнее унесет.
– Ну вот, что я вам говорил, опять критикует нас, банкиров. Веселый парень, и он мне нравится. У нас дачи рядом, часто бывает в гостях.
Эльвира что-то хотела сказать, но он ее остановил.
– Тише, тише, сейчас, наверное, обо мне будет говорить.
Голос с экрана продолжал:
– Тем не менее у меня есть знакомый банкир, мы с ним дружим. Его, кстати, Вахтангом Георгиевичем зовут. Озорной мужик, я вам скажу. Рядом со мною его дача, иногда встречаемся. Так он мне говорит…
Эльвира уже не слушала, что говорил Задорнов.
– Так зачем же вы ему разрешаете-то о себе подобным образом говорить?
– А что, – удивился банкир, – с нас не убудет, а потом реклама все-таки бесплатная. По-моему, хорошее дело. Мои коллеги как будто бы поначалу посмеивались надо мной, но, поверьте, сейчас еще больше зауважали. Видите, даже главным в своем сообществе избрали. А я, в общем-то, и не стремился на место главного банкира России, слишком хлопотное это дело, своих забот хватает.
Эльвира развела только руками.
– Все это так, конечно, но для меня как-то непривычно.
Банкир загасил сигарету в пепельнице.
– Знаете, Эльвира Николаевна, что я вам скажу: на каком-то этапе жизни тебе становится абсолютно без разницы, что о тебе скажут другие. Ведь ты все равно знаешь, что в лицо они скажут неправду, а за глаза… вы сами все понимаете. Так что уж лучше, если я сам им это позволяю, в результате лишаю их радости, простите, нагадить мне.
Эльвира уже, похоже, привыкла к этой комнате. Ей нравились здесь мягкие тона обоев, темно-лиловые шторы на окнах, обстановка в гостиной. Сейчас она, полулежа в мягком удобном кресле, отдыхала от обязательного присутствия на официальных встречах последних дней. Она смотрела на Вахтанга Георгиевича и думала, какой он симпатичный человек, кажется совсем родным, и так с ним спокойно…
Ей хотелось прижаться к нему, положить голову на его плечо и ни о чем не думать. А когда она слушала его, то хотела сразу же с ним соглашаться, причем соглашаться во всем. Вот и сейчас так же произошло.
– Интересно вы говорите, я никогда об этом не думала, действительно, лучше, чем сам про себя, никто
