— А чего делать-то будут?
— Говорят – бомбить, — неуверенно ответил Алексей.
Воистину новость удивительная до неправдоподобия. Какой из У-2, переименованного в По-2, бомбардировщик? Скорости нет: разве 120 километров – скорость? Пе-2 на 140 садится. Вооружения нет – если и сможет поднять, так 100–150 килограммов бомб от силы. Да и сам самолет – легкий, из дерева, обтянутого перкалью, со слабым мотором. Нет, в это поверить невозможно. Связной? Да! Санитарный? Да! Учебный? Конечно! Но не бомбардировщик! Тем не менее новость заинтриговала.
Члены экипажа быстро умылись, выбрились до синевы, подшили свежие подворотнички, до зеркального блеска начистили сапоги. Каждый посмеивался над другими, но себя в порядок приводил.
Наведя последние штрихи, дружно направились на аэродром. Из других изб тоже тянулись экипажи. И как только узнали о летчицах?
На другой стороне поля и в самом деле стояли прикрытые ветками полтора десятка легких По-2.
— Гляди-ка, не соврал Лешка.
После завтрака поднялся комполка Иванов, постучал ложкой по чайнику:
— Попрошу внимания! К нам на аэродром сел легкомоторный бомбардировочный ночной женский полк. Так вот, женщин не обижать, в противном случае отдам под трибунал.
Приставать к женщинам никто не собирался, но познакомиться, поговорить – этого никто не запрещал. Однако ничего подобного в ближайшие дни не получилось. Днем летчики на Пе-2 летали, а женщины отсыпались, ночью женщины летали, а пикировщики спали. И потому женские фигуры пилоты видели лишь издалека и в сумерках – на противоположной стороне аэродрома.
И тем не менее судьба им улыбнулась. На третий день после появления летчиц на аэродроме с утра пошел мелкий занудливый дождь. Низкие тучи, казалось, цеплялись за кили самолетов.
Поодиночке и группами летчики потянулись к стоянке У-2, поскольку полетов в этот день не предвиделось. Успели познакомиться, пообщаться немного. Михаилу уж очень понравилась миниатюрная брюнетка Маруся, украинка из-под Полтавы. Она летала штурманом.
Только-только завязался разговор – сначала, как водится, о полетах, потом о родных местах и, наконец, о положении на фронтах. Всех тревожило наступление немцев.
— Бьем их, бьем, а ощущение, что их меньше не становится, — вздохнула Маруся.
Михаил уж было собрался подбодрить упавшую духом девушку, осторожно, в нейтральных выражениях намекнуть ей на грядущие изменения на фронтах и сокрушительное поражение фашистской Германии в будущем, как явилась суровая, мужиковатого вида штурман женской эскадрильи.
— Товарищи летчицы, — строгим тоном сказала она, — поскольку сегодня полетов не будет, все на занятия. Изучаем полетные карты, потом политрук эскадрильи проведет беседу о текущем моменте.
Расставаться не хотелось, но за стенами ставшей вдруг такой уютной избы шла война, и люди обязаны были выполнять приказы.
Летчицы пошли в штабную землянку, а летчики – на свою стоянку.
На следующий день немного распогодилось, и полеты возобновились. В этот день звено, в составе которого был Михаил, должно было нанести бомбовый удар по развилке дорог у Григоровского – разведка донесла о движении танков и пехоты немцев в этом районе.
В бомболюки загрузили бомбы-сотки – аж по восемь штук. Перегруз. Но «пешки» поднялись с аэродрома как обычно.
Чем больше летал Михаил на Пе-2, тем больше он влюблялся в этот самолет. Мощный, скоростной, надежный, с хорошим вооружением и бомбовой нагрузкой, привозит экипаж на свой аэродром, имея даже многочисленные пробоины.
До цели они добрались спокойно, однако там зенитное прикрытие оказалось неожиданно сильным. Немецкие «эрликоны» – 20-миллиметровые зенитные автоматические пушки – буквально исполосовали трассами небо.
Бомбили с горизонтального полета. Чтобы меньше находиться под зенитным огнем, все бомбы сбросили разом. Михаил обернулся. Внизу кучно, почти сливаясь в один, бушевали взрывы. Огонь, дым, перевернутые машины.
Только они начали делать разворот на восток, к себе, как появились две пары «мессеров». Кинулись с ходу – вероятно, их вызвали наземные части. Вот в чем немцам не откажешь – так это в том, что связь у них работала безупречно. Нужна артиллерийская помощь – связались по рации и получили, требуется авиационное прикрытие – через десять минут, а то и раньше, истребители на месте. Высокая организация. У нас нечто подобное появилось только к концу войны.
Звено летело треугольником: Михаил – слева и чуть ниже ведущего. Рожковец – правее и выше. «Мессеры» бросились из-за туч, сверху. Правда, одного не учли фашистские пилоты: солнце било им в глаза, мешая точно прицеливаться. Наверное, им очень хотелось поквитаться с «пешками» за разбомбленную колонну. «Мессеры» быстро приближались на пикировании.
— Командир, «мессеры» сверху! — крикнул Михаил. — Две пары!
— Вижу «мессеры»! — отозвался Демидов. — Приготовиться к отражению атаки! Внимание всем: строй держать, хвост соседа прикрывать! Делай как я! Огонь!
Равиль, бортовой стрелок, открыл огонь.
— Равиль, патроны береги, далековато! — крикнул в СПУ Михаил.
Хоть у стрелка боезапас 1920 патронов, но ШКАС – пулемет скорострельный, и можно за две-три минуты боя остаться без патройов.
Когда до «мессеров» осталось метров двести, открыл огонь штурман. Вероятно, не дремали стрелки и штурманы других бомбардировщиков, поскольку на головном «мессере» скрестились сразу несколько трасс.
От истребителя полетели обломки, пули пробили водяной радиатор, из мотора повалил пар. Ме-109 отвернул в сторону и со снижением пошел на свой аэродром.
Зато другая пара истребителей с ходу открыла огонь. «Метко стреляют, сволочи», — промелькнуло в голове у Михаила.
На правом крыле появились пробоины, но двигатели пока тянули исправно, самолет летел. Михаил старался держать строй – в этом был залог успешной обороны.
Они миновали линию фронта.
Немцы отстали. Что-то они легко и быстро бросили добычу. Или топливо у них было на исходе?
Приземлились. Экипаж и механики взялись осматривать самолет. В правом крыле обнаружили две большие – в кулак каждая – пробоины от пушки «мессера», в шайбах килей – пулеметные пробоины.
— Залатаем! — обнадежил техник. — Главное – все живы и двигатели не повреждены.
Утром был легкий морозец. Летчикам хорошо – с подмерзшей земли груженые бомбовозы взлетали легче, а вот механикам плохо – поди попробуй поработать с промерзшим железом голыми руками. Варежек или перчаток не наденешь, потому как лючки тесные, да и детали мелковаты. Никак невозможно, скажем, гайку зашплинтовать в рукавицах.
В этот раз бомбили Ферзиково. По данным воздушной разведки, здесь базировался немецкий пехотный полк. Иванов решил, что бомбить они будут тремя звеньями, и причем не все одновременно, а конвейером: одно звено, отбомбившись, уходит, его сменяет другое.
С одной стороны, решение правильное. Цель небольшая, и, если самолетов много, есть опасность столкнуться, да и зенитчикам попасть легче. Только третьему звену придется несладко, потому как к этому времени немцы успеют истребителей вызвать.
Третьим звеном оказалось звено Демидова.
Сначала в воздух ушло звено Кривцова, через пятнадцать минут – три самолета второго звена, а еще через четверть часа – дали команду на вылет звену Демидова, в которое входил и самолет Михаила.
Они уже прошли деревню Мичурино, когда встретили возвращающееся с задания первое звено. Михаил услышал по рации голос Кривцова:
— Не промахнетесь, парни, дым за десять километров виден. Удачной работы!
Звено всей тройкой пролетело мимо.
Ферзиково – вернее, то, что от него осталось, — и в самом деле было видно издалека: над деревней стоял густой черный дым.
