тяжёлый удар, и земля ушла из-под ног.
В себя пришёл быстро — да толку? Во рту — кляп, руки за спиной связаны, и двое мужиков его за руки волокут куда-то, только ноги по кочкам бьются. Мишка дёргаться не стал — даже виду не подал, что в себя пришёл. Надо сначала понять, кто это такие и чего они хотят. А пока он прикидывается, что без сознания, глядишь — и проговорятся нападавшие. Вопросов сразу много возникло. Одного его похитили или и остальную команду? Кто эти люди? Если бы убить хотели, нырнули бы его ножом сзади. Стало быть, цель у них другая.
Мысли ворочались тяжело, голова после удара была каменной и болела.
— Надо было, Иване, дежурного по голове шандарахнуть, да всех и вязать, пока сонные. А ты — «давай хоть одного возьмём!» Чего он стоит-то? Красная цена — два рубля.
— Ишь ты, два рубля ему не деньги? У тебя что — кошель от монет пухнет? Тащи, дурень! Недолго осталось. Ты его, случаем, не убил?
— Не, у меня опыт. Вскоре в себя прийти должен.
— А то будет дурачком, кому его продашь? Мишку подтащили к землянке — вырытой в земле яме, накрытой сверху жердями и присыпанной землёй. Вместо двери — полог из бычьей шкуры. Полог откинули, затащили, положили на землю. Не швырнули, а положили, хоть и не очень бережно.
— Ну, пошли, костерок разведём, погреемся. Ноне хорошо получилось — двоих взяли, а завтра с утречка и ладья пойдёт.
— Если лёд на реке не встанет.
— Типун тебе на язык.
Полог закрыли, в землянке наступила темень. Недалеко послышалось движение. Мишка замычал, дёрнул ногами, попробовал пошевелить руками — вдруг верёвка ослабнет. Нет, хорошо связали, супостаты. Перекатившись, к нему приблизился второй пленник.
— Ты кто? — шепнул он на ухо. Мишка замычал в ответ.
— Ага, кляп мешает. Повернись на спину, а голову ко мне поверни.
Мишка перевернулся с бока на спину, повернул в сторону голову и ощутил на своей щеке чужое дыхание. Незнакомец зубами ухватился за кляп и вытащил его из Мишкиного рта. Мишка с наслаждением вдохнул полной грудью, почувствовал на языке противный привкус тряпки и с отвращением сплюнул.
— Спасибо. Меня Михаилом звать, из Хлынова я. Гребец с ушкуя, — решил он слегка приврать.
— А я Тихон, тоже вятский, из Кукарки — слобода такая, может, слыхал?
— Слыхал. Кто нас в плен взял-то?
— Не знаю, я тут с ночи.
— Так и сейчас ночь. Пока меня тащили, слышал я вполуха — ладью какую-то ждут.
— Плохо. Кинут нас на ладью — и на Казань, там в рабство продадут.
У Мишки сразу в мозгу картинка сложилась — не зря один из татей про два рубля говорил, именно столько на невольничьем рынке за пленных дают. Ничего кошмарнее Михаил представить себе не мог. К татарам только попади — там и сгинешь. Вот ведь идиотизм: недалеко, в бочажке, ладья с трофеями лежит, где злато-серебро в сундуках. Его, Михаила, богатство. А его самого за два рубля продать хотят!
Надо что-то придумывать. Если завтра на ладью попадёт, там и охраны побольше будет, и колодку деревянную на шею и руки надеть могут. Видел уже такие, с ней не убежишь. Значит, думать надо сейчас, до прихода ладьи. Сколько ночного времени осталось? Михаил даже приблизительно сказать не мог.
— Тихон, ты не уснул ещё? Нет.
— Верёвку на руках перегрызть мне сможешь?
— Убежать хочешь?
— А ты разве — нет? Или рабом в услужении у татар помучиться хочешь?
— Сейчас попробую. Повернись ко мне спиной.
Тихон согнулся и, лёжа на боку, стал грызть зубами верёвку, стягивающую руки Мишке. Пару раз он довольно сильно прихватил зубами кожу на руке.
Жилу за жилой, понемногу Тихон грыз верёвку. Периодически он отдыхал и отплёвывался от размочаленной пеньки. Сколько прошло времени? Мишка даже предположить не мог, боялся лишь — не успеют они к утру.
Наконец, верёвка ослабла. Михаил пошевелил руками, напрягся. Подточенная верёвка лопнула. Он распрямил руки, размял затёкшие запястья.
— Повернись, Тихон, я попробую тебя развязать.
Пояса с ножом на Мишке не было — видно сняли, когда он без сознания был. Он на ощупь нашёл узел и стал развязывать его, помогая себе зубами. С трудом, но он сумел снять верёвку. Тихон тоже стал растирать затёкшие и онемевшие руки.
— Что дальше делать будем? — прошептал он.
— Погоди, соображу.
Мишка начал себя ощупывать, и руки его сразу наткнулись на грузик кистеня в рукаве. Удача неслыханная! Пояс с ножом сняли, а дальше обыскать не удосужились. Эх, нож бы засапожный в голенище сапога! Да об этом можно только мечтать!
Насколько Михаил понял, татей двое. Как бы одного отвлечь, к себе позвать? Если сразу двое нападут, да ещё и с оружием, тяжело отбиться будет. Кистень — не сабля, и не топор боевой. Но всё-таки попробовать надо.
Михаил стащил с себя кафтан, подполз к пологу и заглянул в щель. В десяти аршинах от землянки сидели на корточках оба татя, перед ними — костерок с висящим над ним котлом. Небо слева едва заметно светлело. Знать, до рассвета недалеко.
Один из них помешивал ложкой в котелке, второй клевал носом. На рассвете больше всего спать хочется, это Мишка по себе знал.
— Делаем так, — шепнул он в ухо Тихону. — Тихонько выползаем и — к костру. Там их двое всего. Один носом клюёт. Я ударю его кистенём, а ты бросишь во второго мой кафтан — он от неожиданности рукой прикрыться попытается. Так оружие хватай, какое увидишь — топор там или дубинку, — и бей. Ведь должно же у них оружие быть, коли они разбойники.
— А может, попробуем выползти и — в сторону, так и уйдём?
— Не получится. Морозец лёгкий, снежок лежит. Любая ветка под ногами хрустнет — и мы раскрыты. А на снегу следы хорошо видны, догонят быстро.
— Боюсь я!
— Рассветёт вскорости, ладья придёт, — напомнил Михаил. — Вдохни глубоко, и выползаем. Сразу не вскакивай, не ори и не топочи. Как можно ближе подползти надо. Между землянкой и разбойниками — костёр, потому они нас сразу не увидят. Надо решиться, хоть и страшно. Или сейчас, или никогда!
Михаил приподнял полог и выскользнул ящерицей из землянки. За ним — Тихон, в руках — кафтан. Поползли оба: Мишка впереди, Тихон — чуть левее и приотстав.
Всё ближе костёр… Уже три аршина осталось, как один из татей почувствовал что-то, насторожился, голову от котелка поднял.
Мишка приподнялся, а потом, как пружиной подброшенный, вскочил, прыгнул вперёд и со всей силы влепил грузик кистеня в лицо разбойнику, вложив в бросок всю свою силу, всю ярость. Разбойник упал на спину, раскинув руки. Добивать — если он жив остался — было некогда.
Второй тать от шума проснулся, приподниматься начал, хлопая ничего не понимающими глазами. А в голову ему уже кистень летел. Да незадача вышла — не рассчитал Мишка дистанции, коротковат оказался тонкий кожаный ремешок. Ударился он о голову татя слегка и тут же назад отскочил. Но в это время Тихон кафтан татю в лицо бросил. Слегка оглушённый, тот руки перед собой поднял и с перепугу заорал.
Краем глаза Мишка справа от себя блеск заметил. Голову повернул — топор, обычный, плотницкий. Только схватил его, только разогнулся, а мужик уже на него летит в прыжке. И времени ни уклониться, ни ударить в ответ не остается. Упали оба — мужик сверху.
От удара спиной о землю у Мишки дыхание перехватило, и он топор из руки выпустил. В это время разбойник схватил его за горло. Мишке и так дышать было нечем, а тут ещё и мужик душит. И кистенём не ударишь — замаха нет.
В глазах у него уже радужные пятна появились, как вдруг противник хватку ослабил и обмяк. Мишка
