Сбоку от дороги зияла воронка, а поодаль были видны разбросанные фрагменты тел.
— Накрылся твой старшина.
Боец явно растерялся. Понятное дело — рядовой, привык подчиняться приказам. А нет команды — и не знает, что дальше делать.
— Своих ищи — ну, в крайнем случае, на сборный пункт иди.
— Ага, ага, — закивал боец, — есть сборный пункт. Мы же туда задержанных отправляли. Ну там — отставших или уцелевших из разных частей.
— Далеко ли?
— Рядом, за тем пригорком деревня, в ней и сборный пункт.
— Тогда пошли.
Метров через триста, за поворотом дороги, мы наткнулись на брошенный прямо посреди дороги грузовичок. Дверцы распахнуты настежь, машина с виду цела.
— Эй, есть кто живой? — закричал я.
Неужели испугались самолетов да сбежали?
Я залез в кабину. Ключ зажигания в замке.
— Не балуй, чужая ведь машина. — Боец боязливо оглядывался по сторонам.
— А где ты водителя видишь? Немцам ее оставить хочешь? Лучше я поеду, чем пешком идти.
— Умеешь разве?
Я поворочал рычагом коробки, нащупывая нейтраль. Повернул ключ — шевельнулись стрелки на приборах, но дальше ключ не поворачивался. Где же у полуторки стартер? Я перевел взгляд вниз. Так, обычные три педали — сцепление, тормоз, газ. А рядом еще одна, круглая, как цилиндр. Я нажал ее. Взвыл стартер, и мотор завелся. Тьфу ты, а все современное образование виновато. Привык, что у машин стартер ключом зажигания пускается, только у некоторых гламурных моделей — кнопкой «Старт». Ближе к народу надо быть.
— Так ты со мной едешь или пешком идешь?
Боец молча забрался в кузов, хотя в кабине место рядом с водителем было свободно.
— Поехали! — крикнул он сверху.
Ну, поехали. Я тронул машину. Эбонитовый четырех-спицевый руль тугой, но машина шла послушно.
Мы взобрались на пригорок. А за ним деревушка темнела, перед нею — сборный лагерь. У дороги стоял стол, на обочине сидело с полсотни мужчин — в форме и без, кое-кто из них — с винтовками.
Увидев нашу машину, на дорогу выбежал сержант:
— Стой!
Я затормозил полуторку.
— Куда едешь?
— К передовой.
— Слушай, здесь недалеко наша часть. Подбрось бойцов.
— Садитесь, мне все равно в ту сторону.
— Кривохатько, сажай людей.
К машине подбежали полтора десятка парней и мужчин, залезли в кузов. В кабину степенно уселся усатый сержант, держа в руках кирзовую сумку с документами.
— Поехали.
Я тронул машину. Дорога еще не была разбита колоннами танков, и потому ехать было легко.
Километров через пять из кустов на дорогу выскочил боец в расстегнутой гимнастерке и без винтовки:
— Стой! Вы куда претесь! Немцы впереди — танки прорвались!
Я вопросительно посмотрел на сержанта. Он тут старший, в кузове его бойцы. Хотя какие они бойцы — новобранцы в большинстве своем, многие в гражданской одежде еще, без красноармейских книжек, без оружия, необученные.
Сержант колебался недолго:
— Откуда тут немцам взяться? Поехали!
Я-то поехал, однако внимательно смотрел по сторонам и вперед.
Не соврал боец. Едва мы миновали чахлую рощицу, как впереди на дороге показался танк. Шел он нам навстречу. В глаза бросились его угловатые контуры. «Не наш», — екнуло сердце.
Я вдавил тормоз в пол.
— Эй, не дрова везешь! — послышалось из кузова.
И тут танк выстрелил. Скорее всего — с ходу, потому что промазал по неподвижной машине. Снаряд его рванул немного правее машины, на обочине. Парни, как горох, посыпались из кузова и — в обе стороны от дороги.
Я распахнул дверцу и кинулся в рощицу. Усатый сержант, бросив в кабине сумку с документами, побежал в другую сторону.
Рядом со мной оказался боец из заслона. Его винтовка с примкнутым штыком мешала бежать, цепляясь за кусты и ветки деревьев.
Танк выстрелил еще раз, и полуторка вспыхнула.
Танк принялся прочесывать пулеметным огнем обочины и рощицу. Пули так и чмокали по стволам деревьев.
— Ложись, пока не зацепило.
Я свалился на землю, рядом упал боец.
Рев танкового мотора приближался, и среди редких деревьев показалась его серая туша. Неожиданно грянул взрыв. Гусеница танка слетела, и он крутанулся на месте. Из моторного отсека повалил дым.
«На мине подорвался», — догадался я. Откуда она взялась — неизвестно, но это здорово нам помогло. Только потом пришло осознание, что если бы мы проехали еще немного, подорвались бы сами.
Люки танка распахнулись, и из машины стал выбираться экипаж.
— Чего лежишь, стреляй!
Боец передернул затвор, прицелился, выстрелил. Мимо. Эх, чему их только учили. Здесь же и сотни метров не будет.
— Дай сюда винтовку!
— Никак нельзя — табельное оружие, на мне числится.
— Сейчас немцы тебе покажут, как стрелять надо. Очухаются только.
Боец с явной неохотой подтолкнул ко мне винтовку. Давно я не держал в руках трехлинейку. Прицелился, задержал дыхание, подвел мушку к спине немца и плавно выжал спуск. Бах! Винтовка ощутимо ударила в плечо. Но немец завалился вбок.
Трое из экипажа забежали за танк и стали стрелять в нашу сторону из пистолетов. Ага! Не успели снять с танка пулемет — уже легче. Однако их трое, а винтовка у нас одна. Но и за танком они долго не усидят.
Танк дымил все сильнее, и вскоре из жалюзей моторного отсека, а затем и из открытых люков полыхнуло пламя. Буквально через минуту, а то и ранее рванет боекомплект. Любой танкист это понимает. Знали это и немцы. Вот один из них бросился вдоль дороги назад — в сторону, откуда появился танк. Его черный комбинезон мелькнул настолько быстро, что я и на мушку поймать его не успел.
Я взял прицел чуть выше дороги и левее танка. И как только из-за танка мелькнул танкист, нажал спуск. Убить — не убил, но в ногу ранил. Немец упал и начал что-то кричать своим.
Из-за танка выбежал последний танкист, схватил упавшего поперек груди и потащил в сторону. Я выстрелил, и одновременно с той стороны дороги хлопнул негромкий выстрел.
И в это время танк взорвался. Сначала из люков вырвался факел пламени, потом сорвало башню и раскатисто ахнуло. Во все стороны полетели какие-то куски.
Я ткнулся носом в землю. Когда поднял голову, оставшийся в живых танкист убегал по дороге. Я передернул затвор, прицелился, нажал спуск. Но вместо выстрела раздался лишь щелчок.
— Патроны дай, — повернулся я к бойцу.
— Нету, у меня всего пять патронов было.
