небогатые, а кое-где и совсем убогие избёнки работного люда.
Наконец, выехали в чистое поле, лошади на проторенном санном пути добавили хода.
Версты через две свернули на реку. Здесь ехать было лучше — лёд гладкий, присыпан снежком, подковы не скользили.
Ехали мы до первой остановки долго, да и остановились на полчаса, не более. Задали лошадям овса, сами погрызли промёрзших сухарей. И только поздно вечером въехали в ворота постоялого двора, заполнив всю обширную территорию.
Мальчишка-слуга отвёл мою лошадь в конюшню, я же с мешком денег прошёл внутрь — в тепло, снял небольшую, но отдельную комнату, попросив, чтобы ужин принесли туда. Поев, сразу улёгся спать — за день на морозе подмёрз, проголодался и устал. Если мы будем ехать такими темпами, до Торжка доберёмся только за неделю. Домой же хотелось попасть скорее — повидать сына и Дарью, отмыться в баньке, поесть домашних щец и пирогов.
Я немного ошибся — мы добрались за шесть дней. Обозным хорошо — они уже дома, а мне ещё предстоял путь в три раза больший.
Ещё два дня прошло в ожидании обоза. Ну не было обозов в нужном направлении хоть плачь. Когда и на третий день ситуация не изменилась, я плюнул на опасность путешествия в одиночку, хлестанул коня и помчался по дороге на Великие Луки. Дорога наезженная, заблудиться нельзя — гони коня да поглядывай по сторонам.
За три дня я добрался до Великих Лук, а с обозом добирался бы дней десять. Позволил передохнуть себе и коню денёк, обогреться в тепле. От мороза щёки мои покрылись чуть ли не струпьями. Барсучьим жиром надо было их смазать, да не припас заранее, не предусмотрел. Ничего, до Пскова уже всего-то три дня пути, выдюжу.
Утром я встал рано, плотно поел — когда-то ещё удастся покушать, взнуздал и вывел лошадь. Было ещё сумрачно, но солнце уже вставало, и окрасило золотистым цветом луковки церквей.
Городские ворота открыли, и я в числе первых выехал. Отдохнувший конь нёс легко, только монеты побрякивали в мешке.
Я проверил, легко ли выходит сабля из ножен. Предосторожность не лишняя: после тепла и сразу на мороз — прихватить наледью в ножнах может, не выхватишь быстро в нужный момент.
Я успел проскакать вёрст десять, когда вылетел из-за пригорка и сразу увидел их. Прямо на дороге стояли трое верховых. Нет, не разбойники — одеты справно, да и откуда у разбойников сытые лоснящиеся кони? Возникло нехорошее ощущение, что ждут именно меня. Откуда оно возникло — даже не могу сказать.
Я осадил коня, развернулся и пустил галопом в обратную дорогу. Лучше перестраховаться — против троих шансов немного.
На пригорке обернулся — верховые пустились за мной вдогон. Точно, по мою душу. Одно плохо — конь мой проскакал уже немало, а у них лошади отдохнувшие. И как назло, постоялых дворов вблизи не было. Обычно они стояли вёрст через пятнадцать — с расчётом дневного пути обоза.
Топот сзади нарастал. Я обернулся снова. Догоняют молча, без залихватских выкриков. Лица молодые, бородатые и злые.
Я понял — без схватки не обойтись.
Я вытащил из-под тулупа угревшийся на животе пистолет, взвёл курок. Топот коней всё ближе и ближе, а мой конь стал уставать, сбавлять понемногу ход. Я просто спиной чувствовал, что преследователи уже рядом. Повернул голову — ближайший в десяти метрах, не более. Пора! Я резко обернулся, поднял пистолет и выстрелил.
Видно, от меня не ожидали отпора, иначе верховой пригнулся бы, лёг на шею коня, пытаясь укрыться от свинца. Картечины изодрали овчинный тулуп догонявшего, сорвали шапку. Преследователь упал на шею коня, тот постепенно стал отставать.
И не успел я порадоваться за успешный выстрел, как щёлкнула тетива арбалета, и в седло ударило. Рукой я нащупал на задней луке арбалетный болт, пронзивший полу тулупа и вонзившийся в дерево седла. Мне удалось раскачать его и выдернуть. Слава богу, не только я не смогу на ходу перезарядить пистолет, но и мои преследователи — натянуть арбалетную тетиву — тоже. Для этого надо остановиться, сойти на землю и специальным рычагом, прозываемым «козьей ногой», натянуть тетиву арбалета, преодолев усилие плеч арбалета, и только потом уложить болт в жёлоб. Мешкотно.
Оба преследователя стали медленно приближаться, пытаясь зайти слева и справа. Я прижался к левой стороне санного пути. Теперь справа я могу работать саблей — всё же я правша, так мне удобнее, а слева — снежная целина, не сможет догонявший меня развить по целине такую же скорость, как и я по дороге. На это я и рассчитывал — надо их бить поодиночке, накинутся парой — смерть.
Насколько я успел их разглядеть — ребята молодые, лет по тридцать. В этом возрасте сила и реакция есть, и приобретён опыт владения оружием. Другой вопрос — где был приобретён этот опыт. Коли в бою, прошедши не одну сечу и оставшись в живых — тогда противник сильней, а если кистенём бил растерявшихся крестьян в обозе — то не опыт, а наглость, помноженная на безнаказанность.
Всё покажет схватка. К сожалению, избежать её не удастся.
Конь мой уже ёкал селезёнкой — вскоре он не сможет бежать, встанет. Я сознательно чуть придержал поводья, и противник справа приблизился. Он привстал на стременах, намереваясь рубануть саблей. Только бить ему не сподручно — правой рукой налево.
Я не стал испытывать судьбу и снизу ударил его жеребца по шее, перерубив сосуды. Фонтаном ударила кровь, жеребец качнулся и осел на передние ноги. Стоявший на стременах противник кубарем покатился по дороге. Эх, добить не успею, пока он в шоке от падения и не успел собраться.
Сзади уже догонял третий, который яростно что- то кричал, но ветер относил его слова, да и уши мои были прикрыты шапкой. Преследователь всё ближе, теперь он гнал коня по правой половине дороги, поняв, что ошибся, направив коня по снежной целине.
Я повернул голову — между нами было два корпуса коня, не более. Я резко натянул поводья. Уставший мой конь встал, а преследователь не успел отреагировать и проскочил вперёд. Я постарался не упустить момент — ударил саблей. Неудачно рубанул — удар пришёлся вскользь, но тулуп я ему рассёк, и кожу — тоже, так как на белом тулупе выступили красные пятна.
Преследователь завертел головой, высматривая меня. Увидев, что я стою на месте, стал разворачиваться. С лобовой атаки хочет рубиться. Хоть он и ранен, но неопасно, ишь — зубы щерит, поквитаться хочет.
Всадник толкнул коня ногами и начал разбег. Я решил схитрить — вытащил пистолет, взял его в левую руку, в правой — сабля. Когда до врага оставалось метров пять-семь, вскинул пистолет. Я-то знал, что он разряжен, но откуда это было знать ему? Может, у меня за поясом была пара пистолетов.
Уловка сработала. Завидев пистолет, направленный в лоб — уж очень свежи были воспоминания о первом из шайки, убитом в начале погони — враг мгновенно среагировал: упал на шею коня и перенёс вес тела на левую ногу, пытаясь прикрыться корпусом коня. Я не упустил момента — второго могло и не быть, и изо всей силы рубанул его по бедру правой ноги. Противник так и не поднялся.
Кони разъехались — я повернул своего. Разбойник свешивался на левую сторону всё больше, всё сильнее и, наконец, упал. Фу! Невдалеке есть ещё один — тот, что упал с убитой лошади. Надо им заняться, а если удастся ранить или в плен захватить, да выяснить — кто навёл на меня, было бы совсем хорошо.
Конь мой едва держался на ногах, но недалеко был свежий конь, с которого упал раненый или убитый мною враг. Он стоял возле хозяина. Вышколен, значит, скорее всего — не первый год вместе.
Я слез со своего коня и направился к поверженному врагу. Он ещё дышал — даже глаза были открыты, но я видел — смерть его стояла уже рядом. Почти перерубленная правая нога висела на куске кожи, крови натекло много — целая лужа, снег под раненым пропитался красным. Этот уже не боец, да и не допросишь.
Я подошёл к его коню. Ба! Да у седла приторочен арбалет, а в чехле — болты. Вот кто в меня стрелял на скаку, да рука подвела.
Я снял арбалет, натянул тетиву, наложил болт. Сел на коня. Почуяв чужого, он упёрся — не хотел уходить от хозяина, но после пары ударов плёткой всё же подчинился.
