успел отскочить, но концом лезвия я его все же достал. Полушубок на нападавшем расползся на животе, обнажив белеющее исподнее.
Рядом с лошадьми слышался звон ударов. Там сражался Федор. Прыжком я вскочил в сани и сверху атаковал врага, нанеся ему серию ударов. Разбойник не уклонялся, но успевал прикрываться топором. Попадая по железу, сабля высекала искры. Что-то мой противник больно ловок для простого крестьянина!
Разбойник отбил очередной удар и неожиданно кинул в меня топор. Каким чудом я успел уклониться, и сам не пойму — лезвие только слегка задело рукав, распоров его на плече.
Оставшись безоружным, разбойник кинулся бежать в лес, я — за ним. Подвела его крестьянская привычка носить зимой валенки. По снегу в них не побежишь так быстро, как в сапогах.
Через десяток метров мне удалось догнать его и ударить тупой стороной клинка по голове. Разбойник ничком рухнул в снег. Воткнув рядом с ним саблю, я расстегнул его пояс и связал ему обе руки. Пусть полежит, надо Федору помочь.
Я схватил саблю и кинулся к дороге. Но Федька-заноза справился и сам. Его противник лежал на снегу с отрубленной кистью, а Федька, матерясь сквозь зубы, перетягивал предплечье снятым с татя поясом, пытаясь остановить кровь.
— Вот, боярин, — тяжело дыша, проговорил он, — как ты и просил — живой.
— Я своего тоже спеленал. Пойдем, других посмотрим.
Бросив пленника на дороге, мы сошли к лесу.
Оба разбойника, в которых стрелял я, были мертвы. Пошарив но деревьям, что росли близ дороги, мы нашли две брошенные пищали. Так вот откуда эти два выстрела!
— Куда же они стреляли?
Мы вернулись к лошадям.
— Боярин, посмотри-ка!
Федька сбросил чучела на землю и зашвырнул в лес.
Мы подошли к моему пленнику. Он уже очухался и зубами пытался развязать узел на ремне. Увидев нас, завыл, заревел, как медведь раненый.
— Заткнись! — бросил ему Федор. — А то я тебе сам рот заткну.
Мы подхватили его под руки и поволокли к саням. Темень уже сменилась сероватой мглой и, присмотревшись, я узнал Серафима.
— А-а-а, старый знакомый!
— Я тебя не знаю, в глаза допрежь не видел.
— Зато я тебя с Иваном, подельником твоим, видел.
При упоминании об Иване Серафим дернулся.
— Ну, рассказывай!
— Что говорить? — срывающимся голосом спросил Серафим, искоса поглядывая на саблю.
— Почему на нас напал, разбойник!
— Я не разбойник. С Москвы еду, да преследовать меня стали двое верхами. Думал — ограбить хотят да порешить, вот и решил упредить.
— Ловко сочиняешь байки. А с Иваном чего замышлял?
— Ничего, по торговле мы.
— А как насчет казенного обоза с золотом?
Серафим снова дернулся.
— Вот сука, Иван, — сдал! — чертыхнулся тать.
— Ты говори — где засаду намечали, да сколько человек будет.
— Ничего не скажу, пропадите вы пропадом!
Я засмеялся.
— Ты еще меня не знаешь. Сейчас все расскажешь — даже запоешь, ежели попросим.
Серафим только сплюнул.
— Как знаешь. Федор, тащи сюда второго.
Федор подтащил раненого. Тот был бледен и
стонал.
— Как звать-то тебя?
— Самохой кличут.
— И кто же тебя надоумил на нас напасть?
— Вот он! — Глаза Самохи злобно уставились на Серафима.
— Ты же не дите малое, неразумное — взрослый мужик, а на пакость согласился.
— В первый раз — он денег обещал, истинный крест, — брызгал слюной Самоха.
— Про крест не надо. Ежели в доме твоем, скажем — в подвале — поискать хорошо, там много чего интересного найти можно.
Неожиданно Самоха дернулся и ногой ударил Серафима.
— Жизнь свою спасаешь? Меня продал? Почто про схорон сказал?!
Видно, с награбленными да запрятанными ценностями я попал в точку.
— Так ты расскажи, куда и на что он тебя подбивал?
Я наклонился к Самохе поближе. Глаза его с ненавистью и злобой смотрели на меня.
— Ты глазенками-то не сверкай, а то вмиг их лишишься!
— Да пошел ты! — отвернулся Самоха.
— И говорить не будешь?
В ответ — молчание. Ничего, я и не таких говорить заставлял.
Я сорвал с Серафима шапку, вытащил нож и отсек ему ухо. От боли и неожиданности Серафим вскрикнул.
— Я скажу, все скажу!
Не обращая внимания на крики, я отрезал второе ухо.
— Это чтобы ты понял — я шутить не буду. Начал бы говорить сразу, остался бы при ушах.
— Скажу, все скажу!
— Ну — смотри, иначе всего остругаю. Кто такой Иван?
— Писарь в Казенном приказе.
Я так и предполагал.
— Он навел на обоз с золотом?
— Он, иуда!
— Где, в каком месте напасть думали?
— За Ярославлем, на вологодском тракте; там место удобное есть — дорога в гору идет, обоз ход сбавит.
— Когда обоз?
— Через седмицу ровно.
— А чего Иван сам обоз грабить не хочет?
— Людей у него мало, десяток только.
— Где встречаться должны?
— Как обоз в гору подниматься будет, мы напасть должны, а Иван со своими людьми на обоз сзади нападет. Он за обозом из самой Москвы ехать должен. Мало ли — вдруг планы изменятся у стрельцов.
В основном план прост и понятен.
— Твои люди где?
— Самоха и эти двое.
Я резанул его ножом но подбородку, брызнула кровь.
— Я же просил правду говорить. С этими тремя обоз с охраной не взять. У тебя еще два десятка быть должно. Где они?
Сзади раздался щелчок. Я слишком хорошо знал этот звук и мгновенно упал на бок. Громыхнул
