10», сборник задач Демковича. Ходил в «Просвещение».
Вероника Грибанова с ним ходила. Только поступила на работу в училище. И он только поступил, точнее — вернулся из армии. Совсем она молоденькая. «Не понимаю, как вы могли, Виктор Данилович…» Она, конечно, не понимает. «Виктор Данилович, не надо, чтобы опять неправду…» Волновалась не меньше его. Значит, и он волновался? Значит, он все-таки баба. И здесь задержался. К чему? Повиниться перед самим собой с открытым сердцем? Но Вити Скудатина больше нет. Он должен это сам навсегда усвоить.
Виктор, нигде больше не задерживаясь, спустился с четвертого этажа в вестибюль и вышел из училища. Захлопнулась дверь. Он понял, что дверь за ним как за мастером-воспитателем закрылась навсегда.
Он пересек двор училища и, не доходя до ворот, где была волейбольная площадка, остановился, достал из кармана фотографию, которую вынул из рук Марины Осиповны. Разорвал на мелкие кусочки, швырнул прочь.
Ветер подхватил кусочки, разбросал по волейбольной площадке.
Скудатин вышел за ворота.
После совещания месткома Юрий Матвеевич долго сидел один в кабинете.
Будет подготовлен приказ об увольнении Скудатина и о передаче его группы временной комиссии под председательством Жихарева. Постановил местком. Проголосовали за решение единогласно.
Витя Скудатин, паренек с Басманной. Вырос в мастера-воспитателя. А вырос ли? Если такое произошло, значит, нет. Что с ним случилось? Почему так себя повел? Зачем эта женщина около него? Фальшивый документ. Подлог. Кто делает? Витя Скудатин! Не думал Юрий Матвеевич, что ему в папку с документами особого свойства придется положить решение месткома о Викторе Скудатине. Леонид Павлович прав — только прежнее отношение людей к Виктору спасло его от более сурового наказания. Понимает он хоть это или тоже не понимает?
Заглянула в кабинет Тамара Александровна, сказала:
— Вас по железнодорожному.
Юрий Матвеевич снял трубку железнодорожной связи. Звонил начальник депо.
— Ну что? — спросил он Юрия Матвеевича.
— Уволили, конечно.
— Мы пока дадим ему возможность подумать. Завтра выйдет в рейс.
— Об этом хотел просить тебя. Оставить его в училище не могу.
— Переживаешь?
— Да.
— Не ребенок он.
— Конечно. Но это не просто ошибка.
— Тут еще история с Семеном Аркадьевичем, — сказал Георгий Демьянович.
Семен Аркадьевич — это муж Нины Михайловны.
— Уходит с работы?
— Не только с работы. Семью оставил.
Так директор впервые узнал о случившемся в семье у Нины Михайловны.
Юрий Матвеевич замолк. Молча и положил трубку. Потом вышел в приемную, позвал Тамару Александровну. Когда Тамара Александровна зашла в кабинет, Юрий Матвеевич спросил:
— Где Нина Михайловна?
— На занятиях у Эры Васильевны. Вы уже знаете, что у нее случилось?
— Да. Если бы все было наоборот…
— Вы бы хотели, чтобы Нина Михайловна ушла от Семена Аркадьевича?
— Нет, если бы Виктор ушел от своей мочалы.
Тамара Александровна смотрела на директора. Она всегда знала его как выдержанного человека. Это все знали в училище. Сейчас Тамара Александровна видела перед собой Юрия Матвеевича расстроенного и по-мальчишески обиженного. Обиженного нескрываемо открыто, до тягостной боли в глазах, как это бывает у ребят. Слово «мочала» взял от собственных учеников.
Тамара Александровна думала, что директор заговорит с ней о Нине Михайловне или о Викторе Скудатине, а он вдруг сказал:
— Когда же хорошие московские девушки поверят в наших ребят…
Потом директор попросил Тамару Александровну соединить его с начальником культурно- воспитательного отдела Городского управления. Этот звонок он оттягивал, но больше оттягивать нельзя было.
Тамара Александровна соединила.
— Мы должны вернуть переходящее знамя за квартал, — сказал Юрий Матвеевич. — У нас чрезвычайное происшествие.
— С каким-нибудь учеником?
— С мастером.
— Составлен милицейский протокол?
— Сами составили протокол.
— Когда вернете знамя?
— Сегодня. Сейчас.
После заседания месткома Вероника думала только об одном, что будет с Тосей Вандышевым и его группой. Она должна первой увидеть Тосю и сказать ему о Викторе Даниловиче.
Вероника кинулась к расписанию — где ЭЛ-16? Физика. Побежала наверх в кабинет физики. В кабинете — никого: ни группы, ни Нины Михайловны. Спустилась, заглянула к себе в библиотеку: вдруг Тося здесь. Тоси не было, но двое из группы сидели за столами, занимались.
— Где Вандышев?
— В «техническом творчестве».
Побежала в кабинет технического творчества.
В кабинете остро пахло азотной кислотой: Шмелев обрабатывал кислотой чеканку. Тося стоял рядом и наблюдал, как латунь под воздействием кислоты делалась чистой, сверкающей.
Вероника позвала Тосю.
Он вышел к ней в коридор. Несколько секунд они молча стояли друг перед другом.
Вероника потрогала очки, хотя с очками было все в порядке, помедлила еще немного, собираясь с силами, и наконец все сказала, волнуясь, сбиваясь, торопясь, чтобы поскорее покончить с этим. Не глядя Тосе в глаза, как будто сама была виновата, как будто сама была той женщиной, из-за которой Виктор Скудатин перестал быть прежним Виктором Скудатиным. Из-за которой Тося, может быть, постареет, и не раз в семь лет, а сейчас.
Глава VI
Тося Вандышев
Игорь с матерью привыкли, что Тося в училище задерживается допоздна — если не вечерние консультации, то совет командиров, комсомольский прожектор, сдача норм ГТО. А если нет консультаций, собраний, советов, ГТО, все свободное время занимает комната технического творчества. И еще теперь поездная практика. Тося ездил уже на дальние расстояния, на так называемые большие плечи.
Тося иногда уезжал в ночь, иногда в день. Самые радостные часы его жизни, когда он шел в локомотивную бригаду. Врач перед поездкой почти не проверял Тосю. Достаточно было на него взглянуть, и становилось понятным, что Тося к рейсу готов. Это его единственная работа на всю жизнь. Он сам ее выбрал для себя, начал в семье локомотивное дело.
Игорь, конечно, вправе жить так, как он хочет, и не иметь к локомотивам никакого отношения. Игорь