Игорь сказал Борису Андреевичу, что он больше не может возиться с бумагами.
— Не можешь, значит? — с раздражением сказал Чеботарев. — Самый важный участок работы, голубчик! Тогда не путайся понапрасну под ногами.
— Хочу видеть СЛОК.
— Сперва надо добиться, чтобы его вывели с завода. У нас, знаешь ли, не выставка народного хозяйства. Здесь работают.
— Я что, не работаю! — огрызался Игорь.
— Канючишь!
Игорь канючит! В жизни такого не бывало и не будет. Никому не дождаться. Игорь готов был немедленно низвергнуть с пьедестала Чеботарева, хотя сам его на пьедестал и водрузил.
У Игоря была уже мысль — узнать подробнее, что делается в лаборатории прочностных испытаний Устинцева. Может быть, там сразу дадут настоящее дело? «Путаешься под ногами…» А тут с ног сбиваешься от пустой беготни. Игорь даже Але не рассказывал, чем он занимается. Скорость — моя стихия. Прицепим телегу к звезде!.. Москва — Ленинград за два часа!.. Все, оказывается, на бумаге. Вот Чеботарев и сходит с ума. Орет на всех в лаборатории, обвиняет. Ну, не на всех. На Игоря орет. Господин начальник, е-мое.
Но на следующий же день Чеботарев подсел к Игорю, полистал его бумажки.
— Ты мне учись прилично, — сказал Борис Андреевич. — И вникай!
— Я вник.
— Куда?
— В ваши министерства, МПСы.
— МПС тоже понять можно. Боятся. Москва — Ленинград загруженная линия. А тут мы как бешеные носиться будем. И шум от двигателей. Пока что.
— Ясно, — кивал Игорь. Он все-таки любил Чеботарева.
— Ты думал: сел и поехал? — говорил Чеботарев.
— Погалопировал.
— Галопируют иногда тележки СЛОКа, чего быть не должно.
Игорь пожал плечами.
— Одной девочке я кое-что обещал.
Борис Андреевич внимательно посмотрел на Игоря.
— СЛОК ты ей не обещал? Пока что.
— Пока что — не обещал, — ответил Игорь. — Так… телегу…
Игорь прочел много и технических инструкций. Пытался в них разобраться, понять. Самостоятельно — он гордый. На худой конец, выучить, запомнить. Но локомотива все-таки не видел. Локомотив стоит на заводе, готовый к новым испытаниям. Все приветствуют его появление, но никто не может пока что решиться выпустить его на хорошие рельсы, чтобы он попробовал свою максимальную скорость.
— Ну, куда еще податься? — говорил Чеботарев, нахохлившись и вяло постукивая пальцами по столу. — Что предпринять?
Перед ним лежала раскрытая папка цвета маренго. Гроб-папка. На самом верху — документ, который совсем недавно Чеботарев отправил в МПС — «Устойчивость движения СЛОК-5», в котором подтверждалось, что движение СЛОКа будет устойчивым при скоростях 100 м/сек (360 км/час) и определяется системой нелинейных дифференциальных уравнений сорокового порядка.
Чеботарев сидел, и, казалось, не было никакой устойчивости в его позе. Он продолжал вяло постукивать пальцами, наклонил голову. Не столько наклонил, сколько свесил ее на грудь. Время близилось к концу рабочего дня.
Собрались все — кто выкурить по последней сигарете, кто перекинуться последними на сегодня словами. Пепельница давно была полна окурками и бумажками от леденцов «Театральные». У Бориса Андреевича в кармане пиджака всегда имелась горсть «Театральных». Это ему заменяло на день пачку сигарет.
— В троллейбусе маленький мальчик говорит матери, — пыталась расшевелить всех Бронислава: — «Если не купишь мороженое, опять буду называть тебя бабушкой».
Улыбнулись. Кое-кто. Чеботарев движением головы дал понять, что принял к сведению эту веселую историю.
В комнате — тишина. Бронислава делает последнюю попытку:
— В баре разгулялся пьяный карлик и кричит бармену: «В щепки разнесу твой паршивый бар!» Из кармана у него высовывается маленькая, тоже пьяная, мышь.
— Кто высовывается? — спросил вдруг Борис Андреевич.
— Мышь.
— Что же мышь?
— Закричала, что они и кошку бармена съедят.
— Н-да. Истина где-то рядом с мышью, — ответил Чеботарев, все еще нахохлившись.
Игорь одной рукой подбрасывает, другой ловит коробку со скрепками: мобилизация остроты зрения. Испытателю необходимо острое зрение.
Протрещал зуммер переговорного устройства. Секретарь директора института попросила забрать поступившую в адрес СЛОКа корреспонденцию.
— Кто теперь от нас отказывается? — меланхолично спросил Борис Андреевич, доставая из кармана последнюю на сегодняшний день конфету «Театральная».
— Казахстан, — ответила секретарша.
— А вы, Прекрасная Елена?
— Я? Нет, Борис Андреевич.
— В свои восемнадцать лет вы очень разумны. И мы не будем называть вас бабушкой и кошку вашу не съедим.
— Что?
— У вас есть кошка?
— Нет.
— Вы не любите кошек?
— Я люблю скорость, как один ваш сотрудник.
Все в лаборатории, конечно, посмотрели на Игоря. Игорь перестал подбрасывать и ловить коробку, потому что сейчас может понадобиться не острота зрения, а острота языка.
— Один наш сотрудник и явится за депешей из Казахстана, — сказал Чеботарев, сладкая бумажка в его пальцах легко заклеилась в маленький шарик, и Борис Андреевич удачно зашвырнул его в пепельницу.
— Океан сменился спокойной гаванью, — сказал Галаншин («наличие действительности»). И непонятно было, для кого океан сменился спокойной гаванью — для Казахстана или для лаборатории.
Тут не удержался и сказал свое слово Беседин. Он был таким толстым, что пиджак на животе едва застегивался и пуговицы были предельно напряжены. Бронислава даже вывела формулу напряжения этих пуговиц.
— Творческая личность всегда неудобна. — И Беседин при этом осмотрел самого себя.
Теперь уже засмеялись все. Вопреки сообщению из Казахстана.
Игорь подкинул коробку, поймал ее на голову и так с коробкой на голове и вышел из комнаты. Недавно разослали программы испытаний начальникам дорог с просьбой подумать, что они могут. Начальники, значит, ничего не могли: поступали ответы с отказами.
Игорь должен был сходить в приемную директора, получить депешу от Прекрасной Елены и вложить в папку цвета маренго, над которой сидел Чеботарев.
Да, Игорь типичный конторщик, а не испытатель. Кто бы подумал? Превратности судьбы. Нет, гримасы злобствующей судьбы!
Игорь шел по коридору, нес на голове скрепки. Он готовил себя к встрече с Еленой. Он не очень понимал, куда и к чему могут привести его отношения с Еленой, но что-то в этих отношениях с каждым разом непонятно обострялось и приближало Игоря к Елене.
