— Кого-нибудь… — продолжила Катя.
— Ждет.
— Пфф! — Катя это сделала совсем как Глебка. И Костя понял, что, пожалуй, выиграл, что она, пожалуй, останется. Пенсионер Овражкин, часто стоя за Костиной спиной, когда Костя работал со снегом, говорил: «Предначертания судьбы».
Тетя Слоня не подозревала о сложности только что произошедшего между Костей и Катей разговора. Тетю Слоню смущало только одно — с каких позиций рассматривать Катю? Кто она? Откуда? Но, чтобы не ломать голову и чтобы Костя не передумал в отношении племянника, сказала:
— Я быстренько поеду в питание.
— А я прямо у них и начну жить, — сказал Глебка.
— Ты еще успеешь мне кровь попортить. — Костя старался говорить и вести себя обычно, чтобы не спугнуть свое счастье: неужели Глебку он спокойненько передает с рук на руки!
— Успеет, — вздохнула Соня Петровна. — Бегаю за ним, сколько ноги могут. Извелась. Во сне вскакиваю…
Глебка пустился на отвлекающий маневр:
— У меня задача не получается. На пасеке имелось К штук ульев. С первой пасеки сняли А килограммов меда, со второй В. Сколько…
— Потом ей расскажешь, — Костя показал на Катю. — Ей тоже надо учиться, она из глубинки.
Соня Петровна направилась было к дверям, но спохватилась:
— Будильник у вас имеется?
— Имеется. Тикает, слышите?
Соня Петровна снова поехала:
— Чтобы-черный-карандаш-«Пионер»-имелся…
— Как? Глеб Недочеловечевич уже пионер?
— Нет еще. — Соня Петровна растерянно смолкла, потом продолжала: — Детская-точилка-«Рыбка»- нотная-разрезная-азбука-чтобы-с-эскалатора-не-падал-это-он-нарочно-падает-как-и-ноги-поджимает. — Соня Петровна глотнула воздуха. — На-физкультуру-чтобы-не-забывал-класть-в-портфель-черные-трусы- и-белую-майку-с-коротким-рукавом-я-дам-тапочки-да-обязательно-тапочки-а-то-физкультура-сердится.
— Какая еще физкультура? — возмутился Глебка. — Группа спортивного совершен-с-т… — забуксовал Глебка, — …ст-вования. Что я, пенсионер какой-нибудь!
— Перебил он меня. Боже мой… Около рта вертится, что еще должна сказать… — забуксовала теперь Соня Петровна.
— Ай, ду-ду, — смилостивился Глебка.
— Верно. «Ай, ду-ду». Надо выучить песню.
— Не переживайте. Подудим. — Костя теперь ничего не боялся: он надеялся на Катю.
Глебка изо всех сил начал болтать ногами, демонстрируя независимость.
— Он у меня запоет, — вдруг сказала Катя решительно. — Отпуск свой не пожалею.
«Ну вот, теперь все, — понял Костя. — Окончательно ударили по рукам».
— Век не забуду! — радостно встрепенулась тетя Слоня: она тоже теперь поняла, что сделка завершилась.
— Порядок в танковых войсках! — Костя ликовал.
— Пошли, соберу тебя, — сказала Соня Петровна племяннику. — Некогда мне. — Соня Петровна прекрасно соображала, что надо ковать железо, пока горячо…
— Скатерть у вас есть? — спросила Катя.
— Есть.
— Пришлите.
— И белье постельное пришлю.
— Зачем скатерть? — удивился Костя.
— На стол. Зачем еще.
— Скатерти у меня не было и не будет.
— Будет, потому что начал высоко цениться уют, ты следишь за моей мыслью? — Катя плодотворно отнеслась к Костиной лекции.
Тетя и племянник ушли. На полу остался портфель. Напоминал ладони хозяина: чернильные контуры материков. Была даже снежная вершина: в замок портфеля, по неизвестной причине, набился снег. Он таял и горным ручейком стекал на пол и создал небольшое водохранилище.
— Почему Глебка не в школе? Прогуливает? — Катя продолжала развертывать свое наступление.
— Откуда мне знать?
— Я тебя не пойму. Ты забыл? Ты воспитывать должен.
— Прямо сейчас? Я? — Костя попробовал удивиться.
— Прямо сейчас, ты! — Катя отыскала на кухне тряпку, пошла и вытерла портфель и пол вокруг портфеля. Отнесла назад на кухню тряпку, сполоснула руки.
И тут появляется Глеб Рожков. А точнее — узел и флакон с чернилами, который Рожков протянул из- под узла с долей ненависти. За Глебкой в двери проворно всунулась Тетеркина.
— Глеб по ошибке к тебе, Костя, с грязным бельем?
— С чистым. И не по ошибке.
Тетеркина в упор рассматривала Катю.
— Можно его и к вам, Франческа Иоахимовна. Не возражаю, — сказал Костя. — Муза и Рожков составят отличную упряжку. Наши, ваши…
Франческа Иоахимовна, она же Вера Ивановна, закрыла дверь.
— Я возражаю! — закричал из-под узла Глебка. — Ты чернила получил!
— Не велика взятка, но факт имеет место. Тем более, от такого мелкого чинуши, как Рожков.
— Я учусь во втором, а может быть, уже в третьем классе.
— Как тебе это удается?
— Очень быстро учусь.
Катя спросила:
— Ты почему но в школе в это время?
— В это время я перебираюсь.
Костя уже с опаской поинтересовался:
— На всю жизнь перебираешься?
— Я могу.
— Я не могу. Мне мое время дорого. Я на государственной службе. У меня государственные флаги.
— Надо снять с него узел. — И Катя подошла к Глебке.
— Ничего, узел потерпит. Узлу, я думаю, время не дорого.
С Глебки все-таки сняли узел. В узле были одеяло, простыни, наволочки, подушка, черные трусы, тапочки, завернутые в газету, белые майки и скатерть.
— Понаехали, натащили барахла, — ворчал Костя. — Но повернуться.
— Барахла, по-моему, натащил ты, — сказала Катя.
— Жалко, — сказал Глебка. — Мостов жалко.
— Не трамвай.
— Почему не поправишь? Он неверно произнес слово.
— Не развалится.
Кажется, угроза воспитания нависла и над Костей.
— Нас двое, ты одна. — Глебка достал из кармана бельевую прищепку, раскрыл ее, вложил в прищепку бумажный пистон и выстрелил.
— Какие у него понятия о жизни, — Катя поглядела, ровно ли постелила скатерть, поправила, одернула. Потом протянула руку: — Прищепку сюда!
Глебка не знал, как поступить — оказать сопротивление или не оказать.
— Сдай оружие, — посоветовал Костя. — Ты погорячился, задачу про К штук ульев ей решать. Я тебя,
