въехал на прямую дорожку, усыпанную мелким щебнем и обсаженную большими кустами жасмина.
Проехав еще с полкилометра, «джип» остановился на большой поляне у длинного одноэтажного здания, бетонные стены которого были тщательно побелены. На них издалека виднелись огромные красные кресты. Рядом, борт к борту, стояли пятнистые «панары» — пять машин, чуть дальше — грузовой «мерседес» и несколько пятнистых «джипов» с пулеметами и базуками на турелях. Вокруг машин лениво слонялись парни в распахнутых куртках, без оружия. Настроение у всех было прекрасное, то и дело слышались шутки и взрывы смеха.
— Привет, ребята! — крикнул Кувье, выскакивая из машины. — Шеф у себя?
— У себя, — ответил молодой парень со сплошной татуировкой на обнаженных выше локтей волосатых руках. — Злой как черт!
— Сейчас мы ему поднимем настроение. Гостя привез!
И Кувье, подмигнув, согнул руку кренделем, словно приглашая Петра войти с ним в дом под ручку.
— А где же… Больные? Врачи? — Петр, легко выпрыгивая из «джипа», указал взглядом на здание с красными крестами.
— В буше, — кивнул Кувье в сторону зарослей, окружающих большую поляну, на которой стоял дом. — Да ты не бойся, — снисходительно добавил он. — Здесь у них контора была, прокаженных сюда и близко не подпускали. По крайней мере так нам сказали, когда мы реквизировали это здание.
Не обращая внимания на черных часовых, стоявших под козырьком-навесом у входа, он пошел вперед, не оглядываясь, уверенный, что Петр идет за ним следом.
Действительно, Петру не оставалось ничего иного, и он вошел в крохотный и совершенно пустой холл, из которого направо и налево тянулся коридор. У стен громоздились зеленые ящики с надписями, призывающими к осторожности в обращении с их содержимым. На некоторых были нарисованы черепа и кости.
Кувье свернул налево и прошел в конец коридора, упиравшегося в дверь с надписью: «Шеф-доктор», подождал, пока Петр догонит его, и без стука открыл дверь. За ней оказалась просторная комната, у дальней стены которой вокруг массивного письменного стола томилось несколько европейцев в пятнистой форме, с тяжелыми кобурами, оттягивающими широкие брезентовые ремни.
Штангер, в такой же форме, склонился над расстеленной на столе картой. Он первым заметил вошедших и уперся в них холодным взглядом. Остальные разом обернулись.
Все они были, как сразу же отметил Петр, далеко не новички в своем деле. Жесткие, обветренные и обожженные солнцем лица, колючие, недоверчивые глаза.
— Хэлло! — бросил в наступившую тишину Кувье. — Господин советник оказался столь любезен, что с благодарностью принял ваше приглашение, шеф!
Штангер досадливо поморщился, попытался изобразить на своем плоском лице подобие улыбки:
— Хэлло, мистер Николаев! Рад продолжить знакомство. После нашей первой встречи вы пошли в гору.
— Спасибо, полковник, — в тон ему ответил Петр, — да и вы, как я вижу, не теряли времени даром.
И он демонстративно обвел взглядом просторную комнату: стены ее были увешаны крупномасштабными картами, в углу, у окна, на зеленом ящике, стояла рация, рядом с нею, на подоконнике, лежал гранатомет.
— Джентльмены, позвольте представить вам господина советника, — пропустил мимо ушей его слова Штангер. — Маршал (он презрительно скривился) Эбахон, как говорят, советуется с господином Николаевым по важнейшим политическим вопросам.
Наемники смотрели на Петра с любопытством.
— Господин советник — русский, — многозначительно продолжал Штангер.
— Надеюсь, белый? — сострил круглолицый толстяк, стоящий рядом с ним.
— Красный! — отрезал Штангер. — Самый настоящий красный!
— Ого! — вырвалось у толстяка.
— Забавно, — протянул почти нараспев другой наемник, чей череп был выбрит до синеватого блеска.
— А это… — Штангер сделал округлый жест рукою, — мои боевые товарищи, господин советник. — И обратился к бельгийцу: — Проводи господина советника в соседнюю комнату и постарайся занять, пока мы тут кончим наши игры…
И он склонился над картой, словно Петра здесь уже не было.
Соседняя комната, о которой говорил Штангер, оказалась чем-то вроде маленького конференц-зала. Вдоль стен здесь стояли металлические белые стулья, на стене, за хлипким столиком, висела большая порыжевшая школьная доска, расчерченная мелом на горизонтальные и вертикальные графы. Кто-то небрежно стер мел сухой тряпкой, валявшейся тут же, на полу, но на доске все еще виднелись какие-то цифры.
— Здесь они писали, сколько у них вылечилось, сколько пришло новых, — брезгливо покосился на доску Кувье и ногой пододвинул Петру белый стул.
— Давайте-ка… На всякий случай…
С этими словами он отстегнул от своего широкого брезентового пояса большую флягу, отвернул пробку-стакан и плеснул в него коричневатую жидкость. По комнате разлился запах виски.
Петр протянул руку. При мысли о проказе все-таки становилось не по себе.
— И вторую тоже, — потребовал Кувье.
Петр с удивлением протянул и вторую руку. Бельгиец нетерпеливо сложил его ладони ковшом и выплеснул на них виски:
— А теперь растирай…
Пока Петр послушно растирал виски по ладоням, Кувье налил другую порцию.
— А это вовнутрь! Черт их знает, может быть, микробы здесь носятся в воздухе. А теперь полей на руки и мне…
Для большей надежности они повторили процедуру уже за столом, правда, на этот раз не заботясь о чистоте рук.
— Ну вот, — облегченно вздохнул Кувье, завинчивая флягу. — Оказывается, жить можно даже в лепрозории. Сказали бы мне это в Европе, ни за что бы не поверил. А ты?
Петр пожал плечами.
— Мне приходилось бывать в таких местах. Врачи убеждены, что проказа — болезнь грязных рук. Если соблюдать правила гигиены…
— Выходит, мы сделали все по науке, — подвел итог бельгиец. — Так, говоришь, ты бывал в таких местах и раньше? — Он покрутил головой. — Ты храбрый парень, я понял это еще тогда, в бассейне.
Петр хмыкнул: виски размягчило его собеседника, чувствовалось, что его томит жажда общения.
— А что это за люди… у вашего шефа? Тот вот толстяк, например? — как бы между прочим спросил он бельгийца.
— Гуссенс? «Пивная бочка» Гуссенс? Командир Кодо-3? — развеселился Кувье. — О, этот фламандец себя еще покажет. Он прославился еще в Конго: перепродал в Саудовскую Аравию два грузовика оружия, которое Чомбе закупил для своих наемников.
— А что такое Кодо-3?
— Так мы называем наши части. Командо-1, Командо-2, Командо-3. Сокращенно — Кодо. Полковник Штангер, например, командир Кодо-5. Понятно?
— Это ясно. Но что же это… за части?
— Кодо-5 — около трех тысяч черных и полтора десятка белых. Черные, правда, вояки никудышные, — презрительно прищурился Кувье. — Да и белые… большинство мальчишки. Бывалые-то солдаты теперь предпочитают иметь собственную команду.
Он опять отцепил флягу:
— Выпьем?
— Мне хватит, — отклонил Петр протянутый ему стаканчик. — А тот… бритый?
Кувье выпил, отер губы тыльной стороной ладони.
— Бритый? Француз, Жак Ренар, у него — Кодо-1. Бывший полицейский из Касабланки. Служил у Чомбе,
