Кажется, попали в заложники непонятно к кому…
Неожиданно выяснилось, что врать на чужом языке гораздо проще, нежели на родном.
— Понимаю, понимаю, — не прекращая улыбаться, сочувствующе покачал головой офицер. — Представляю, как вы сейчас себя чувствуете. А это кто? — указал он уголком моего паспорта на потерявшего, как и я, дар речи дядю.
— Это мой близкий родственник, — медленно опустился я на корточки. — Боев. Владимир Васильевич. У него тяжелое ранение спины, и передвигаться самостоятельно он не может. Так что, если нетрудно, будьте поосторожнее и с ним, и с его носилками.
— Конечно, конечно. — Военный повелительным жестом подозвал солдат. — Пожалуй, мы тотчас же отправим его в полевой госпиталь. Думаю, там ему окажут необходимую помощь.
— Нет, нет, господин майор, — запротестовал дядя, — пожалуйста, не разлучайте меня с племянником! Как мы потом отыщем друг друга? Сами видите, что вокруг творится.
— Да, в стране, к сожалению, царит полный хаос, — вздохнул офицер, возвращая мне документ. — Но позвольте всё же полюбопытствовать, как вы оказались в этой машине? — махнул он рукой в сторону поверженного «мерседеса».
— Попробую объяснить, — голос Владимира Васильевича окреп. — Видите ли, любезнейший… э-э…
— Майор Ганити Иркезе, — заученно козырнул военный.
— Да, господин Иркезе, очень приятно. Так вот, несколько лет назад, когда я служил моряком, наш теплоход потерпел аварию у берегов вашей страны, — начал дядя свое повествование от времен Адама и Евы. — Груз мы перевозили контрактный и, согласно условиям договора поставок, должны были доставить его к определенному сроку…
Под излагаемую Владимиром Васильевичем историю своих мытарств солдаты донесли его до скрытых за опушкой леса дощатых домиков. В одном из них обнаружились длинный, накрытый одеялом топчан, простецкий стол и несколько стульев. Керосиновая лампа, советская радиостанция Р-105 и несколько развешанных по стенам солдатских вещмешков мало оживляли убогую обстановку барака.
— Прошу располагаться, — радушно указал на топчан майор. — Обед привезут нескоро, поэтому пока могу угостить только кофе. Кстати, рекомендую: сорт хоть и местный, но очень ароматный и крепкий.
Пока безмерно счастливый Владимир Васильевич общался со словоохотливым майором, я, механически улыбаясь, со страхом думал о нашем с ним будущем.
«Этот славный малый Иркезе, — анализировал я в уме сложившуюся ситуацию, — будет вести себя с нами по-светски, пока не допросит наших попутчиков. Но что нас ждет, когда правда вылезет наружу? Наверняка ведь кто-нибудь из 'партизан' проболтается, как они нашли двух полуголодных белых в лесной чаще, как я угнал из-под носа офицеров правительственной армии краденый грузовик и куда и зачем мы направлялись, пока нас не остановили… Да, вот уж влипли, так влипли… Блин, Иркезе уличит нас во лжи самое большее через полчаса! Надо бежать отсюда, и поскорее. Но как? На чем? И как я один справлюсь с дядей?»
Хлопнула дверь, и на пороге барака появился солдат с закопченным котелком аппетитно пахнущего кофе, эмалированными кружками и баночкой сахарного песка.
— А что будет с военными, с которыми мы волей случая оказались в одном грузовике? — поинтересовался я.
— Да никакие они не военные, — принялся разливать кофе майор. — Это либо повстанцы, либо обычные бандиты, пользующиеся неразберихой в стране в своих разбойничьих целях. Мы здесь с такими особо не церемонимся: времени просто нет выяснять, кто такой да по какой причине взял в руки винтовку. Наш заслон обслуживает ведь довольно большой участок западной части Мозамбика, и за день у нас подобного рода нарушителей скапливается немало, — подвинул он мне исходящую паром кружку. — Ночь задержанные проводят в специальном изолированном помещении, а по утрам отправляем их автобусом в Чигубо — там создано что-то вроде пересыльного лагеря, — пояснил офицер, сверкнув белоснежными зубами.
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — не выдержал дядя.
— Два года отучился в Академии Фрунзе в Москве, — приосанился Иркезе, — потом еще полтора года стажировался в Академии пограничных войск. Да, незабываемые были времена, — пустился он в воспоминания. — Веселые вечеринки устраивали, по набережной Москвы-реки гуляли, мороженым потрясающим угощались…
— Здесь, наверное, такое мороженое вряд ли достанешь? — решил я сменить тему.
Майор ответил красноречивым взглядом: об этом, мол, не стоит даже мечтать.
— А много мимо вас иностранцев за день проходит? — не отставал я. — Ну, типа нас с дядей?
— По-разному, — неопределенно пожал плечами Иркезе. — Два дня назад, например, пропустили большую группу корейцев. Много филиппинцев встречается, китайцев… Англичане реже заглядывают. А вчера вот только двое через нас прошли — парень лет тридцати и молодая женщина. Оба из ЮАР.
— Вы их обыскивали? — не удержался я.
— Нет. Просто проверили документы. Они у них были в порядке.
Мне очень хотелось расспросить майора об этой парочке подробнее, но бдительный Владимир Васильевич незаметно ущипнул меня за руку, и я опомнился и замолчал.
Неожиданно запищала рация, Иркезе куда-то вызвали, он извинился и вышел.
— Я вижу, Сашок, — тут же обратился ко мне дядя, — ты до сих пор не оставил надежды догнать бывших попутчиков? А может, плюнем на это дело, а? Тебе не кажется, что пришло время спасаться самим?
— Рассчитываю смыться отсюда при первой же возможности, — буркнул я. — Только вот думаю, как бы половчее это сделать… Может, ближе к вечеру вам, например, станет «хуже», и мы попросим майора срочно подбросить нас до госпиталя? Наверняка ведь он выделит машину и вряд ли пошлет с нами охрану — чего нас охранять? А как только отъедем километров на десять, попросим водителя остановиться, ну и… В общем, дадим рукояткой нагана по загривку, выбросим из машины и — только нас и видели!
— С ума сошел?! — возмутился Владимир Васильевич. — И с чего это тебя вдруг на уголовщину потянуло? Что за экстремистские наклонности в тебе проснулись? Машину угнать — дело нехитрое, вот только как далеко ты на ней уедешь? Отсюда, друг мой, начинается пограничная зона, так что количество постов на дорогах будет с каждым километром увеличиваться. А объездов мы с тобой не знаем, у нас даже карты нет! А уж за нападение на водителя правительственной армии нам точно не поздоровится…
Я открыл было рот, чтобы возразить, но почувствовал вдруг резкую боль в боку. Сунул руку под куртку, приложил к ноющему месту. Когда вытащил — на ладони остался отчетливый отпечаток крови.
— Схожу на перевязку, — направился я к выходу. — Заодно и осмотрюсь вокруг.
Пока искал перевязочный пункт, действительно многое выяснил. На самом шоссе дежурили лишь три человека: в их задачу входила проверка документов всех, кто следовал в сторону границы. К своим обязанностям солдатики относились весьма поверхностно: зачастую ограничивались лишь констатацией наличия пропуска, а многих пешеходов вообще пропускали без досмотра. Неподалеку от «святой троицы» за раскладным столиком разместился радист — с точно такой же станцией, что стояла в нашем бараке. Метрах в ста пятидесяти от радиста было оборудовано своего рода пулеметное гнездо, позволяющее производить обстрел довольно обширного сектора. А еще чуть дальше, прямо у края леса, виднелись две палатки для солдат, два джипа и три дощатых барака. Личного состава, включая майора Иркезе, я насчитал человек пятнадцать (сделал, правда, скидку на то, что кто-нибудь отсыпался сейчас в палатках до или после ночной вахты). Оставшиеся в живых бойцы отряда Мунги были арестованы и заперты в среднем бараке, а погибших уже заканчивали погребать пара молоденьких и крайне насупленных солдат.
«Да-а, если б не чертов пулемет, нам наверняка удалось бы уйти», — размышлял я, возвращаясь из медпункта, где мне сделали перевязку.
Вдруг раздался короткий приглушенный свист. Когда звук повторился, я остановился и оглянулся: похоронная команда, собиравшая уже свои нехитрые инструменты, находилась от меня достаточно далеко…
— Пст! — предостерегающе донеслось прямо из-под ног.
Я нагнулся, раздвинул придорожную траву и обомлел. Из образовавшегося прогала на меня смотрели
