быстро убедился в том, что наш объединенный словарный запас не превышает и двух десятков слов. Озадаченно утерев платком потный лоб, человек в френче задумывается буквально на минуту и тут же переходит на французский. Дело пошло несколько веселее, поскольку Басюра, как оказалось, в школе изучал этот язык (вернее будет сказать, проходил). В довершение процесса интернационального взаимопонимания, один из солдат, запинаясь и конфузясь, продемонстрировал нам знание английского в объеме четырех классов церковноприходской школы. Переговоры, ведущиеся сразу на трех языках, шли довольно долго, пока не выяснилось, что прибывшие собрались здесь не только для того, чтобы сохранить нашу машину от разорения, но и с целью выяснить, куда мы дели тела их погибших соплеменников.
Естественно, что мы тут же указали им на корявый крест, чем несказанно удивили пришедших. После того как убитые были ими выкопаны и спешно куда-то унесены, мы приступили к своей основной задаче — починке машин.
— Хорошо, что мы вчера все заперли, — вскоре замечает копающийся в моторе Иван, — а то видели, как они поляну подчистили! Ни одного обломочка не осталось.
— Но у тебя же все вроде цело, — возразил я ему. — Ничего не украдено и не отвинчено.
Басюра промолчал и только недовольно засопел. Он только потребовал, чтобы ему подали нож для зачистки проводов, а потом ключ на двенадцать. Однако, выбравшись из-под капота, он продолжил развивать свою мысль.
— У моего дома тоже как-то две машины столкнулись, — начал, словно нехотя, вспоминать водитель, — «Волга» и УАЗик-«батон». Здорово они долбанулись, даже водителей увезли на «скорой». Так вот, к утру от машин этих только остовы остались стоять на кирпичиках. А ты хочешь, чтобы здесь все уцелело, при этой бедности?
— Так у нас ведь страна бессовестных воров, — тут же возразил я. — И дело тут не в том, кто как живет. Ты ведь слышал небось поговорку, переделанную из фильма «Коммунист». И знаешь, что звучит она теперь так: «Ты здесь хозяин, а не гость, неси с работы каждый гвоздь». Ты и сам-то небось аварию так хорошо помнишь, потому что сам что-то прихватил для хозяйства.
Иван заметно смутился.
— Домкрат с УАЗа взял. Ну-у, если не я, так кто-то другой его унес бы.
— Вот так мы все и оскотиниваемся, — завершил я неприятный разговор. — Сделаем другому человеку какую-нибудь гадость и сидим потом крайне собой довольные. Но почему-то страшно удивляемся, когда такую же гадость совершают в отношении нас. Помяни мое слово, когда-нибудь всех нас так крепко «нагреют», что никому мало не покажется.
С восстановлением «радийной» машины удается справиться довольно быстро. Пришлось только поменять два перебитых провода и выправить кое-какие незначительные детали. С хозяйственной же пришлось возиться несколько больше, часов шесть. Надо было демонтировать остатки разрушенного «кунга», вымести из кабины разбитые стекла, заварить сырым каучуком пробитые осколками скаты. Затем, собственно, начался и сам ремонт, который, к счастью, оказался нам по силам. Но только к вечеру нам удается поставить на ход вторую машину и своим ходом добраться до любезно приютившей нас деревни.
— Братцы, дорогие, — буквально с распростертыми объятиями встретил нас Воронин, — да как же вы меня выручили! Да теперь мы живем! Вы сами-то как себя чувствуете? — наконец замечает он наши осунувшиеся от голода и усталости лица. — Держитесь еще?
— С трудом, — устало киваю я. — Покушать нечего? С утра так голодные и ходим.
— Да, да, — радостно кивает он. — Садитесь скорее к столу.
Словно проржавевшие роботы, с грохотом передвигая свои чугунные ноги, мы добредаем до низкого восточного столика и плюхаемся около него на пол. Меню явно не ресторанное, но мы рады и этому. На первое немного рисовой каши с тушенкой — блюдо, неизменно вызывающее у вьетнамцев вежливую гримасу неодобрения. Чай без сахара и некая овощная смесь, по-видимому, наскоро надранная в ближайшем огороде, на второе. Капитану явно хочется о чем-то с нами поговорить, но он вскоре понимает, что мы способны только на одно — упасть и не подниматься до утра. Объявляется отбой и, завалившись все на ту же чахлую кучку рисовой соломы, все мы мгновенно проваливаемся в блаженное забытье.
Утром, едва встав на ноги, узнаем неприятное известие: Стулову стало гораздо хуже. Бедро раздуло чуть не вдвое, и легкая, поначалу, синева превратилась в затянувшую половину ноги черноту.
— Значит, так, — собрал нас за пустым столом капитан, — на сегодня наша главная задача такова — спешно доставить старшего лейтенанта Стулова в какой-нибудь госпиталь. Желательно бы в военный, но если не получится, то и гражданская больница сойдет. Даю вам десять минут на сборы, и едем.
Собирать нам было особо нечего, и мы поспешно выбираемся из хижины на улицу. Иван Басюра садится за руль и задним ходом подъезжает к навесу, под которым стоит наш зенитный автомат, уже плотно обжитый малолетними обитателями деревни. Отогнав их от военного имущества, из которого, как оказалось, мы даже забыли вынуть ленты с патронами, мы цепляем пушку к машине.
— Хорошо, что местная пацанва не знает, как из нее стрелять, — озадаченно покрутил головой Щербаков, до которого только теперь дошел весь трагизм нашей оплошности, — а то бы они устроили тут тарарам.
— Да ничего и быть не могло, — постарался погасить я его крамольные мысли в самом зародыше. — Ты взгляни на них повнимательнее. Да ни один из них даже затвора не смог бы передернуть, не то что ты.
— Еще бы, — довольно осклабился Толик, страшно гордившийся своей силой, — куда им, дохлякам, до нас с тобой!
На самодельных, наскоро скрученных из подручного материала носилках к машине вынесли Стулова. Вынесли и тут же опустили на землю. Ведь в радийной машине просто не было места, где его можно было разместить с достаточным комфортом.
— Может, мы вон ту арбу прицепим? — предложил скорый на выдумки Федор. — А? Прямо за пушечные стволы прикрутим веревкой. А? И с малой скоростью?
— Двигатель тут же посадим, — мгновенно запротестовал почуявший подвох Басюра. — Нам ведь на первой же скорости двигаться придется, и радиатор разом закипит. Тут даже на второй он быстро перегревается, а ты на первой хочешь ехать!
— Да это ты про первую скорость начал талдычить! — тут же окрысился на него Преснухин. — Вечно у тебя машина прежде людей!
— Да если бы не я… — в запальчивости заорал водитель, но Воронин поспешил прекратить назревающий скандал.
— Хватит, — приказным тоном крикнул он, — разбазарились тут как бабы! Вы кто, я вас спрашиваю? Торговки, что ли рыночные? И ты, Преснухин, тоже хорош, — не давая никому передышки, круто повернулся он к Федору. Что это значит, «возьмем арбу»? Мы что тут, а? Защитники братского вьетнамского народа или грабители с большой дороги? Нам что, кто-то сказал, что можно свободно забирать имущество всех встречных поперечных? Или как?
Он шумно вздохнул и продолжил уже более спокойным тоном:
— Срочно снять все стулья и вместо них поставить носилки. Басюра, это твоя работа. Щербаков с Косаревым срочно замаскируйте обе машины, да и пушку тоже прикройте зеленкой. Втыкайте ветки, привязывайте листья, но чтоб через полчаса они были похожи на ананасовые деревья. Нельзя допустить, чтобы нас вновь засекли с воздуха. Вперед! Выполнять!
Через полчаса мы конечно же никуда не двинулись, но где-то через полтора часа наши труды были оценены начальством по достоинству.
— Нормально, парни, — довольно похлопал капитан по плотно покрывающей грузовик растительности. — Теперь техника действительно мало похожа на автомобили, скорее на позеленевших от злости дикобразов.
Поняв его слова как похвалу, мы дружно загоготали.
— А кстати, — подхватил меня капитан под руку и одновременно с этим отводя несколько в сторону, — все хочу спросить, что это у тебя под одеждой спрятано? И заодно объясни мне, куда девались рукава от твоей гимнастерки?
