Вьетнаму со стороны социалистических государств и главным образом со стороны Советского Союза постоянно и неуклонно возрастает…
Уже второй день мы живем в совершенно неслыханном комфорте, укрывшись в небольшой пещерке, прилепившейся в центре довольно глубокого и протяженного оврага. Машины наши спрятаны прямо напротив нас, в точно такой же пещере, но несколько больше нашей. Она чуть менее заглублена в откос, но зато значительно шире, чем наша. Сделаны обе норы по одному, видимо, достаточно распространенному в этой местности стандарту. В самом крутом месте овражного склона выбирается часть земли, которая сбрасывается вниз, образуя некое подобие глиняного помоста, или вала. Получившаяся полость немедленно укрепляется от возможного обвала, причем укрепляется весьма изобретательно. В полукруглый глинистый откос вколачиваются заостренные бамбуковые колья, к которым привязываются колья более длинные и гибкие бамбуковые же стебли. Всю эту решетку дополнительно переплетают растением, похожим на тростник. В результате получается своеобразный полукруглый шалаш очень даже приличного размера. Занавесив вход куском брезента, получаем и относительно удобное жилье и бомбоубежище одновременно. Все остальное хозяйство и здесь практически ничем не отличается от придуманного еще для первого лагеря. Единственное, в чем мы улучшили свой быт, так это почти отказались от костров для приготовления пищи. Два очень вовремя купленных керогаза, исправно работающих на подсоленной солярке, во многом заменили нам всю прежнюю возню с сырыми дровами. Установленный ранее распорядок дня остался прежний. С раннего утра до позднего вечера мы практически непрерывно отслеживаем вылеты боевых и вспомогательных самолетов из Манилы, Окинавы и Бангкока, пытаясь проследить, в какой последовательности и по каким целям наносятся удары с использованием именно тяжелой бомбардировочной авиации. А ночью кое-как спим по очереди, в полглаза, даже не гася дежурной керосиновой лампы. Вошедшая в привычный ритм боевая работа довольно скоро приносит весьма ощутимый результат.
Примерно через неделю выявляется очень интересная закономерность. Как правило, перед обычными массированными налетами тактической авиации в ход идут обычные современные разведчики RC-135, которые с высоты десяти километров осматривают цели для нанесения бомбовых и ракетных ударов, стараясь выявить появление новых или передвижение ранее засеченных средств ПВО Вьетнама. Иногда им это удается, и тогда самый первый удар спешно поднимаемых с авианосцев штурмовиков наносится именно по таким местам. Но вот когда готовится удар с применением B-52 или B-58, то ситуация с проведением предварительной воздушной разведки несколько меняется. Прежде всего в ход идут уже два разведчика, а не один, как в рядовом случае. Примерно за сутки до очередной бомбардировочной акции в небе появляются хотя и устаревшие, но все еще находящиеся на вооружении RB-47. Пара таких мелких пакостников, словно заблудившиеся в саванне шакалы, подолгу рыщут именно в тех районах, где вскоре должны появиться пресловутые «Небесные крепости». Впрочем, это я сейчас говорю с уверенностью, что должны. А в тот момент, когда впервые возник этот вопрос, это было совсем и не очевидно.
Помню, впервые это предположение высказал Преснухин. Выбравшись из прокаленного нутра радийной машины, он как-то особо пристально посмотрел мне в глаза, поскольку именно я менял его на посту в тот раз.
— Сань, — попросил он, жмурясь от слишком яркого солнца, — тебе не кажется, что налеты у американцев планируются двумя разными ведомствами?
— Это как ты до этого додумался? — притворно удивляюсь я. — Итак хорошо известно, что стратегической авиацией распоряжается верховное командование, а фронтовая авиация работает по заявкам командиров более низкого фронтового ранга.
— Нет, качает головой Федор, — я вовсе не про то говорю. Почему перед одними массовыми налетами на разведку вылетают RB-47, а в других случаях 135-е? А?
— Ну и что здесь такого? Весьма возможно, что более новые и усовершенствованные самолеты имеют одно подчинение, а авиапарк устаревших моделей отдан на откуп местному американскому командованию, непосредственно работающему на этом театре военных действий. А что это ты так заинтересовался?
— Да просто заметил, что к вылетам разных типов разведчиков и относятся по-разному. — Преснухин по-детски склоняет голову набок и продолжает: — 135-е строго встречают и провожают специальные звенья прикрытия, а RB-шки абы как летают. Даже временное прикрытие от них иной раз куда-то забирают. Видимо, на более важные нужды.
Разговор этот прочно запал мне в память, и в дальнейшем именно он лег в основу крайне авантюрной операции, которую мы вскоре провернули. Впрочем, рассказ об этом последует чуть позже.
Тем временем масштабы и сила авиационных ударов, наносимых американцами как по Северному, так и по Южному Вьетнаму, неуклонно возрастала. Из присылаемых из полка шифровок нам вскоре стало известно, что количество ударных самолетов, нацеленных на подавление наших юго-восточных союзников, достигло совершенно умопомрачительной цифры — 1200 штук. Вспоминая уроки недавней истории, я прикидывал, что по боевой мощи такая армада была бы вполне сравнима со всей авиацией, брошенной Гитлером на СССР в 1941-м году. Причем это были не какие-то абстрактные цифры, которые зачастую мелькают перед вами в книге или газете. Нет, это были вполне осязаемые самолеты, день за днем в буквальном смысле проносящиеся у нас над головами. И разрушительные потери, которые они наносили и без того небогатой стране, были тоже ощутимы. Иногда в таких налетах на конкретный объект участвовали до двадцати тяжелых боевых машин, и должен вам сказать, впечатлений даже от одной такой встречи хватает на несколько лет довольно неприятных воспоминаний.
Однажды и мы с Камо случайно попали в такую «мясорубку». А начиналось в тот день все вполне мирно и даже рутинно. Утром Стулов, номинально отвечающий за электроснабжение нашей команды, обнаружил, что все привезенные нами емкости из-под солярки пусты. Разыскав меня в землянке, он приказал срочно взять позаимствованную нами в ближайшей деревне тележку и привезти из сельскохозяйственного кооператива хотя бы пять канистр солярки. Тяжело вздохнув (поскольку надеялся пару часов погреться на солнышке), я поплелся выполнять приказание. Первым делом следовало отыскать что-то в обмен на столь дефицитный продукт, и я принялся бродить по лагерю в поисках того, что могло бы послужить средством оплаты. От выданных Стуловым местных денег толку было мало. Донги (вьетнамские деньги) в этой части Вьетнама почти ничего не стоили. Да и к чему они были местным? Купить что-либо путное на них было практически невозможно по причине отсутствия нормальных магазинов, а копить деньги в расчете «на потом» тоже было абсолютно бессмысленно, поскольку в условиях войны практически ничего не стоила сама жизнь местного крестьянина, не то что какие-то разноцветные бумажки, пусть и называемые деньгами.
Итак, надо честно признать, что натуральный обмен в условиях любой войны — это суровая, но неизбежная реальность. Что же может предложить простой советский солдат столь же простому вьетнамскому хлеборобу? «Экзотические продукты питания»: сахар, мед, тушенка, баночная сельдь тихоокеанского засола, сигареты и особенно бутылочное пиво необычайно ценились среди местных жителей. Вот только один вопрос тревожит наши души, где нам взять подобные деликатесы? Последние дни мы и сами сидели на голодном рационе, все чаще и чаще заводя с Ворониным разговор об улучшении пайка. Бензин, солярка, машинное масло хоть и в меньшей степени, но тоже были неплохим объектом для обмена. Но, увы, и здесь мы не были богачами. «Что же предложить на этот раз местным барыгам?» — нервно бегаю я по лагерю. Мельком заглядываю в офицерскую палатку. Внезапно мой взгляд упирается в радиоприемник «Спидола», который наш капитан любит послушать перед сном за неимением газет, телевизора и книг. Красть, разумеется, нехорошо, и я спешу вслед за успевшим скрыться за поворотом оврага Стуловым. Объяснив тому деликатность порученной мне миссии, прошу выдать мне хоть какое-то материальное подкрепление к хилой местной валюте. При этом намекаю на приемник капитана, который (по моему мнению) вполне можно положить на алтарь будущей победы. Но старший лейтенант стоит горой за имущество командира. Вместо приемника мне выдается почти новая офицерская гимнастерка, форменные ботинки, фонарь с запасными батарейками и два комплекта швейных иголок. Едва успеваю разместить добытое в тележке, как вижу беззаботно бредущего Камо, только что притащившего кучу относительно сухого валежника для вечернего костерка.
