Морозов ткнул кулаком в дверь.
Она отворилась сразу. Пахнуло сигаретным дымом, нервный Вова вошел в комнату.
— Ну как? — спросил он, не глядя на экран.
— Ништяк, — радостно ответил Юра, всаживая патлатому колено в пах и одновременно прихватывая в «клешню» кадык. — Красиво! Душевно!
Волосатик захрипел. Глаза выкатились из орбит.
— Будешь орать, всем кранты, — вежливо сообщил Морозов.
Он швырнул вяло трепыхающегося патлатого внутрь, закрыл дверь. И дал волю чувствам.
Когда жертва выплюнула передние зубы, Юра остановился.
— Сейчас, малыш, ты мне расскажешь все, что знаешь. И чего не знаешь. Если чего забыл, то постарайся вспомнить. Даже если я тебя, сучка, спрошу, что ты делал в утробе матери. Понимаешь меня?
Окровавленный Вова закивал часто и испуганно.
— Хорошо, — сказал Морозов и на всякий случай пнул его ногой в область печени. — Потому что я тебя искалечу, если усомнюсь в твоей искренности. Хотя бы усомнюсь! Понимаешь? Меня интересует Клоп. И те ублюдки, которые снимались в этом говне. Как найти Клопа?
— В салоне! — прохрипел патлатый.
— Адрес!
Вова продиктовал адрес, в точности совпадающий с тем, что дал Дороф.
— Конкретно
— На втором этаже. — Вова прижался к стене. — Там комната…
— Хорошо. Молодец. А кто снимался?
— Не знаю. — По лицу парня текли слезы. — Не знаю!
Юра занес ногу.
— Не знаю!!! Только Андрюха, может, знает! Не знаю я!
— Кто такой Андрюха?
Вова кивнул на стену.
— Тот пидор? Встань на четвереньки, ползи в ту комнату.
Когда дверь в детскую слетела с петель, голозадый Андрюха дремал.
Избивать голого было противно, но Морозов решил потерпеть.
— Кто на пленках? Толстая баба и мужик, быстро! Говори, гаденыш! Убью! Убью, сука! — орал он в испуганные глаза. — Быстро говори! Адреса! Фамилии!
— Никого… — От этого слова у Юры упала планка, и он направил Андрюху на встречу со стеной. Головой вперед.
— Что он делал? Что делал, спрашиваю? — приступил Морозов к волосатому Вове, скорчившемуся в углу.
— Снимал, снимал он!
— Ах, снимал. Оператор. Юное дарование. — Юра по-новому взглянул на голое тело, в отключке лежащее у стены. — Тогда разговор будет долгим.
Вечера не получилось. Мужчины о чем-то шептались на кухне, а Мария с Леной сидели в большой комнате, бесконечно обсуждая что-то несущественное и постоянно прислушиваясь. Лена привыкала к новому состоянию организма, а Мария смущалась, сама не зная чего. Обе волновались.
— Юра, ты меня знаешь, но пороть горячку не по моей части. — Алексей сидел на табуретке посреди кухни.
— Леха, это полные уроды…
— Согласен. Полные. Но у меня жена беременная. И роль общественного мстителя не для меня сейчас. Неохота судьбу искушать.
— Ты пойми, это не люди даже, говно, протоплазма… — Морозов сидел на подоконнике, чувствуя, как холодный сквознячок морозит поясницу.
— Вот и сдай их мусорам. Пусть разгребают. Или этому, как его, Сталиевичу. ФСБ тоже поучаствует. С большим удовольствием.
— Да ну, на хрен, ты что? Первый раз, что ли? Пока государственная машина маховики развернет… Да менты купленные песочку подсыплют. И потом, не хочу я по судам таскаться.
— Так ведь свидетелем, а не обвиняемым…
— К черту, свидетели исчезают в полдень.
— Тени исчезают в полдень, а свидетели должны умереть. Не путай.
— Леша… — Морозов глубоко вдохнул, словно собираясь крикнуть. — Ты бы видел ту девочку…
Вязников не ответил. Только пристально смотрел на друга.
