– Не хотите, чтобы он сел за руль? – с любопытством спросил Хью. Хозяйка редко выезжала без водителя.
– Ни к чему, – отрезала она, и слуга понял, что мадам чем-то очень расстроена.
– Мэм, я ничем не могу помочь? Кажется… Леверн уже хотела сказать дворецкому, чтобы тот не лез не в свое дело, но Хью был верным и преданным слугой в течение шести лет и не раз доказывал, что может действовать умно и осторожно.
– Хью, мне только что позвонили со студии. Видели, как Банни входила в мотель в долине Сан- Фернандо. С ней был этот омерзительный поддонок Тимми Хортон.
– Как на студии пронюхали об этом?
– Портье узнал ее и позвонил Луэлле.[1] Та, конечно, не теряя ни минуты, связалась с Гордоном Бейкером. К счастью, Бейкер в Лондоне, но его секретарь тут же известила меня. Нужно вытащить Банни оттуда, прежде чем станет известно остальным.
– Послушайтесь моего совета, мэм, пусть Рэндолф вас отвезет. Если этот Хортон начнет скандалить, вам будет необходима поддержка. Такой, как Рэндолф, не позволит шутить с собой, и, кроме того, он хорошо относится к мисс Банни и ни за что не даст причинить ей зло.
– Возможно, вы правы, – согласилась Леверн. В самом деле, кого она пытается одурачить? Слуги знали о всех неприятностях, которые за последние два года Банни доставляла матери. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, девочка вела себя невыносимо, ускользая из дома при каждом удобном случае.
– Возьмите «роллс», мэм. Пусть этот глупый маленький негодяй знает, с кем имеет дело.
– Спасибо, Хью. Я так и сделаю.
Подойдя к встроенному шкафу, Леверн вытащила костюм от Шанель. Хотя они с дочерью последние девять лет ни в чем себе не отказывали, Леверн не поправилась ни на грамм, приталенные костюмы от Коко Шанель, с яркими пуговицами, отделкой по вороту, лацканами и бижутерией, очень ей шли.
Не так-то легко воспитывать ребенка, ставшего любимицей Америки, а когда девочка повзрослела, держать ее в руках стало еще труднее. Куда исчезло милое послушное дитя? Его место заняла капризная, скрытная девочка-подросток, ненавидевшая ограничения, накладываемые профессией и титулом звезды, и зачастую, казалось, готовая на все, лишь бы уничтожить свою репутацию и карьеру.
Сидя на заднем сиденье «роллс-ройса», направлявшегося вверх по каньону, мать Банни пыталась выбросить из головы мысли о том, в какую ярость придет Гордон, когда узнает обо всем. Сколько раз за последние два года он звонил и бранил Леверн за Банни. Гордон, не тратя слов, прямо объяснил, что все должны считать Банни девственницей. Когда наступит подходящее время выдать кинозвездочку замуж, Бейкер хотел, чтобы публика верила: к алтарю пойдет непорочная голубица, и белый свадебный наряд не будет замаран. Он предупредил Леверн, что при малейшем скандале – самом крошечном – с карьерой Банни будет покончено.
Леверн заверила, что волноваться нет причин, но благочестивые проповеди распутника злили ее. Гордон Бейкер – самозваный хранитель национальной морали! Благодарение Богу, публике нравилась Банни, иначе быть ей еще одной обесчещенной девчушкой, из тех, кого Бейкер обещал сделать звездами и не сделал! К счастью для Банни, его сексуальные пристрастия ограничивались лишь маленькими девочками. К тому времени, как Банни исполнилось двенадцать, Леверн лишь величайшими усилиями приходилось заставлять дочь посещать дом Бейкера. Банни знала: отказаться нельзя, но как только приближался назначенный час, у нее повышалась температура. После последнего визита матери холодно сообщили, что Банни почти всю ночь рвало в ванной. Проблема, однако, разрешилась довольно легко – растущие прямо на глазах грудки Банни вызывали в Бейкере отвращение, и вскоре ночные вызовы, к счастью, прекратились.
Леверн открыла сумку и вновь проверила, сколько у нее денег. Нужно дать взятку портье, позвонившему Луэлле, и всем, кто мог узнать дочь.
Наконец «роллс» остановился у мотеля «Корел Риф», и не успел водитель выйти и открыть дверцу, как Леверн выпорхнула из машины, велев ему подождать.
За стойкой сидела ширококостная грузная женщина с длинными, выкрашенными красным лаком ногтями и мелко завитыми светлыми волосами, читавшая журнал «Фото-плей». Леверн осторожно подошла к ней.
– Хэлло… Это не вы, случайно, звонили в газету? – тихо спросила она.
– Да… Вы кто?.. – подозрительно спросила толстуха.
Она знала, что в полиции нравов теперь служат женщины. Нужно держать ухо востро. Леверн улыбнулась.
– Я – мать молодой девушки, насчет которой вы звонили Луэлле, и хочу, чтобы вы знали, как я ценю вашу доброту.
Продолжая говорить, она открыла сумочку и вытащила банкноту.
– Не шутите? Вы, верно, мама Банни? – спросила женщина, не отрывая взгляда от пятидесятидолларовой бумажки. Столько ей за неделю не заработать.
– Откуда вы узнали?
– Луэлла – мой лучший друг и знает, как я строго слежу за дочерью, – солгала Леверн, сунув руку в сумку и вынимая еще одну банкноту того же достоинства.
– Правда? И ваша дочка часто выкидывает такое? – осведомилась женщина, с нескрываемой жадностью глядя на сумку Леверн.
– Никогда. Такое с ней впервые – думаю, из-за того, что Банни неважно себя чувствует. Доктор выписал ей какое-то новое лекарство, антибиотик, кажется, и у нее в голове все мешается. Боюсь, этот ужасный молодой человек воспользовался состоянием Банни, – ответила Леверн, выкладывая деньги на стойку.
– Ну как, дадите мне ключ от номера Банни, чтобы я смогла спасти ее?
