Она равнодушно кивнула.
— Я к этому готова. Папа, меня это не волнует. Пусть они болтают. Я ничего дурного не делаю. Мало кому известно, как сильно болен Наполеон. Я счастлива, потому что нужна ему. Он всегда волновался, когда я не могла его навестить. — Девушка помолчала, а потом добавила: — Я буду рада пожертвовать собственной репутацией, если только смогу скрасить ему последние дни!
— Бетси, Бетси, неужели тебе не понятно, что ты расстаешься с шансом вести нормальную жизнь? Неужели тебе не хочется любви, счастья в браке и детей?
— Да, и жить в каком-либо жалком приходе в маленьком домике среди ужасной природы? С мужем, может, и добрым, но таким унылым, как чашка остывшего чая! Ты считаешь, что посещение днем соседей и иногда игра в вист станет для меня полной и насыщенной жизнью? Нет, нет, папа! Я расстанусь с подобными перспективами без капли сожаления.
— Дитя мое, ты сейчас так думаешь. А когда ты станешь старше, растеряешь друзей и перед тобой будет долгая и одинокая жизнь. Как ты сможешь все это пережить?
Бетси тихо ему ответила:
— Я буду жить воспоминаниями, папа. Да, именно воспоминаниями!
Она ласково взяла его руку и нежно ее пожала.
— Ты так ко мне добр, что я не хочу причинить тебе боль. Но, папа, яркие воспоминания, связанные с великими историческими событиями, могут заменить тоскливое и обычное существование.
Вильям Бэлкум молчал некоторое время, пока он откупоривал очередную бутылку вина. Он налил себе бокал, но вино не приносило ему облегчения и удовольствия.
— Мы ведем напрасный разговор. Ты должна понимать, что не можешь здесь остаться или возвратиться на остров. Уверяю тебя — это невозможно.
— Во время разговоров с Наполеоном, я узнала одну вещь. Никогда не следует основывать свои планы только на одной возможности. Вы должны принять во внимание все аспекты и разработать альтернативные линии поведения. Возможно, после бесед с ним я кое-чему от него научилась. Может, мне не удастся вернуться на остров, но я смогу каким-то образом приносить ему пользу.
— Что ты имеешь в виду?
Дочь в свою очередь задала ему вопрос:
— Когда состоятся новые выборы в Англии?
— Видимо, вскоре.
— Когда это случится, папа, я стану помогать оппозиции. Я буду выступать и разъяснять, как дурно обращаются с Наполеоном. Я уверена, что оппозиция предоставит мне шанс для выступления.
Отец улыбнулся.
— Я уверен, что они обрадуются новизне: хорошенькая девушка разоблачает правительство. Но почему ты уверена, что сможешь выстоять перед шумящей толпой и произнести перед ними речь?
Бетси не колебалась.
— У меня отсутствуют таланты, но я уверена, что смогу произносить речи.
— Тебе никогда не приходилось слышать о свистунах и критиках, которые находятся среди аудитории и пытаются сбить с толку выступающего, оскорбляют его и задают неприятные вопросы? В таких условиях многим становится не по себе.
— Я уверена, что смогу дать им должный отпор.
— Хорошо, подумай о том, что могут сделать люди, поддерживающие правительство? Они выкопают на свет старые глупые сплетни, придумают множество гадостей и получится настоящий грязный скандал. Кроме того, тебя сразу обвинят в отсутствии патриотизма. Ты знаешь, что это всегда было страшным грехом!
— Если вы указываете на ошибки, которые совершает ваша страна, — это не является настоящим патриотизмом.
— Если говорить о практической стороне дела предвыборной кампании, то потребуется много средств. Политики любят много обещать, но в конце концов они для вас ничего не станут делать. Тебе придется за все платить самой. Ты не посмеешь принять деньги от семейства Бонапарт.
— Я об этом уже подумала. Я отправлюсь к леди Холланд. Она всегда поддерживала Бонапарта. Мне кажется, что она мне кое в чем поможет. Было бы неплохо, чтобы демонстранты направились к Лондону, неся с собой плакаты: «Почему вы мучаете умирающего человека?» Ну, и разные другие плакаты. Если эти действия не принесут пользы, у меня имеется другой план. Но это секрет, папа. Наполеон мне кое-что рассказал о финансах.
— Бетси, стоит ли мне говорить об этом?
— Да, папа. Я уверена, что ты не выдашь его тайны. Он владеет огромной судоходной линией. Это — американская компания. Возможно, президент отправится на одном из его кораблей, который зайдет на Святую Елену. С ним будет его жена. Я могла бы отправиться в качестве ее компаньонки. Я надвину на глаза шляпу, буду носить темно-зеленые очки и надену некрасивые темные одежды. И нам позволят навестить императора.
— Интересно, Бетси. Но какая польза будет от этого?
— Это ему продемонстрирует, как я готова рисковать, чтобы только его увидеть. Конечно, все это пустяк. Но он очень болен, и это поднимет его настроение. Если ему станет легче хотя бы на час, все равно дело стоит того.
— Для выполнения твоих планов тебе нужно иметь шкуру, как у крокодила, и бесконечную уверенность в собственных силах, — заметил отец.
Бетси улыбнулась в первый раз.
— Папа, мне кажется, что ты себе даже не можешь представить, насколько я полна решимости.
Вильям Бэлкум улыбнулся дочери. Но потом помрачнел и нахмурился.
— Бетси, все это прекрасно. Ты у нас — решительная девушка, и я уверен, что тебе удастся кое-что из своих планов исполнить.
В особенности это касается подготовки к выборам. Но, дитя мое, ты кое-что позабыла. Некоторое время нам лучше вообще молчать о наших планах, мы ни в коем случае не должны стать героями газетных статей. Правительству много не нужно, чтобы начать борьбу с нами. Пусть пройдет время. Но только не сейчас. Нет, нет, дорогая, не следует превращаться в львицу, а стоит пока изображать серенькую мышку.
— Разве я не смогу быть львоподобной мышью?
Отец потрепал Бетси по голове.
— Погоди, посмотрим, как будет складываться обстановка.
2
На следующий день к ним пожаловал с визитом Сирил Греннисон. У него было дурное расположение духа, и он почти все время молчал. Наконец мадам Бэлкум встала из-за стола.
— У меня очень много дел. Простите меня. Я беру с собой Джейн и возвращаюсь к нашим занятиям. Бетси, угости гостя чаем.
Именно этого жаждал лейтенант, но, оставшись с Бетси, он, казалось, растерял дар речи.
— Я должен вам кое в чем признаться, — наконец вымолвил лейтенант. — Я сделал непростительную вещь, и из-за этого вы отправляетесь домой.
У Бетси было дурное настроение, но она внимательно взглянула на Греннисона.
— Мне ничего неизвестно. Что же вы сделали?
— Наверно, у меня не хватает мозгов. Да, именно так. Я понимаю, что не так быстро на все реагирую. Словом, после визита к Бони на следующий день мы должны были обо все доложить губернатору. Все походило на допрос школьников строгим учителем. Он настаивал на мельчайших подробностях. Я уверен, что если бы мы рассказали ему о том, сколько крошек упало на дырявый ковер в этой ужасной комнате, он, как собака, навострил бы уши. Когда мы уходили, я обнаружил бумагу в кармане мундира. Странно, правда? Я решил, что кто-то из обитателей Лонгвуда положил мне ее в карман. Теперь я понимал, что действовал весьма неосторожно. Мне следовало уйти и никому ничего не говорить. А потом самому внимательно просмотреть записку. Но я подумал, что моя обязанность отдать губернатору записку, и я отдал этот проклятый клочок бумаги его секретарю.
— В записке был намек насчет писем, пересылаемых в пробках от винных бутылок? — с напряжением в голосе спросила Бетси.
