— Но это длинное путешествие? Я не могу определить расстояние, но мне кажется, что я его не выдержу.
— Мадам, должен вам сказать, что путешествие будет долгим.
— И мы будем ехать весь день?
— Да, мадам, и иногда даже часть ночи.
— Я просто погибну. Путешествие еще не закончится, а меня погребут у края пыльной грязной дороги.
— Не думаю, чтобы все было так грустно.
— У меня будет время, чтобы я смогла принять ванну, одеться и иногда приводить себя в порядок?
— Мадам Бонапарт, мне придется быть с вами честным. Вы, конечно, сильно устанете от путешествия. Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать передышку?
— Ну, несколько часов.
— Мадам, — с ужасом отвечал он ей, — вам могут дать минут десять, не больше.
— Пожалуйста, передайте моему суровому мужу, что я не собираюсь убивать себя. Передайте, что решила его не сопровождать, а присоединюсь к нему позже. Этой мой окончательный ответ.
— Вы не будете любезны все это написать в записке, которую я отвезу ему?
— Нет, мой храбрый полковник. Хотя я и не занята упаковкой вещей, но у меня нет лишнего времени. У меня множество занятий и очень настойчивые друзья. У меня нет времени, чтобы написать ему записку. Мой новый и добрый дружище, именно вы передадите мужу мои слова.
В десять часов вечера на вторые сутки Наполеон прибыл на рю Шантерне в карете, запряженной четырьмя конями. С ним были трое помощников — Жюно, Мармон и Бертье.
Они работали целый день и гнали к дому Жозефины изо всех сил. Такой режим работы возложил на них корсиканец с железной силой воли. Жюно падал с ног от усталости, остальные помощники клевали носом на заднем сиденье кареты.
Все окна в доме были освещены, и Гонтье был поражен, когда он открыл дверь и увидел карету, возницу в униформе и роющих землю копытами коней.
— Мосье генерал вскоре собирается уехать? — спросил дворецкий.
— Да, Гонтье. Я приехал попрощаться с мадам Бонапарт.
Мармон проснулся, когда дверь дома отворилась. Его отец был скромным дворянином и офицером королевской армии, а его сын разбирался в роскоши и хорошей жизни.
— Почему я начинаю утомительное приключение, во время которого я могу погибнуть? Временами я думаю, что война — это безумие.
Бертье с трудом сел. У него были взлохмаченные волосы, лицо обросло щетиной. Он начал раздумывать над словами Мармона и, как всегда, покусывать кончики пальцев.
— А награды, Мармон! Ты подумал о наградах?
— Мы скорее получим пулю в голову, чем награду и титул с хорошим куском земли.
— Разве вы не помните, как Наполеон заявил, что всех нас ожидает слава? Я ему верю, — Бертье вздохнул — но у нас впереди огромные трудности.
— Давайте будем честными, — заявил Жюно, который был тщеславным, как павлин. — Какова наша главная награда? Мундир, который мы носим! Правильно, мы рискуем нашими жизнями. Но когда мы шагаем во всем нашем великолепии, женщины простираются у наших ног и их сопротивление куда-то испаряется! Разве это не лучше, чем во времена мира сидеть за конторским столом и просиживать штаны или проверять, как засеивают поля. Мне не хотелось бы ходить в неуклюжей одежде и в плоских, как коровьи лепешки, шляпах.
— Вы говорите о честности, — ворчал Мармон. — Неужели до сих пор существуют понятия честности? Вспомните о нашем храбром Наполеоне и его Прекрасной Креолке. Он ее умоляет сопровождать его на фронт. Хочет ли он, чтобы она поехала? Конечно, нет!
— Sapristi [xiii]! — воскликнул Жюно, который таскал бесчисленные записки от Наполеона к Жозефине. — Мармон, это настоящая чушь! Я могу сказать, что он вне себя от страсти.
— Послушай меня, Жюно! — Если бы прелестная Жозефина решила с ним поехать, что бы тогда случилось? Нам пришлось бы околачиваться тут еще два дня, пока она не собрала бы все свои вещи. И мы потеряли бы целую неделю по дороге, потому что она уставала бы от длительного путешествия. Нам дорога каждая секунда, а у нас на руках оказалась бы постоянно жалующаяся на усталость дамочка. Она нас задерживала бы и требовала, чтобы ей дали еще поспать.
— Почему он тогда так пытается уговорить ее? — поинтересовался Жюно.
— О, этот маленький Наполеон очень хитер. Он хотел, чтобы она думала, что без нее у него разорвется сердце. Почему? Ну, он думает о будущем.
— Но что будет, если она решит поехать?
— Он ее слишком хорошо понимает, и это ему не грозит. Но если она…
— Sapristi! — Жюно снова употребил свое любимое выражение. — В том-то все и дело. Если она решит…
— Наш хитрый маленький лидер скажет, что надо двигаться как можно быстрее, и она будет вынуждена изменить свое решение. Я уверен, что он все продумал.
В этот момент из дубовых дверей чудесного домика своей очаровательной женушки появился Наполеон. Даже в темноте, которая усугублялась густой тенью от окружающих дом деревьев, можно было разобрать, что его глаза были наполнены слезами. Но походка командующего армией была быстрой и уверенной.
— Взгляните на него, — шепотом проговорил Мармон. — Разве я неправ? Все случилось, как он наметил.
— Друзья мои! — воскликнул Наполеон и уселся в карету. — Мы, наконец, отправляемся. Мне жаль время, которое мы потратили, споря с этими болванами из Военного министерства. Через несколько дней мы присоединимся к нашим храбрым войскам у Апеннин и сломаем хребет австрийской гордости на наковальне французского гения!
Кучер закричал.
— Вперед! И ударил кнутом по коням.
Наполеон живо рассказывал Бетси о том, как все начиналось. События, казалось, остались свежими в его памяти. Она выслушала несколько укороченный вариант. В некоторых местах он не забывал применять красный карандаш цензуры и умалчивал об эпизодах, которые, как он понимал, не были предназначены для ее ушей.
В конце Бетси глубоко вздохнула и спросила:
— Сир, вы ее сильно любили?
— Да, Бетси-и, я ее очень любил.
— Больше, чем всех… остальных?
— Да, больше, чем всех остальных.
Глава девятая
1
В этот момент они услышали шаги на лестнице, ведущей в подвал. Дверь отворилась, и луч солнца пробежал по каменному полу. Свет показал, что Бетси было нечего бояться. Луч света озарил подвал — там нигде не прятался Старина Хафф.
То была госпожа Бэлкум, она ласково позвала:
— Бетси, твое наказание закончилось. Дорогая моя, как здесь пахнет вином! От этого можно заболеть. Мне следует приказать, чтобы тут навели порядок. Но ваш папа настаивает, чтобы здесь все оставалось по-старому.
— Я иду, мама, — сказала Бетси, отворачиваясь от окна. — Мне здесь было не так плохо, потому что Его Императорское Величество повествовал о себе. Правда, он очень добр ко мне?
— Его Величество весьма добр, — подтвердила госпожа Бэлкум, которой стало очень неудобно, потому что на ней было одето простенькое домашнее платьице. — Выходите, дитя мое. Вам следует сразу отправиться в ванную комнату, как следует вымыться и избавиться от ужасного винного запаха. Дорогая, мне придется серьезно поговорить с вашим отцом.
