неправ?
— Сир, мне придется самой все подсчитать.
— Вы в него влюбились?
— Н-нет.
— Он предлагал вам выйти за него замуж?
Бетси покачала головой.
— Пока нет. Но он собирается это сделать. Для этого имеются все необходимые признаки. Очень скоро он скажет: «Что? Что?» И я должна буду покраснеть, а потом ответить: «Да, мой лорд и повелитель». Или что-то в этом духе. И тогда мы поймем, что обо всем договорились.
— Вы собираетесь подчиниться подобной форме — романтической и весьма страстной — ухаживания?
Бетси молчала так долго, что император начал почти бушевать от ярости. Наконец она покачала головой.
— Нет, сир.
— Неужели вам понадобилось так много времени, чтобы прийти к решению?
— Нет.
— Вы можете мне объяснить? Я почти уверен, что вы его не любите.
— На то есть несколько причин. Если я выйду за него замуж, то звезда, о которой вы мне говорили, переместится в другую часть неба. Я ее уже больше не буду интересовать.
Наполеон с удовольствием выслушал ее объяснения. Он широко улыбнулся, а потом закинул голову назад и громко захохотал. Потом протянул вперед руки, обхватил лицо девушки и легонько его потряс. Так повторилось несколько раз, а потом он легко поцеловал девушку в кончик носа.
— У вас просто прелестный носик. Малышка, я не могу себе отказать в удовольствии поцеловать его.
— Счастливый нос, — заметила Бетси. — Ему была оказана высокая честь!
Они помолчали, и Бетси подумала: «Мне не стоило так говорить. Он может меня неправильно понять».
Наполеон понял ее правильно. Он схватил девушку в объятья и прошептал.
— Бетси-и, Бетси-и! — и начал ее страстно целовать. Он целовал ее в нос, крепко целовал в губы и глаза.
Девушка испугалась и начала сопротивляться. Она покачнулась и вцепилась двумя руками в борт стола за спиной, чтобы не упасть.
— Сир, так нельзя поступать, — задыхаясь, сказала Бетси.
Наполеон остановился, подумал, а потом сказал:
— Да, моя малышка, этого делать не следует. Но нам следует серьезно поговорить. Пойдемте в кабинет. Там еще остались нормальные кресла. И есть камин, которого так не хватает в этой ужасной комнате. Там нам будет почти удобно.
Бетси церемонно сложила руки на коленях. Наполеон взял ее руки и помог сойти на пол.
— Вы очень расстроены? — спросил он ее, улыбаясь.
Она кивнула головой.
— Малышка, я это понял, и нам следует поболтать. В Лонгвуде на было залов, и комнаты снабжались друг с другом не коридорами, а просто переходили одна в другую. Когда они вышли из библиотеки в столовую, то наткнулись на мадам Монтолон, которая очень удивилась, а потом с подозрением уставилась на них. Она была довольно модно одета. Наверно, она решила понравиться молодому английскому офицеру.
— Мадам, а где же господин лейтенант? — спросил ее Наполеон.
— Мой муж и я с ним приятно поболтали. Сейчас он отправился в конюшню — его очень интересуют лошади. Там вместе с ним Аршамбо.
— Когда он освободится, пригласите его в кабинет, пожалуйста. Мы с мадемуазель Бетси будем там.
Дама повернулась с осуждающим шелестом юбок и отправилась к кухне.
— Сир, вы желаете, чтобы я задержала молодого человека, побеседовав с ним?
— Нет! — резко ответил Наполеон. — Пожалуйста, ведите себя, как обычно, и дайте мне знать, когда он придет.
Личный кабинет Пленника был размером с спальню и был, пожалуй, самой бедной и мрачной комнатой во всем доме. Мебель для кабинета собрали по складам, где хранились ненужные вещи. Зато там стояли два кресла, которые недавно перетягивали. Наполеон усадил в одно из них Бетси, а второе придвинул так, чтобы сидеть к девушке лицом.
— Ревность — это признак слабости. Она — отвратительная, тайная и неприличная черта человека. Бетси-и, я должен у вас просить прощения за то, что проявил подобную отвратительную черту.
— Но, может, я решила, что вы мне польстили, — улыбнулась Бетси.
Пленник продолжил свою мысль.
— Перед вами человек, которому пятьдесят лет, и он обладает не лучшим здоровьем. На пике моей карьеры судьба повернулась ко мне спиной, и я потерял полноту власти. У меня забрали все, чем я владел, — он сказал эту фразу очень драматично. — Меня приговорили к пожизненному проживанию на этом ужасном каменистом клочке суши. Но я могу испытывать ревность и злость. И в этом виноваты вы, моя малышка. Когда я здесь появился, вы несколько облегчили тут мою жизнь, и я постоянно чувствовал, что вы принадлежите мне. Сейчас вы проводите много времени с молодыми людьми, которые, конечно, больше подходят вам по возрасту. Но я не могу принять этот факт с достоинством. Я даже сам не подозревал глубину своих чувств к вам, пока не увидел вас сидящей на столе, улыбающейся мне и покачивающей ножками. Вы мне напомнили ту маленькую девочку, которая мне раньше очень нравилась.
Бетси-и, я должен с вами честно поговорить. Императрица, моя вторая жена, не писала мне с тех пор, как меня отослали на Эльбу. Она отдала нашего сына на воспитание своим родителям. Развод невозможен из-за ее ранга и моей религии, но если даже случится что-то, что уберет все препятствия, я ничего не смогу сделать. Я не могу осложнять положение собственного сына. И об этом я должен помнить в первую очередь.
— Естественно, сир, — сказала Бетси.
— Мы уже обсуждали женщин в моей жизни, и мне кажется, что вы их называете…
— И другие…
— Их было достаточно.
— Весьма много, сир.
— Если нужна точная цифра, мы должны будем признать, что их было великое множество. Некоторые их них были знатные дамы, другие… были рангом пониже. И все они были красивы.
Наполеон замолчал. Он смотрел на девушку, и его глаза светились, как бывает, когда человек любуется произведением искусства.
— Я думаю, малышка, что вы прекраснее их всех.
— Сир, вы так не считаете.
— Я действительно так считаю, — Наполеон как бы вернулся в прошлое. — Моя Жозефина не была настоящей красавицей. Она была пикантна и очаровательна, но… у нее были плохие зубы. Мария Луиза была молода и с хорошей кожей, но со временем я начал понимать, что когда в моменты удивления или грусти у нее открывался рот, она становилась очень глупой. Ла Беллилот, моя малышка мадам Фурес, была очень хорошенькой, но должен признаться — она была несколько простовата. Мадемуазаль Жорж, смешливая и веселая комедиантка, вскоре стала… как это сказать…
— Мы говорим — излишне пухленькой, — помогла ему Бетси.
Наполеон кивнул головой.
— Да, это правильное слово для моей хорошенькой мадемуазель Жорж. Мария Валевская отличалась ото всех остальных. Она была прелестна и… о, сколько в ней было преданности и смелости! Но ее красота была чересчур серьезной и торжественной. Она не часто улыбалась, и в ней не било ключом веселье, как это было у остальных женщин, о которых я вам рассказывал. Что касается вас, малышка, — произнес
