В обновлении команды нужно воздать должное чутью президентского спичрайтера Людмиле Пихоя. Все будущие помощники и советники прошли через ее кабинет в процессе подготовки многочисленных президентских выступлений. Можно сказать, что настоящим «крестным отцом» обновленной команды президента является именно эта умная и темпераментная женщина.
В результате возникла политическая команда с хорошими и очень полезными для президента связями вне стен Кремля. Одно из достоинств обновленной команды состояло в том, что большинство ее новых членов умели работать с журналистами, пользовались в СМИ хорошей репутацией профессионалов и уже в силу этого обеспечивали мощное присутствие президентских интересов на «информационном рынке».
Внутренний кадровый маневр президента в какой-то мере опровергал устойчивое мнение о том, что тон в команде Ельцина задает «свердловская группа» или лица, приближенные «к телу президента». Завершался период, когда команда формировалась, прежде всего исходя из принципа личной преданности. Этот принцип оказался несостоятельным и нанес президенту немалый ущерб. Именно отсутствие в команде президента независимых политиков привело к многочисленным политическим провалам и ошибкам периода 1991-93 годов.
На фоне нового кадрового пейзажа несколько старомодно стала выглядеть фигура «свердловчанина» Олега Лобова. На первом этапе вхождения во власть Ельцин явно благоволил своему земляку. Несмотря на то, что это был человек «яркого» коммунистического прошлого (в свое время он даже был одним из претендентов на пост руководителя российских коммунистов), Ельцин, очевидно, доверял ему. Возможно, их сближало то, что оба они по профессии строители. Политическому долгожительству Лобова в команде президента, видимо, способствовало и то, что он никогда не заявлял непомерных властных претензий, в отличие, скажем, от Ю. Скокова. Его, похоже, устраивало любое заметное место за спиной Бориса Николаевича. Определенный политический опыт у него имелся еще со времен работы инструктором в ЦК КПСС, а затем на должности второго секретаря ЦК Компартии Армении. О. Лобов всегда считался умеренным консерватором, что в условиях политического радикализма является не столь уж плохой характеристикой. Но ему явно не везло в отношениях с прессой. Журналисты либо игнорировали его, либо писали о нем с неизменной скрытой иронией. «Независимая газета» поместила сообщение о его назначении на должность министра экономики в рубрике «Неприятности», высказав предположение, что экономическая политика обновленного правительства неминуемо приведет «к сбору хвойной муки» на корм скоту, как не раз случалось в период «развернутого строительства коммунизма».
От более острой критики со стороны демократической прессы Лобова спасала общеизвестная вялость его действий. Действительно, следы его активности очень трудно обнаружить невооруженным глазом. Вероятно, его главный принцип в политике позаимствован из устава врачей — «не навреди».
1994 год мы встречали вместе с новыми помощниками. Конечно, еще предстояла «притирка» характеров. Но было радостное ощущение от того, что работаешь в кругу единомышленников. На будущее смотрели с оптимизмом. Но огорчения и тревоги начались с первых же недель. 16 января, в воскресенье, Егор Гайдар на срочно собранной пресс-конференции объявил о том, что он отказывается занять пост первого вице-премьера в обновляемом правительстве. Это было равносильно заявлению об отставке. На следующий день президент принял отставку. Многие тогда обвиняли Бориса Николаевича за поспешность, полагая, что за Гайдара следовало побороться.
Но для самого Ельцина расставание с творцом его экономической политики не было неожиданным. Этот шаг был между ними согласован. Перед тем, как подать заявление об отставке, Гайдар направил президенту очень теплое письмо, в котором, вместе с тем, была четко высказана главная причина отставки:
«Более двух лет назад Вы оказали мне и моим коллегам огромное доверие, поручив нам осуществлять проводимые под Вашим руководством экономические реформы… Условия нашей работы в Правительстве никогда не были идеальными. Вам прекрасно известно, сколь многого нам не удалось осуществить не из-за объективных обстоятельств, а вследствие непрекращающегося давления консервативных политических кругов. К сожалению, в последнее время все чаще принимаются решения, в подготовке которых я не участвовал и с которыми выражал категорическое несогласие».
Варианты отставки Ельцин обсуждал с Гайдаром с глазу на глаз. По нюансам одного из разговоров с Борисом Николаевичем и многократных бесед с Егором Тимуровичем я могу догадаться, о чем шла речь. О временном и достаточно краткосрочном маневре. Предполагалось, что, перейдя в оппозицию, Гайдар получит свободу рук в критике и станет быстро набирать очки. А кабинет Черномырдина (как и всякий действующий кабинет) неминуемо их будет терять, что могло бы дать в перспективе президенту возможность вновь востребовать Гайдара. Далеко не случайным было заявление весьма осведомленного в тот период М. Полторанина, что правительство Черномырдина «обречено на провал» и «вряд ли просуществует дольше мая». В Службе помощников президента не были столь категоричны, но тоже полагали, что новый кабинет продержится не больше года. Оценки такого рода не были фантазией, они основывались на прогнозах социологов. Время показало, что они ошиблись. Кабинет Черномырдина оказался стабильным и, по сути, сумел сохранить главное направление реформ.
Свалив Гайдара, оппозиция буквально ликовала и в предвкушении новых жертв со стороны президента делала многозначительные заявления. Похоже, что лидеры оппозиции действительно рассчитывали, что им удастся прибрать Черномырдина к рукам. «Корабль, идущий курсом Гайдара, начинает тонуть. Прагматики в правительстве набрали достаточный вес, и в их программе нет места монетаризму Гайдара», — уверенно заявлял Зюганов.
Были и интересные мнения. Бывший пресс-секретарь М. С. Горбачева и очень уважаемый в среде журналистов человек Андрей Грачев писал в «Московских новостях»: «Вздохнувшее с облегчением после ухода Гайдара правительство, похоже, не осознает, что вместе с ним российская экономика лишилась пусть экстремистской, но Программы. Список фамилий нельзя считать синонимом программы реформ, даже если во главе этого списка по-прежнему стоит имя президента. В противном случае мы в итоге придем к тому, что единственной нашей программой станет сама президентская власть».
Очень дальновидное, нужно признать, размышление.
Демократы восприняли отставку Гайдара как шок и предвестие отката демократии.
Для Ельцина принятие отставки Гайдара было трудным решением. Понятие «любит — не любит» к Ельцину малоприменимо. Но в отношении к Гайдару у Бориса Николаевича была большая доля сентиментальности, почти любви.
В этой связи не могу не вспомнить один эпизод, относящийся уже к более позднему времени. Дело было весной 1994 года. 1 апреля Гайдар в связи с заседанием Президентского совета, членом которого он оставался, приехал в Кремль. Ельцин давно не виделся и не говорил с ним. После заседания они вместе вышли из массивных золоченых дверей Екатерининского зала. В соседнем Кавалергардском зале участников совещания поджидала небольшая группа журналистов. Не обращая на них внимания, президент продолжал беседовать с бывшим вице-премьером. Я был свидетелем этой беседы, и у меня сохранилась ее краткая запись.
— Ну, а в общем-то как дела? Не устали? — с доброжелательной иронией спрашивал Ельцин.
— Да с чего уставать? Какие у меня теперь дела? — в тон ему отвечал Гайдар.
— Так в чем дело? Может быть, надо возвращаться?
Само по себе содержание разговора было сенсацией. Это было фактически предложение вернуться в правительство. Я видел, как возбужденно зашушукались слышавшие разговор журналисты.
Но дело было настолько серьезным, что после того, как Борис Николаевич ушел, я обратился к Гайдару: «Что делать с новостью? Сегодня же это пройдет по всем агентствам, а завтра будет на первых полосах газет». Егор Тимурович подумал и сказал, что об этой части разговора, пожалуй, прессе говорить преждевременно. Журналисты были явно раздосадованы, когда я попросил их не упоминать об услышанном.
Опасались, что с уходом Гайдара усилится влияние военно-промышленного лобби на премьера. Боялись, что единомышленник Гайдара Анатолий Чубайс окажется в изоляции и приватизация — этот краеугольный камень либеральной реформы — будет свернута. Широко цитировалось высказывание Полторанина, будто Черномырдин «делал все, чтобы это произошло».
К счастью, опасения оказались преувеличенными. Президент не собирался делать сколько-нибудь серьезных уступок контрреформации, но, видимо, недооценивал и впечатления, произведенного отставкой
