пыхтевший слева от меня, естественно, не ожидал такого поворота дел. Его слегка качнуло и он, попытавшись выровнять положение, со всего маху долбанулся в боковые стойки приемного отделения.
В это время я уже отстреливал трос.
Второй перехватчик, тоже не ожидавший от меня никаких противозаконных действий, получил дополнительную свободу и на всех парах, рванул вперед. то ли с тормозами у него было не все в порядке, то ли парень засмотрелся на своего друга, но через пару мгновений его перехватчик врезался в заградительную стенку.
Заградительные стенки достаточно прочны, чтобы принять в свои объятия даже такой крепкий корабль, как космический перехватчик.
— Чисто сработано, — Кузьмич, с перекошенной от перегрузок рожей, одобрительно кивнул головой.
По другому не умею. Страховку за свой корабль я вряд ли получу, рылом не вышел, а моральное удовлетворение уже заработал.
Спасательная капсула несколько раз перевернулась, подпрыгивая на титановых плитах приемного отделения, затем выпустила все свои восемь якорей и, оставив на плитах глубокие борозды, затормозила.
Я прильнул к иллюминатору.
К нам уже бежали ребята из обслуги. Местные перехватчики их не волновали. На границе — как на границе. Каждый день кто-нибудь не возвращается с полетов. Тем более, что таких пилотов — асов на складе блокпоста навалом. Соберут свеженького, выдадут новый перехватчик и вперед, на службу Отечеству.
А тут гость с самой Земли. Живой. С брюликами. Можно поживиться.
С брюликами, правда, промашка. В кармане комбинезона есть кое-что из заначки на черный день, но этого не хватит, даже на завалящую космическую шлюпку. Не говоря уже о чаевых.
— Кузьмич, открывай люк.
Кузьмич взмахнул крылышками, поднатужился и сдернул с места стоп-кран.
Овальная дверь с негромким шипением отъехала в сторону, обдав нас клубами пара.
Кузьмич быстренько юркнул в положенный ему карман, от греха и глаз подальше, а я, окинув в последний раз пустую капсулу, вышел на свежий пограничный воздух.
Радостно улыбающиеся ребята из обслуги, до этого приветливо вскрывающие мою капсулу ломиками и монтировками, замерли, узнавая во мне урода, отступили на пару шагов и стали угрюмо меня разглядывать.
Здесь, на границе, люди не избалованы всякими условностями. На уродов не смотреть, с уродами не общаться, об уродах не думать.
Интересно, все-таки, взглянуть на одного из тех, о ком в Великой Галактике ходит столько ужасных легенд. И мертвечину мы едим. И хвост у нас есть. И, боже! Вы только посмотрите! Щетина! Какой кошмар. Ладно, ребята, я не против, привык. Смотрите на живое уродство, что бы потом рассказывать своим детям на ночь страшные сказки об изгоях.
На себя бы посмотрели, красавчики. Вся беда в том, что баржи со жратвой сюда из центра посылать не выгодно. Срок годности там, вкусы разные. Вот ребят и кормят одними сухарями. А чтобы зубы у обслуживающего персонала раньше времени не выпали, им всем вставляют вместо зубов десятисантиметровые титановые челюсти. Так и ходят они с опухшими животиками и с квадратными железными подбородками, которые счастливо щелкают при каждом шаге. А если вдруг на секунду задумаешься, она как со всего размаха бабах по грудной клетке! Говорят, что и ребра по неосторожности ломают.
Вот и сейчас у ребят сработал эффект невнимательности и эти самые челюсти болтались в районе пупков.
Стоять и глазеть друг на друга можно до бесконечности. Им то что! Часики тикают, зарплата капает. А у меня и так до черта времени пропало, не считая корабля.
Действовать надо решительно и без промедления. А то ведь и куколка моя заждется. Скучает, поди, там.
— Кто тут у вас самый-самый?
Звуки моего голоса подействовали на ребят несколько иначе, чем предполагалось.
Они отступили на шаг, некоторые даже подняли ломики. «А он еще и говорит?» Говорю, говорю.
Но ответа не последовало.
Мне стало надоедать. Но ничего поделать не мог. Плутать по этому огромному комплексу самостоятельно нежелательно. Так и жизнь пройдет. Найдут лет через сто засохший скрюченный трупик урода где-нибудь в машинном отделении, то-то радости будет.
Но то ли за моей посадкой наблюдало начальство, то ли счастье мое такое, события стали разворачиваться со стремительностью, достойной настоящих приграничных войск.
Со страшным ревом и визгом около нас затормозил внутренний кар. Из тех самых, что используется ленивым руководством для передвижения в подчиненных им помещениях.
Из распахнувшейся дверцы показалось лицо. Причем, замечу, вполне нормальное. Без всяких там крутых подбородков. Но с лысиной. Вполне стандартной земной лысиной образца прошлого века. Это было нечто новенькое. Ношение подобного украшения правительством Великой Галактики не приветствовалось. И если разрешалось, то только самым почетным гражданам, заслужившим эту честь годами беззаветной службы на благо ее величества Галактики.
— Залазь, — кивнула лысина, показывая, что садится нужно не на металлический пол, а в кар.
Они что, газет не читают? Посадить в личный транспорт урода, даже по провинциальным меркам считается полнейшим нарушением Закона. А здесь, на станции, вообще. Могут и в поселения сослать.
Но раз приглашает, значит, знает, что делает.
Сядем. Помашем на прощание ручкой ребятам с титановыми упавшими подбородками. И поздороваемся. А как же!
— Привет, лысина.
Наверно что-то не так брякнул. У меня всегда так. Сначала скажу, а потом уж соображаю, ведь не то совсем.
Лысина вздрогнула, по гладкой коже прошлись небольшие кожаные волны, и ее обладатель обернулся ко мне.
Я как раз пытался вскарабкаться обратно на сидение. Кожаные, черт, и скользкие.
— У тебя с головой все в порядке, урод? — спросила лысина.
— У меня в порядке, — улыбнулся я, нечаянно взглянув на лысину лысины.
— Господи! — протянул хозяин достопримечательности, — Родина требует героев, страна рожает дураков.
И отвернувшись, врубив тягу, рванул с места.
Я в это время как раз уже почти забрался на скользкое сиденье. Но инерция штука вредная. Я снова сполз и решил для себя, что лучше уж я постою, чем вот так позорится каждый раз на поворотах.
Минут через пятнадцать я вдруг сообразил, что мчимся мы в неизвестном направлении, мимо каких-то складов и ангаров. Почти в сплошной темноте. И даже один раз сбив членистоногого робота уборщика.
— А мы куда это?
Может лысина меня и не слышала. Рев в кабине страшный.
Я постучал по гладкой коже хозяина кара и повторил свой вопрос, но уже более громко и в минимальном расстоянии от уха.
Но ведь что странно. Обычно люди, до которых мне случалось ненароком дотрагивались, дергались словно от порядочной порции электричества, а этот, даже не вздрогнул. Но ответил. Наверно, я его достал.
— Отвали.
Вот теперь все понятно. А раньше нельзя было? По человечески.
Года два назад космический лайнер с полным выпуском земной сельхозакадемии совершал прогулочный круиз в этих местах. Заплутали, потерялись, но на счастье вырулили на погранзаставу. Может и
