Палец продолжал указывать на потолок.
— Даю тебе три дня, сынок, — капитан резко хлопает по красной папке, которая поднимает небольшую тучку пыли, и подталкивает ее на край стола, ближе ко мне, — Разберись, что к чему. И доложи, как положено. Посмотрим, на что ты пригоден. В случае необходимости обещаю любую помощь. Вплоть до армии и флота и личного вмешательства. Сходи на место преступлений, ознакомься на месте с оперативными разработками. Будь внимателен к мелочам. На месте преступления по совместительству работают товарищи из братских ведомств, так ты не обращай внимания. Если что, скажешь, я послал. Выполняйте, лейтенант Пономарев.
Понимаю, что первая встреча с начальством окончена. Встаю, подхватываю красную папку.
— Где можно получить оружие?
Капитан давиться дымом, кашляет, задыхаясь и краснея, но быстро берет себя в руки.
— Оружие? Ты, что, лейтенант. Никакого оружия. Все строго секретно.
— Да, но…. А если….
— А если завтра война? — капитан медленно сует руку под мышку, туда, где у него прыгающий пистолет системы «Макаров».
Вылетаю из кабинета, забыв на прощание поблагодарить капитана за первое серьезное дело, как того предписывают правила поведения молодых лейтенантов в гостях.
Зато на выходе крепко обнимаю секретаршу Лидочку, которая как нельзя, кстати, оказывается на дороге.
— Три дня! — догнал меня голос капитана, — И мыло не забудь.
Я жестоко подавляю в себе желание вернуться и спросить, для чего мыло
Не обращая внимания на визжащую секретаршу, которая никак не хочет отпускать меня без традиционной чашечки ячменного кофе, выскакиваю в коридор и, широко размахивая сильными лейтенантскими руками, бегу по истоптанному линолеуму, пугая несовершеннолетних нарушителей и прижимающихся по стенам сотрудников отделения.
Восьмой микрорайон ничем особым от других микрорайонов города не отличается. Зеленые насаждения с не запланировано протоптанными дорожками, истоптанные ночными хулиганами скамейки для дневных старушек, детские площадки для выгула собак, передвижные пункты сборщиков стеклотары, стационарные киоски для продажи той же стеклотары.
Чем приглянулась данная местность для иностранных топ моделей, понять трудно. Из достопримечательностей, про которые не упомянул капитан, имеется только сгоревший до основания гараж, да несколько контейнеров для мусора. Никаких там гольф-клубов, казино, баров. Ближайшая пивная закрыта два года назад по причине невозможности своевременного завоза товара. Микрорайон отрезан от транспортных артерий города новостройками и сезонными дорожными работами.
По дороге к месту происшествия размышляю над важным вопросом. Рассматривать ли внезапные и незапланированные появления обозначенных на фотографиях лиц как серийное преступление? Или на лицо факт несанкционированного нарушения государственных границ моей страны? И почему все мероприятия по поимки опасного и циничного преступника или преступников, посягнувших на самое святое, что есть у иностранных актрис, не принесли никаких результатов?
Ответов пока нет. Слишком мало начальных данных. Никаких улик, если не считать глянцевых снимков. Предоставить дополнительную информацию может только один человек. Тот самый дворник, лицо которого я видел на фотографии.
Простого российского дворника обнаруживаю на детской площадке.
Вокруг деревянной детской песочницы, откуда любители кошек любят воровать природное ископаемое для своих писающих питомцев, аккуратно уложены несколькими рядами наполненные песком мешки из-под картошки. Сам гражданин дворник, вооружившись совковой лопатой, по пояс голый, методично углубляется в землю.
Присаживаюсь на краю окопа, и скрытно наблюдаю за работой свидетеля, пока не становится скучно. Вид копающего человека во мне всегда вызывает желание подсказать, как надо правильно копать. Но сейчас я на работе.
·Гражданин Иванов? И.С.?
Свидетель преступлений от неожиданности роняет лопату, но тут же решительно берет себя в руки. Спокойно достает початую российскую пачку с иностранными сигаретами и, только сделав три глубокие затяжки, поднимает на меня глаза.
Повторяю вопрос, нечаянно выдвигая вперед плечо с новеньким погоном:
— Иванов, спрашиваю?
— А ты кто?
— Вопросы здесь задаю я.
Свидетель, расслышав твердые нотки в моем, пока еще не совсем окрепшем голосе, смущается.
Так-то лучше. Первое правило опера, поставить всех на свои места. Теперь, когда свидетель знает, что разговаривает не с простым прохожим, можно приступить к опросу. Или к допросу, как дело пойдет.
Достаю записную книжку, на обложке которой написано, что это именно записная книжка, а не женский еженедельник, и задаю первый вопрос:
— Что вы можете сообщить по поводу внезапных и незапланированных появлений в данной местности известных вам и всему миру лиц?
Свидетель колется моментально и выкладывает все, что ему известно. А известно ему немного, потому как ничего нового для себя из ответов Иванова И.С. не узнаю.
Вот уже второй месяц подряд неизвестный злоумышленник, явно ставленник мирового мафиозного движения, производит несанкционированную местной администрацией доставку иностранных гражданок на территорию микрорайона. В одно и тоже время, в одно и тоже место. Никакие мероприятия по поимке со стороны, как свидетеля, так и правоохранительных органов ни к чему хорошему не привели. Удивленные и визжащие иностранные гражданки, состоящие сплошь из популярных кинодив и моделей, как появлялись, так и продолжают появляться.
— Так что, гражданин начальник, получается, что правоохранительная машина буксует всеми пятью колесами, включая запасное.
Свидетель грустно вздыхает, сожалея о слабой материальной базе и о недостаточном финансировании родной милиции.
— А это зачем? — поднимаю увесистый камушек и швыряю в плотно уложенные штабели мешков.
Мешок, в который попал булыжник, ругается матом, и в нем прорезаются глаза.
— Ты смотри, куда кирпичи швыряешь, командир! Слышь, Семеныч, еще один на нашу голову приперся.
Семеныч, он же мешок в самом нижнем ряду, с тугим сопением выдвигает корочки и тыкает ими мне в глаза:
— Особый отряд по борьбе с экологическими преступлениями.
Я перестаю бесполезно шарить рукой на поясе в поисках отсутствующего пистолета. И задаю очередной, где-то даже дурацкий вопрос:
— А зачем?
Корочки исчезают. Вместо них появляется прибор ночного видения, который пристально изучает мое растерянное лицо.
— А чтобы всякая мразь народу спокойно жить не мешала.
Про кого говорит прибор ночного видения, непонятно. Но, скорее всего про тех, кто совершает самое величайшее преступление века.
Свидетель Иванов нервно теребит меня за новенький погон.
— Засада тут у них, — объясняет он, — Десять человек здесь и еще полсотни вокруг. На крышах снайпера засели. Стреляют в каждого, кто в пределах видимости окажется. Человек десять уже уложили. Или, вон видишь, мужик бульдога выгуливает?
— Неужто тоже? — почему-то пугаюсь я.
— Точно, — ухмыляется свидетель, — Майор, только гавкает постоянно.
Я внимательно оглядываюсь. Слова свидетеля и Семеныча позволяют по-новому взглянуть на
