Просто уехать на неделю из дому, от жуткого сознания того, что не можешь ничем помочь умирающему родному человеку… Рыжий Патрик сразу как-то ее приметил и тогда же, в вечер приезда, пригласил посидеть в кафе. Он совсем не говорил по-русски, а Нина — очень плохо по-английски, но они друг друга понимали. Вернее, она каким-то женским чутьем понимала, что не будет никакого продолжения этого стремительно вспыхнувшего романа — не будет ни Лондона, ни Ливерпуля, ни даже Корка. Она просто радовалась выпавшему на ее долю кусочку праздника — смешливому Патрику, плененному метафизической красотой белых ночей, безлюдными ночными улицами, мостами, парками, самой Ниной, наконец. Прекрасный город, созданный для влюбленных. Как хорошо быть влюбленной! Это было как лекарство от всех ее жизненных невзгод. Он уехал и обещал писать. Она долго ждала писем. Заглядывала в почтовый ящик, проводя пальцами там, куда глаза не доставали — вдруг конверт за что-то зацепился? Когда поняла, что беременна, ни секунды не сомневалась — рожать. И как можно было убить это продолжение счастливого состояния полета? Мать заметила ее беременность едва ли не раньше самой Нины и деликатно спросила дочь, что та собирается делать.
— Наверное, рожать, мама, — ответила тогда Нина.
— Вот и слава богу, — с облегчением вздохнула мать, — отцу утешение будет с внуком.
Обе они тогда поняли, что мать говорила о том скором времени, когда ее не станет, и долго сидели обнявшись и плакали. Слезы обеих говорили больше, чем слова. Мать так надеялась дожить до появления ребенка, она радовалась растущему Нининому животу, слабыми руками пыталась что-то шить или вязать для будущего внука или внучки. Димку мать так и не увидела. Она умерла, не дожив трех месяцев до его рождения. Нина потом удивлялась — как она могла доносить Димку, как могла перенести все, что на них обрушилось? Ответ был только один — это именно еще неродившийся Димка помог Нине выжить. Это ради него она и сейчас живет. И пусть Сергей Кузнецов со своей секретаршей катится к черту!
— Он и не знает, наверное, что Димка родился. Мы с ним были знакомы всего неделю. Вы думаете, это неправильно? Я не должна была так поступить? — Она посмотрела с вызовом.
— Я думаю, что это судьба, моя хорошая. — Валентина Яковлевна невесело улыбнулась. — Оставляй Димочку у нас. Я за ним присмотрю. Или давай я с тобой поеду.
— Что вы, тетя Валя!
Они и не заметили, как сблизились. Да разве чужой была теперь ей эта женщина, после того как они рассказали друг другу самое сокровенное! Больше, чем друзья, больше, чем родственники по крови, — они были теперь связаны общим несчастьем.
— Я пойду чайник поставлю.
Валентина Яковлевна медленно поднялась, как будто приняла на себя огромную тяжесть. Бедная девочка! Такая молодая, хорошенькая. Она надеялась, что у нее с ее сыном… Ки-рюша так на нее смотрит. А, да что теперь говорить! Ей бы живой остаться. Она-то знает, что это за операция, насмотрелась, не дай бог! И Димка — рыжий огонек, к которому за неделю она успела так привыкнуть, как будто знала его с рождения. Адрес у них нужно взять обязательно. И телефон.
Нина, опередив Валентину Яковлевну, уже поставила чайник на плиту. Принялась резать хлеб, готовить бутерброды к ужину. Она была так сосредоточена, так ушла в себя, думая о том, где все-таки в ее жизни судьба, а где — просто слепой случай, что не заметила, как Валентина Яковлевна подошла и обняла ее за плечи.
— Ниночка… Все будет хорошо.
— Вот! Вещи вашей подруги. Ничего, если они у вас постоят? А то они нам мешают. Грязно, знаете ли, не хочется, чтоб запачкались.
Васька спросонок ничего не могла понять. Какие вещи?! Какая подруга? Наконец она узнала Димкины игрушки, наваленные грудой в пакете, и поняла. Этот мужик — тот, который обдирал обои, должно быть, муж Вероники Валерьевны. Которая мать Лики. Которая любовница Сергея, будь оно все проклято! Они просто собрали Нинины и Димкины вещи, чтобы они не мозолили глаза их дочери. Интересно!
А где Нина будет жить? Лифт открылся, пока она с этим мужиком, имени-отчества которого не знала, стояли в дверях, и оттуда появилась мать Лики, нагруженная остатками Нининого скарба.
— Ключики, пожалуйста, отдайте. — Вероника Валерьевна требовательно протянула руку. — Я не хочу, к примеру, чтобы посторонние в квартире…
— Там еще аквариум, — перебила ее Васька, — с рыбками. — Я не могу. — Она кивнула на свой живот.
— Хорошо-хорошо! Славик, спустись, принеси… рыбок! — Вероника Валерьевна не думала, что Татьяна Васильева так легко согласится отдать ключи, и лучезарно улыбнулась.
— Как Герочка? Справляется?
— Вашими молитвами! — Васька протянула ей ключи. Пусть подавится. Все равно у Нины есть еще комплект, и она вчера на всякий случай тоже сделала себе дубликаты. Мы еще посмотрим, кто здесь будет жить,
— Пусть обращается, если что. Сереженька его предупредил. — Обязательно.
Да Герка лучше пусть обратится за советом к кому угодно, только не к этой родной сестре Иезавели. Васька плохо помнила, кто такая была эта Иезавель, но имя очень уж подходило. Лифт снова открылся. Станислав Петрович животом вперед с натугой вынес из него большой круглый аквариум. Вода плескалась и ходила ходуном. Рыбки испуганно жались ко дну. Васька посторонилась, и он пронес его на кухню. Следом шла Вероника Валерьевна, с любопытством оглядывая интерьер.
— А подставка?
— Вот! — Станислав Петрович кивнул головой, указывая на подставку, прижатую локтем к боку. Мать Лики проворно вынула ее. Станислав Петрович с видимым облегчением плюхнул аквариум.
— Может быть, лучше в комнату? — суетилась Вероника Валерьевна. — Не жарко будет им на кухне?
«Так я тебя и приглашу в комнату! — подумала Васька. — Ты еще, того и гляди чай пить напросишься».
— Думаю, здесь в самый раз, — отрезала она. Вероника Валерьевна еще раз зыркнула по сторонам:
— Так мы пойдем. Все вещички я вам передаю в целости и сохранности. Пошли, Славик.
— До свидания.
Немногословный Славик кивнул головой и последовал за своей половиной.
Ну и ну! Позвонить Нине или нет? Она все равно собиралась сегодня им звонить. Конечно, позвонить, но, наверное, ничего не говорить об этой… экспансии! Не портить им отдых. Вечером приедет Герка, и она с ним посоветуется. Наверное, все это не без согласия Сергея? Его идея в их исполнении. Какая же он все- таки сволочь! Расходятся ведь люди по-хорошему, без таких вот… эксцессов! От волнения Ваське в голову приходили сплошь слова иностранного происхождения, с которыми она в своем лексиконе упорно боролась, утверждая, что каждому иностранному слову можно подобрать соответствующее понятие на родном языке. Она села и засмеялась. Ну конечно! Нашествие и скандал! Хотя все это, конечно, не смешно.
— По-моему, прекрасно. Прекрасно! — Вероника Валерьевна осторожно раскатывала на полу обои. — Как ты думаешь, Славуся?
— Неплохо, как по мне. — Станислав Петрович наклонял голову то вправо, то влево, рассматривая рисунок. — Сколько мы их взяли? Хватит? Рисунок нужно будет совмещать. Видишь, какой кусок придется все время выбрасывать?
— Ничего, я все предусмотрела. Это место, — указала она туда, где стоял шкаф, — этими обрезками и заклеим. Некоторые под мебелью, к примеру, вообще не клеят. Но я против таких вещей! Нечего экономить, денег хватает.
— А успеем к их приезду? — засомневался Станислав Петрович.
— Да что тут делать? Главное, мы с тобой уже все подготовили. Смотри. День клеим эту комнату, а завтра — детскую. Еще день кладу на то, чтобы бордюрчики, уголки, всякую мелочь доделать, окна протереть. Ты будешь доклеивать, а я помою окна. Если утром пораньше встать, то даже за полдня можно справиться. Так. Значит, еще останется два дня на шторы — купить, пошить. Я пошью, а вечерком мы с
