— Она вот-вот должна вернуться. — Томашевский взглянул на часы. — Она к Нине пошла, ну… к Кузнецовой. Может быть, нам пока по кофейку?
Кофе был давно выпит, хозяин вежливо молчал, но, видимо, тяготился присутствием гостя. Ждать дальше, конечно, не имело никакого смысла. Неизвестно, когда придет эта жена Томашевского. Может, она по магазинам пошла, может, еще куда.
— Ну, я пойду… Вы мне, пожалуйста, перезвоните…
— Конечно. — Томашевский, провожая гостя, опять взглянул на часы.
— Я пошел. — Бухин переступил порог и нажал на кнопку лифта. Тот загудел и стал подниматься откуда-то снизу. Саша вздохнул. Катерина тоже сегодня впустую съездила к этой Кузнецовой. Наверно, день такой. Створки лифта разошлись, и Саша задумчиво шагнул вперед.
— Извините… — растерянно протянул он, потому что навстречу ему выходила молодая девушка с огромным живо том, который не закрывал надетый на нее плащ. Вот на этот живот Бухин и налетел. — Простите, — еще раз пролепетал он, уступая ей дорогу, — я не хотел…
— Ничего. — Васька протиснулась мимо скромного молодого человека. — Это я вас напугала.
«Да это же жена Томашевского!» — понял он и догнал молодую женщину.
— Еще раз извините, вы Татьяна Томашевская?
— А, — вспомнила Васька, — вы из милиции, да? Да вы проходите…
— Собственно, я тут вашему мужу показывал… Он говорит, что вы его никогда не видели… — мялся Бухин в дверях. — Вы все-таки посмотрите, Татьяна Михайловна…
Васька взяла у него листок, сбросила на ходу мокрые туфли и прошла ближе к свету. Посмотрела. Потом вернулась и отдала портрет обратно.
— Нет, вроде не видела.
Из кухни показался сам Герман Томашевский, вытирающий руки полотенцем.
— Спасибо вам, я пошел. — Саша начал заталкивать листок обратно в папку и потянул змейку. Змейка разъезжалась через раз. То есть она раз — разъезжалась, а раз — заедала. Сейчас наступил как назло тот раз, когда ей вздумалось заесть. Лист перекосился, и Васька, стоящая у двери как радушная хозяйка, чтобы проводить гостя, внезапно потянула его на себя.
— Дайте-ка его сюда… Вот так… Если вот здесь чуть-чуть… И лоб пониже… И волосы покороче… Конечно, это он!
— Кто? — Гера потянул листок к себе. — Кто он, Вась? Ты что, его знаешь?
— Да ты его тоже знаешь! Вот здесь, смотри — помнишь — нос у него кривоватый, как будто перебит… Ну, помнишь?
— Да не помню я никакого носа, — отмахнулся от нее муж. — Где ты его видела? По этой бумажке каждый третий подходит.
Саша Бухин задержал дыхание. Эта Татьяна, которую муж почему-то называет Васькой, сейчас все- таки опознает загадочного «телемастера».
— Помнишь, мы на майские на речку ездили? — допытывалась Васька.
— Ну, помню, — Гера еще раз взял листок и вгляделся в черно-белое изображение. — И что?
— Помнишь, такой Виктор, Витек или как там его был? Ну, который напился как зонтик и ко мне все приставал? Насчет того, что может устроить мне хорошую работу? Помнишь? У него еще нос такой кривоватый. Видишь? — Васька снова забрала листок и вертела его перед глазами мужа. — Смотри, Гер, если так повернуть — то он.
— Да вроде он…
Саша Бухин дернул злополучную змейку, и она наконец с визгом подалась. Он достал из папки ручку и сказал, явно кого-то копируя:
— А сейчас очень вас прошу с этого места все подробненько.
— У меня сейчас люди в кабинете! Я сама перезвоню тебе через пять минут. Все. Целую.
Анна Сергеевна раздраженно сунула мобильник в карман. Черт знает что! Сейчас с ней разговаривали, как с нашкодившей кошкой. Только что не тыкали носом. Она быстро, скомкано отпустила пациентку, закрыла кабинет и спустилась вниз, во дворик. Дождь все еще накрапывал, и во дворе стояли огромные непросыхающие лужи. Она остановилась у черного хода и набрала номер. Трубку взяли сразу.
— Доктор Емец!
— Игорь, это я.
Он уже остыл и понял, что так разговаривать с давней подругой, с которой были и совместные статьи, и годы плодотворной работы, не стоит. Да и Аня Лернер была, без преувеличения, прекрасным врачом. Поэтому он проговорил уже без злости, усталым после тяжелой утренней операции голосом:
— Аня, что у вас там за бардак?
— Какой бардак, Игорь? О чем ты говоришь? Я вообще не понимаю, что произошло…
— Извини, — перебил он ее, — больную Нину Анатольевну Кузнецову ты ко мне посылала? Три недели назад? Помнишь такую? Ну, беленькая такая. Спортсменка
— Помню. Я посылала. — Анна Сергеевна говорила отрывисто, она еще не отошла от обиды.
— А анализы? Анализы ваша лаборатория делала? Кто ей диагноз ставил?
— Я ставила. Анализы ей у нас делали, конечно. Что ты кричишь? Скажи наконец, что случилось?
— Анна, я не хочу с тобой ссориться, но результаты нашей с тобой совместной деятельности, как говорится, хреновые.
— Да что случилось?! — Теряя терпение, она повысила голос, уже не заботясь о том, чтобы не быть подслушанной. Впрочем, окна во всех кабинетах, по случаю внезапного похолодания, были закрыты.
— Ты мне скажи, это точно ваша лаборатория делала?
— Точно. Что ты из меня душу тянешь? Что случилось?
— Анечка, у Кузнецовой нет никакой злокачественной опухоли. Нет и не было. А мы ей все убрали. И начали вводить препараты. Я сегодня взял гистологию — мама родная! Не подтвердился твой диагноз, Анечка. А мы ее искалечили! С ее фибромиомой она могла бы жить спокойно, детей рожать…
— А анализы? Анализы! Я что, сама их делала? Я что, лаборатории не должна доверять? Ты анализы ее видел?
— Да видел, видел! Потому и взял так срочно. Но мы тоже сделали все анализы — можно сказать, на автомате. Они сейчас у меня на столе. И знаешь, они у нее совершенно нормальные. Блестящие, можно сказать, анализы. Я только хочу знать, куда вы все смотрели? Что у вас за бардак? Кто их делал? И как теперь эти анализы с теми? Рядом в истории? Как ты думаешь, хорошо будут смотреться?
— А ты куда смотрел?! — с внезапно нахлынувшей злобой Анна Сергеевна перебила Емца. — Куда ты смотрел, Игорь? Ты что, перед операцией их не видел? Что ты меня обвиняешь? Да я никогда бы…
— Извини, Аня. — Тяжелый вздох, пауза. — Извини… Да, конечно. Ты бы никогда. Я сам во всем виноват. Только вот результаты были готовы уже после операции. Я, знаешь ли, привык доверять вашей лаборатории'. Сколько лет мы уже вместе…
— Да, сколько лет вместе! — Анна Сергеевна криво усмехнулась. — Игорь, возьми себя в руки. Повторную гистологию пускай сделают. Может, путаница какая-то.
— Уже сделали. И вот еще — я тут подумал, может, у тебя две Кузнецовых? Ты проверь. Фамилия-то ведь распространенная.
— И проверять не надо. Кузнецова у меня одна. Я всех своих больных, Игорь, хорошо помню. Амнезией пока не страдаю. В лаборатории только могли напутать. Но как? Пойми, я ведь не могу пойти сейчас в картотеку и искать у всех врачей всех Кузнецовых.
— Почему? Аня, а если еще одна такая Нина Кузнецова всплывет? У которой по анализам вроде бы все в порядке? А на самом деле? Что будет? Ты подумала? А если эта Кузнецова на нас в суд подаст? Я ведь ей сказать должен! Как я ей буду объяснять? А если и та Кузнецова…
— Игорь, что ты от меня хочешь? — устало перебила его Анна Сергеевна. — Я тебе скажу, она от счастья плакать будет, когда узнает, что у нее все в порядке. И объяснять ничего не понадобится. Знаешь, у таких больных безгранична вера в чудо… Внезапный стресс… В любой околонаучной газете, которые у вас в больнице на любой тумбочке пачками валяются, найдется куча объяснений. И вообще, Игорь, мне нужно на прием идти и трубка вот-вот сядет. Ты позвони мне домой вечером, я все-таки посмотрю в регистратуре.
