покрыта коричневыми старческими веснушками. Морщинистые руки, тоже пятнистые, сжимали рукоять палки. Лицо, покрытое морщинами, казалось, тихонько улыбалось. Реденькая седая бородка мелко дрожала от старости. На кнопке носа висели большие круглые очки.
— Э… — не сразу нашелся, как представиться этому чуду Сергей, — добрый день… святой отец.
Священник оперся на трость, став еще больше похожим на Йоду. Казалось, сейчас произнесет: «В дом скромный мой привело тебя что, юный падаван?».
— Бенедикат вос, ми фили, — важно кивнул священник.
… Чего?…
— Э… Э… — ошарашенный непонятным приветствием Сергей растерял весь словарный запас.
— С чем пришел, сын мой? — было ощущение, что священник трясется не от старости, а от сдерживаемого смеха.
А с чем я пришел? Ведьму… в смысле, колдунью, ищу. Ну еще свечи отдать.
Сергей отдал свечи и попытался окольными путями выспросить, где живет бабка Алена. Батюшка хитро жмурился и усмехался чему-то своему. Наконец Сергей мысленно махнул рукой и попросил показать ему, где находится здешняя власть. Батюшка вызвался провести.
Они подошли к выходу. Из открытой двери в тишину и прохладу церкви ворвались теплый воздух летнего дня, яркий солнечный свет, запахи травы и цветущих деревьев, а также противный голос, мерзко заоравший: «Ня надо нам монахов, ня надо нам попов!!!».
Громкий хор вразнобой подхватил: «Мы на небо залезем, разгоним всех богов!!!»
Те самые парни, что так неприязненно смотрели на Сергея, теперь орали болотными лягушками дурацкие лозунги. Чего это они?
Отец Афанасий зажмурился навстречу солнцу и, улыбаясь, начал спуск со ступеней. Сергей шел рядом, не зная, то ли поддержать священника за руку (все-таки старенький) то ли не надо (все-таки спускается он довольно лихо. Для столетнего).
Спустившись, священник двинулся на замолкшую толпу. Парни медленно, нехотя, но расступались. Тут один из них, тот самый рыжий главарь, выскочил наперерез батюшке и заорал чуть не в лицо: «Бога нет!!!». Отец Афанасий остановился и оглядел его с веселым интересом натуралиста, нашедшего в болотной жиже неизвестную, возможно ядовитую, но занимательную тварь.
…Комсомольцы, что ли? Кажется, в двадцатые годы они так себя вели. Священников оскорбляли, церкви взрывали, иконы жгли… Или нет?…
Главаря, видимо, спокойствие священника бесило, но сделать что-то серьезное он, похоже, побаивался. Оглядев свою молчаливую банду, рыжий еще раз рявкнул: «Бога нет!». Братва поддержала почин невразумительным гулом, но подхватывать не стала.
«Я вам батюшку обяжать!» — погрозил палкой проходивший неподалеку мужик. Толпа слегка сдулась. Видимо их выступления взрослыми не поддерживались, можно было и той же палкой по хребтине огрести.
Рыжий, поняв, что концерт провалился, плюнул под ноги батюшке и прошипел:
— Когда ты уже сдохнешь, старый хрен?
Батюшка беззаботно прищурился:
— Каждый уходит к Богу в свой черед. Вот ты, например, — конец трости указал на грудь главаря, — и двадцати лет не проживешь. Убьют тебя нехристи.
Рыжий вздрогнул и попятился.
— А меня? — высунулся из-за плеча главаря губастый парень с наглой мордой.
— И тебя, — безмятежно проговорил священник, — вот он убьет.
Трость опять указала на рыжего.
Сергей машинально подсчитал: «Через двадцать лет — сорок пятый год. Не прожить эти двадцать лет, значит где-то сорок третий-сорок четвертый. Ну да, немцы и убьют. Только зачем он своего дружка будет убивать? Непонятно…»
Трость священника описала круг, как бы примериваясь, на кого еще послать мрачное пророчество. Парни отступали от нее, как от ядовитой змеи, круг расширялся. Наконец, парни не выдержали и начали расходиться. Последним остался стоять рыжий, бледный, на носу проступили веснушки.
— Посмотрим… — пробубнил он. — Посмотрим!
Резко развернулся и пошел прочь.
Батюшка преспокойно двинулся дальше. Сергей поплелся за ним.
…Понятно, почему мужики за батюшку не заступились. Его, пожалуй, обидишь… Интересно, он просто пугал или правда будущее может предсказать? Случись такое раньше, Сергей бы только посмеялся, но сейчас, после попадания в прошлое (если все это таки не розыгрыш), поверишь и в летающие тарелки и в черта лысого с рогами… Одно дело, когда ты провалился в прошлое и теперь, воображая себя пророком, можешь хвастать перед слепыми предками знаниями о том, что будет. И совсем-совсем другое, когда ты сам сейчас услышишь собственную (не страны, не Сталина!) судьбу…
— Батюшка… — спросил Сергей, обмирая от возможного предсказания будущего. — Батюшка… А можешь… можете… А когда я…
— А тебе зачем? — усмехнулся своей хитрой улыбочкой священник — Ты-то своей смертью умрешь…
Сердце подпрыгнуло и чуть не остановилось. Вот и поди пойми, то ли батюшка от старости плетет ерунду, то ли и правда будущее видит…
Задумаешься…
Странная парочка — старичок-священник и бородатый высокий парень с котомкой за плечами — пересекли площадь и подошли к длинному дому, стоявшему аккурат напротив церкви.
— Вот они, новая власть, — усмехнулся тонкими губами батюшка, — безбожники…
— Как же вы с ними уживаетесь? — Сергея поразил сам факт нахождения церкви и большевиков в одном поселке. А тут они вообще чуть не рядом стоят.
— Всякая власть от Бога… — улыбка мешала понять, всерьез отец Афанасий говорит или шутит, — Одному — в утешение, другому — за прегрешения…
Сергей хотел было уточнить этот вопрос, но батюшка, продолжая добро улыбаться, развернулся и посеменил обратно к своей церквушке.
«Это что, он чисто меня проводить ходил??? Не мог рукой показать, вон туда, мол, идти?? Ну и батюшка!»
Над широкой дощатой дверью висел потрепанный, когда-то красный, а сейчас выгоревший до светло-розового транспарант с большими серо-белыми буквами «Загорский волисполком».
«Интересно, что это может значит? Понятно, что власть, понятно, что сокращение, вот только как это расшифровать?»
Загадочный «волисполком» мысленно разбился на три части: «вол-испол-ком», Сергей задумался над значением каждой и они тут же перемешались и превратились в «волис-полком». То есть какой-то загадочный Волис видимо командовал полком, запись о чем и оставил на транспаранте…
Сергей встряхнул головой, выкинул ненужные сейчас размышления и вошел внутрь.
Темный коридор тянулся вглубь, там изгибался хитрым углом и терялся из виду. До перелома в стенках виднелись в полумраке две двери: справа и слева. Обе абсолютно одинаковые: широченные, сколоченные из толстых досок, с двумя толстыми деревянными поперечинами и здоровенными деревянными ручками. Ну и в какую идти?
Левая дверь хранила таинственное молчание, а вот из правой послышались некие звуки, бормотание, тихие ругательства. Может, заглянуть? Там явно кто-то есть…
Сергей потянул ее… Потом потянул сильнее… Потом дернул. Дверь сказала «чпок» и резко распахнулась.
Сумрачное помещение, слева стол, как и вся мебель здесь сколоченный из толстенных досок. Столешница завалена бумагами, поверх которых скромно лежит револьвер. Почти точная копия трофейного, лежащего в котомке. А может быть и точная — в полумраке комнаты видно плохо. Стена за столом сплошь заклеена плакатами, выглядевшими как страницы из комиксов (Комиксы??? У Большевиков???). В глаза бросался один пожухлый плакат, на котором из-под розовой милой маски выглядывало огромное жирное
