любимого мужа на безнадежную войну, подняла голову:
— Не бойся. Ня будет у нас ницего.
— Поцему… почему?
Алена присела на лавку, Сергей опустился рядом.
— Я ведь ня дура, — сказала четырнадцатилетняя девчонка, — все вижу. Я тябя люблю, да ты мяня ня любишь…
— Алена… — Сергей неожиданно для самого себя почувствовал желание остаться с девчонкой.
— Ня ври. Самому сябе ня ври. Ня любишь ты мяня, и жить со мной ня сможешь. Тяжело тябе здесь, ня сможешь ты в дяревне жить, уйдешь скоро. А зацем мне муж, которому со мной тяжко? Я луцше подожду…
«Она же колдунья!» — вдруг проснулся страх, — «Заколдует, приворожит!»
— Могу я тябя приворожить, — посмотрела в галаза Алена, — могу. Есть у мяня и заговоры на приворот, и крюцок с лопатоцкой… Да только ня буду. Плохо это, плохо и жестоко — заставлять любить. И не живут привороженные долго, церез три года умирают…
Сергей молчал. Не знал, что сказать. Нетипичное поведение для девчонки. В его время восьмиклассница, влюбившаяся в кого-нибудь, не остановится ни перед чем, чтобы свою любовь завоевать. А уж отказаться самой…
— Откуда… — он проглотил слюну, — откуда ты знаешь, что я тебя не люблю?
Алена, уже почти успокоившаяся, вздохнула и погладила Сергея по руке:
— По лицу вижу. Мама моя умела по лицу цитать и мяня науцила. Инаце я бы тябе книгу ня показала, только увидела, цто она тябе ня нужна, тябе просто любопытно…
— А Вацетису?
— А Вацетис сам ня знает, зацем нужна. Ня для сябя он яе исцет. Для кого-то другого. Большого. Оцень большого…
Сергей твердо решил убираться из Загорок в Песков. Беляки не дотянутся, а здесь каждый день как на пороховой бочке.
Алена, можно сказать, благословила его на отъезд, хотя теперь у Сергея на сердце скреблись кошки. Может, остаться?
Сергей прошел по площади и вошел в волисполком. Проскочил мимо двери председателя — товарищ Поводень до сих пор его немного пугал — и прошел в читальню.
— Привет, Сярежа, — обрадовался перелистывающий подшивки Данила, — с цем пожаловал?
— Данила, совета твоего хочу спросить. С кем мне можно до Козьей горы добраться? А то нога до сих пор не работает, сам дойти не смогу.
Нога действительно пока не окончательно пришла в себя, Алена обещала, что еще месяцок придется похромать.
— До Козьей горы? — Данила пристально посмотрел на Сергея, — Не нужно тябе туда.
— Почему? — насторожился Сергей.
Данила перегнулся через стол:
— Люди капитана Ждана тябя исцут.
Вспыхнул и разлился по телу страх:
— Откуда ты знаешь?
— Неподалеку убили парнишку. Высокий, худой, на тябя похожий. Может и слуцайность, но я думаю, с тобой пяряпутали.
— Да зачем я им?!
— Я ня знаю, — покачал головой данила.
«Красный подсыл…» — всплыло в памяти. Принимают за агента ОГПУ? Чушь!
Но белякам не докажешь…
Ч… блин! Теперь из Загорок не высунешься!
— И долго мне еще прятаться?
— Нядолго, — откинулся Данила, опершись плечами о стену, — Повадился кувшин по воду ходить — там яму и голову сломить. Если ня успокоится — поймают. Или застрелят. Вот цего яму няймется?
— Так родину потерял, хочет вернуть, — машинально ответил Сергей.
— Кто яму ня давал? Пусть бы возврасцался и жил.
— Так ведь расстреляли бы.
— Кого?
— Ждана.
— За цто?
Сергей почувствовал, что потерял нить разговора.
— Ждана. Он же белогвардеец, против вас воевал…
— Так белогвардейцам амнистию объявили…
— Когда?!
Большевики? Амнистию? Белякам?
— Да ясцо в двадцать первом, как война концилась. И в прошлом году.
— И что, кто-то вернулся?!
— Ну да. Тоцно ня скажу, но тысяц сто вярнулось.
Сергей потер голову, пытаясь уложить в ней новую информацию. Информация не укладывалась. Сразу после окончания войны большевики объявляют амнистию своим врагам. Все равно как если бы Сталин году так в сорок пятом объявил амнистию всем пособникам фашистов. Бред… Или…
Может, это был такой план хитрый? Заманить врагов в страну и перестрелять?
— А может, тех, кто вернулся, расстреляли?
— За цто?
— Ну воевали с вами…
— Сярежа, — перебил Данила, — ты слышал про гянярала Слащова?
Сергей посмотрел на Данилу. Данила посмотрел на Сергея.
— А, ну да. Был такой в Крымскую кампанию у бяляков гянярал Слащов. Уж сколько он красноармейцев положил. После войны, понятно, сбяжал. А как амнистию объявили — вярнулся.
— И где он сейчас?
История неизвестного генерала в голове так же не укладывалась.
— Где? — Данила потер голову, — Кажется, инструктором работает на командных курсах «Выстрел».
Белый генерал — у большевиков? Нерасстрелянный? Вот это да…
Хотя чему удивляться? Сталин не у власти, соответственно, здешние большевики помягче большевиков нашей истории и как-то поадекватнее, что ли. В нашем двадцать пятом году господина Слащова поставили бы к стенке еще на границе.
— Вот, — продолжил Данила, — гянярала простили, а уж капитана-то — и вовсе. Ну тяперь-то он сам виноват, кто яго заставлял церез границу шастать, да с эстонской разведкой связываться? А мог бы спокойно жить…
Да… А теперь из-за непримиримости капитана Ждана ему, Сергею, нужно безвылазно сидеть здесь.
Черт!
Прости, Господи…
Шестое июня. Иван Купала.
Вернее, сам Иван только завтра, но сегодня ночью в Загорках планируется непонятное действо под названием «Ночь на Ивана Купалу».
Что-то такое пошевелилось в Сергеевых мозгах и он осторожно поинтересовался у Данилы, не тот ли это праздник, когда голые девки скачут через костер. Данила странно покосился на Сергея и уточнил, что да, будет костер и, скорее всего, прыжки девчонок через него, но голышом никто скакать не будет. По
