нераздельно с хозяином, прислуга была общая. В распорядках домашнего быта у домохозяев соблюдались такие же обычаи, как в царской придворной жизни: главный хозяин в своем дворе играл роль государя и в самом деле назывался государем: слово это означало домовладыку; другие члены семейства находились у него в таком же отношении, как родственники царя; слуги были то же, что служилые у царя, и потому-то все, служащие царю, начиная от бояр до последних ратных людей, так как и слуги частного домохозяина, назывались холопами. Господин, как царь, окружал себя церемониями; например, когда он ложился спать, то один из слуг стоял у дверей комнаты и охранял его особу. Господин награждал слуг и оказывал им свое благоволение, точно так же, как поступал царь со своими служилыми: жаловал им шубы и кафтаны со своего плеча или лошадей и скотину, посылал им от своего стола подачу, что означало милость. То же делала госпожа с женщинами: одних примолвляла, то есть награждала ласковым словом, других дарила или посылала им подачу со своего стола. При дворе частных домохозяев, как и при дворе царском, сохранялся обычай отличать заслуги и достоинство слуг большим количеством пищи. При огромном количестве слуг во дворе богатого господина существовали приказы, такие точно, как в царском управлении государством, под главным контролем ключника и дворецкого, как сказано выше. Прислуга вообще разделялась, как служилые царские люди, на статьи: большую, среднюю и меньшую. Принадлежавшие к большей статье получали большее содержание; некоторые получали сверх одежды денежное жалованье от двух до десяти рублей в год, другие же одежду, некоторые одно содержание. «Домострой» советует, чтобы слуги по возможности были сыты государским жалованьем и одеты своим рукодельем. Таким образом, им давалось льготное время, которое служилые люди употребляли для приобретения себе одежды. Вообще слуги у русских господ ходили в изорванных одеждах, но когда нужно было показаться пред гостями, им выдавалось платье, лежавшее в клетях; ключник по приказу господ выдавал им его, а они впоследствии обязаны были воротить все в целости, в противном случае подвергались побоям.
Женатые служилые жили отдельно в избах; несколько семей помещались в одной и получали на содержание месячину; холостые и девки обыкновенно жили при господской поварне, мыльне, конюшне, сараях, в людских избах, для того построенных; девушки, занимавшиеся вышиваньем, спали в сенях и от этого назывались сенными. Господа соединяли парней и девушек браком, часто против их желания, и праздновали их свадьбы у себя в доме: это доставляло для господ развлечение в однообразной их жизни.
Содержать хорошо слуг считалось делом богоугодным наравне с милостынею. В наших старых книгах благочестивого содержания были нравоучения такого рода: «Имейте рабы свои, аки братию и рабыни аки сестры себе, яко и те семя адамле есть». По большей части прислуга содержалась дурно, даже и там, где хозяин имел благие намерения в отношении своей дворни, потому что ключники и дворецкие, выбранные господином из них же, заведуя их содержанием, старались половину положить в свой карман. Во многих боярских домах многочисленную дворню кормили дурно испеченным хлебом и тухлою рыбою, мясо редко они видели, и сам квас давался им только по праздникам. Голодные и оборванные и при этом ничем не занятые, они шатались по городу, братались с нищими, просили милостыни и часто по ночам нападали на прохожих с топорами и ножами или запускали в голову им кистени, производили пожары, чтоб во время суматохи расхищать чужое достояние. Господа смотрели на такие поступки своих рабов сквозь пальцы.
Вообще господа обращались со своими слугами деспотически и охотнее следовали таким пастырским нравоучениям, как, например: «Аще ли раб или рабыни тебя не слушает и по твоей воле не ходит, то плети нань не щади», чем таким, где заповедовалось господам считать рабов за братьев. Нередко случалось, что господин насиловал своих рабынь, не обращая внимания на их мужей, растлевал девиц; случалось, что убивал до смерти людей из своей дворни, все ему сходило с рук. Сами слуги не имели понятия, чтоб могло быть иначе, и не оскорблялись побоями и увечьями: за всяким тычком не угоняешься, гласит пословица; рабу все равно было, справедливо или несправедливо его били: господин сыщет вину, коли захочет ударить, говорили они. Те слуги, которые не составляли достояния господ, кои присуждены были к работе за деньги или же отдавши себя во временную кабалу, не только не пользовались особенными льготами от безусловной воли господ, но даже подвергались более других побоям и всякого рода стеснениям. У русских было понятие, что служить следует хорошо тогда только, когда к этому побуждает страх, — понятие общее у всех классов, ибо и знатный господин служил верою и правдою царю, потому что боялся побоев; нравственное убеждение вымыслило пословицу: за битого двух небитых дают. Самые милосердные господа должны были прибегать к палкам, чтобы заставить слуг хорошо исправлять их обязанности: без того слуги стали бы служить скверно. Произвол господина удерживался только тем, что слуги могли от него разбежаться, притом обокравши его. Напротив, господин славился тем, что хорошо кормил слуг. Русские не ценили свободы и охотно шли в холопы. В XVII веке иные отдавали себя рубля за три на целую жизнь. Получив деньги, новый холоп обыкновенно пропивал их и проматывал и потом оставался служить хозяину до смерти. Иные же, соблазнившись деньгами, продавали себя с женами, с детьми и со всем потомством. Иногда же бравшие деньги закладывали заимодавцу сыновей и дочерей, и дети жили в неволе за родителей. Были и такие, которые поступали в холопы насильно: еще до воспрещения перехода крестьянам помещик нередко обращал их в холопы. В XVII веке служилые люди торговали самым возмутительным образом женским полом в Сибири. Они насильно брали беспомощных сирот-девиц, иногда сманивали у своих товарищей жен, делали на них фальшивые крепостные акты и потом передавали из рук в руки, как вещь. Толпы слуг вообще увеличивались во время голода и войны; во время голода потому, что многие из-за дневного пропитания отдавали себя навеки в рабство, а во время войн дворяне и дети боярские, убегая от военной службы, записывались в холопы, а те, которые возвращались с войны, приводили домой военнопленных, которых обращали в рабство: таким образом в классе холопов было много поляков и литовцев; их заставляли насильно принимать православие и насильно женили или выдавали замуж. Правительство в XVII веке хотело оградить военнопленных от жестокого жребия и потому запрещало обращать их в рабство. Уложение предоставляет свободу тем из пленников, которые сами не пожелают остаться. Раб в полном нравственном смысле этого слова, русский холоп готов был на все отважиться, все терпеть за своего господина и в то же время готов был обмануть его и даже погубить. Когда господа между собою ссорились, их люди, встретившись где-нибудь в веселом месте, например, в корчме или в кабаке, заводили споры и драки за честь своих господ; это принимало иногда большие размеры, когда людей у господина было очень много или же когда крестьяне участвовали в ссорах. Люди и крестьяне враждующих между собою владельцев нападали друг на друга по дорогам, делали набеги за границы, били друг друга, поджигали, неистовствовали всякими способами. Зато в то же время толпы рабов были злом для своих господ; в доме они заводили между собою смуты, драки и убийства, иногда из мщения к господину доносили на него, обвиняя в злоумышлении на царя, и даже выдерживали пытку, которой их предавали. Очень часто холопы обкрадывали господ и убегали; иные молодцы тем и промышляли, что, давши на себя кабалы, проживали несколько времени у тех, кому их давали, потом обкрадывали своих хозяев, убегали от них, приставали таким образом к другим, к третьим. Правительство приказывало господам не принимать никого в холопы без отпускных, но этого приказания не все слушались; притом же многие молодцы являлись с нарядными (фальшивыми) отпускными. Нередко тем дело не оканчивалось, что кабальный обкрадет хозяина да уйдет от него; удальцы стакивались с подобными себе приятелями, поджигали дома и дворы своих господ, иногда убивали или сожигали их самих с женами и детьми, а потом бежали на Дон или на Волгу. Когда помещик отправлялся на войну и оставлял управление своего дома старикам и женщинам, тут своевольство дворни не находило пределов; часто, воротившись на родину, помещик их находил весь свой дом в разорении и запустении. Кроме множества слуг, в господских дворах проживали иногда нищие, призреваемые из милосердия, в надежде этим угодить Богу. Они носили название богомольцев. Этот обычай существовал и у царей, у которых жили верховые богомольцы, обыкновенно старые, увечные воины, потешавшие государя в часы вечерних досугов рассказами о приключениях своей молодости.
Представленная здесь картина домашнего образа жизни была возможна только у зажиточных господ. Нельзя сказать, что таких хозяев было много: несмотря на пышность, господствующую в показанной стороне русской жизни, и домашней, и общественной, вообще Великая Русь была страна бедная; ее богатства лежали в земле нетронутые, а те, которые обращались в обществе, распределялись неблагоприятным для массы народа образом. Сами бояре и знатные люди не так были богаты, как то казалось. Для них не было никакого ручательства против произвола. Грозный у многих богатых вельмож отнимал родовые имения, чтоб искоренить в них чувство предковского права, и взамен давал поместья в отдаленных провинциях, где владельцы не могли уже получать прежних доходов. Кроме воли царя, всемогущей, как воля неба, всегда существовали обстоятельства, неблагоприятные для упрочения состояния. Дворяне и дети боярские беспрестанно жаловались на тягость службы и разорения своих имений. Когда приходилось идти на службу, мать или жена дворянина отдавала в залог свои наряды, чтобы снарядить на войну мужа или сына. Много обедневших дворян, детей убитых на царской службе, скитались без насущного пропитания. Интерес казенный, или царский, поглощал все интересы. Начнет ли торговый и промышленный человек жить с устроением (с комфортом), на него навязывают какую-нибудь разорительную должность вдалеке от его обычного места жительства. Начнет ли допускать в образе жизни устроение приказный человек, его подозревают в плутовстве, запутывают в какое-нибудь дело, касающееся интересов казны, и обирают или засылают куда-нибудь на службу, где он прослуживается. Но в особенности тяжело было состояние сельского крестьянского класса. Пять дней работал крестьянин на господ, а ему оставался один только день в неделю да праздники, и поэтому крестьяне находились в плачевном положении, так что у многих ничего нельзя было сыскать дома, кроме овчинного тулупа, коровы да лошади, и то были люди еще не последней бедности. На севере три лошаденки и три коровы были признаком зажиточного поселянина; если же, кроме этого, крестьянин имел три свиньи, две козы, пар пять овец да несколько кур и уток, тот уже был богачом. Летом крестьяне пахали, косили, жали, зимою молотили, рубили и пилили лес и дрова или скитались и просили милостыни. Это было обыкновенное явление во время неурожаев, потому что тогда не принимали никаких мер против них, а они были часты. Преследуемые налогами, поборами, гонениями, отдачею людей в войско, разными повинностями, государственными и владельческими, при случившемся неурожае они часто умирали с голоду или в отчаянии разбегались врозь: пустели целые уезды. Многие толпами уходили в Сибирь. Крестьяне, жившие у детей боярских и у дворян, были особенно обременяемы, и за то, когда господа их уходили на службу, разбегались, и, воротившись в имение со службы, владелец нередко находил его пустым. Отыскивание крестьян для владельцев было так же затруднительно, как и отыскивание холопов. Повсюду ходили так называемые бобыли или захребетники, то есть люди, не имевшие у себя ничего, кроме того, что могло быть носимо за плечами; шатались не одни крестьяне, шатались и посадские, одни под именем старцев из монастыря в монастырь, другие под видом нищей братии, ибо общество, безжалостное к нуждам и скудости семейств, было милостиво для нищего, хотя неоднократно случалось, что такая нищая братия сталкивалась с боярскими холопами и производила пожар, чтоб потом грабить и красть в суматохе.
XV
Выезд из дома и путешествие
По старинным понятиям русских, ходить пешком для важного человека считалось предосудительным и неприличным, и хотя бы нужно было сделать несколько шагов от двора по улице, боярин или значительный дворянин почитал необходимым для поддержания своего достоинства ехать, а не идти. Мужчины по городу ездили, летом верхом, зимою в санях. Русские седла делались из дерева и сухих жил; они были низкие, плоские, стремена короткие; седло клалось на чепрак, который накладывался на попону и покровец. Края попоны или покровца выказывались из-под чепрака и поэтому красиво убирались; чепрак украшался различно, смотря по достатку и по случаю выезда. Седла чаще всего были обиты сафьяном с золотыми узорами, иногда бархатом; луки позолачивали. Чепрак покрывался всегда другою материей. Узды делались с серебряными ухватами и с серебряными оковами на морде лошади и, сверх того, снабжались серебряными, иногда позолоченными цепочками, издававшими звуки при каждом движении лошади. Под морду лошади подвешивались ожерелья, составленные из ремней, унизанных серебряными, у богатых даже золотыми бляхами; ближе к голове лошади эти ожерелья были уже, а к концу расширялись до двух пальцев шириною; на ногах, сверх копыт, у верховой лошади привешивали маленькие колокольчики, а сзади у седла прикрепляли небольшие литавры, медные или серебряные: всадник ударял в них бичом для возбуждения охоты в лошади и для того, чтобы проходящие давали дорогу. Бичи делались из татарской жимолости (привозимой с берегов Волги); ручка их обделывалась медью или моржовой костью. Молодцы, сидя верхом, гарцевали и красовались тем, что, ударяя в литавры, заставляли лошадь делать внезапный прыжок, и при этом кольца, цепочки и колокольчики на ногах лошади издавали звуки.
Зимние мужские сани обыкновенно запрягались в одну лошадь и покрывались медвежьей шкурой, называемою медведной, а сверху закрывались полстью. Эта полсть была часто из простого войлока, а иногда суконная с образцами или нашивками из бархата и другой какой-нибудь дорогой материи; к краям полсти привешивались ремни или шнурки другого цвета, чем сама полсть, и обыкновенно одинакового с образцами. У знатных сами сани обивались атласом или адамашкою. На спинку саней, вообще не очень высокую, клали персидский или турецкий ковер; края его свешивались назад: в этом поставляли щегольство. Вообще русские сани были невелики, делались для одного только человека, редко для двух, но не более; они имели часто форму лодки с краями, загнутыми и спереди, и сзади. Кучер — обыкновенно молодой парень — сидел верхом на той же лошади, которая везла сани, опираясь на дугу, невысокую и наклоненную назад. Голова лошади убиралась цепочками, колечками, разноцветными перьями и звериными хвостами — лисьими, волчьими или собольими. Когда господин усаживался в сани, то у ног его становились на тех же санях два холопа; несколько холопов шли по бокам, а сзади бежал мальчик — казак. Царь Алексей Михайлович ездил парадно к обедне в санях, представлявших вид длинного ящика, который суживался к ногам, а в задней части сделаны были уступы, как полки в бане; сани были запряжены в одну лошадь, украшенную разными побрякушками и перьями. Два ближних боярина стояли на запятках, а два стольника по обеим сторонам царя, у его ног, на полозьях, и поддерживали полсть. По сторонам шла толпа придворных и стрельцов с ружьями. Все были без шапок, и только ближние бояре держали их в руках.
Кроме обычного старинного способа ездить в санях на одной лошади, в XVII веке начали ездить в упряжке из нескольких лошадей в каретах и зимою, и летом. В 1681 году было указано, что только бояре могут ездить на двух лошадях, а в праздники на четырех, во время же свадеб и сговоров на шести. Все прочие, не исключая и стольников, должны ездить летом
