«Я думал, — сказал он, — что ни один дух, ниже сам Войнаровский о том не ведает. Так сказывал мне в Жолкве сам гетман. Я нарочно поспешал в Батурин к празднику, оттого что в это время съезжаются к гетману все старшины и полковники с поздравлениями. Со мною универсал короля Станислава, обращенный к целой Украине: я бы мог его всем объявить и словесно ассекуровать (обеспечить) всякими вольностями и королевским особливым призрением и милостями».
Орлик привез иезуита Заленского в Бахмач и поместил во дворце Мазепы. Из Бахмача Орлик два раза привозил Заленского к Мазепе на Гончаровку[136], первый раз для аудиенции, второй — для прощания с гетманом перед своим отъездом. Заленский вручил Мазепе универсал Станислава: король расхваливал мужество, храбрость и отвагу войска запорожского, обнадеживал расширением и умножением прав и вольностей, обещал свои отеческие попечения всему малороссийскому народу, возбуждал всех малороссиян прибегать к нему, как к своему наследственному государю, и вместе с предостойнейшим вождем своим стараться о низвержении с своих шей московского ига при скорой помощи непобедимых войск шведских и польских. Отдавши в руки гетмана такой универсал, Заленский рассказывал о состоянии шведских войск, как они многочисленны и хорошо снаряжены, сообщал, что, с одной стороны, король шведский намеревается идти из Литвы на Москву, а с другой — Станислав пойдет из Польши к Киеву и к нему присоединится в помощь татарская орда, как уже дал обещание турецкий посланник. Заленский не привез к Мазепе никакого частного письма от Станислава, и Мазепа ничего с ксендзом не писал, а только велел ему неисходно оставаться в Виннице до получения дальнейшей ведомости.
По известию шведского историка Нордберга, в октябре 1707 года у короля Станислава Лещинского был тайный посланец от Мазепы. Современник Адлерфельд, а за ним шведский историк Фриксель говорят, что это был какой-то болгарский или сербский низложенный архиерей, странствовавший в виде собирателя милостыни: настоящая цель его поездок известна была только четырем лицам: двум королям — шведскому и польскому., Мазепе и еще одному какому-то польскому пану. Этот посланец от имени Мазепы говорил так:
«Всем известно, что московские ратные люди большие трусы, и хотя хвастают, что с твердостью будут ожидать нападения от шведов, но всегда разбегаются. Мазепа предлагает королям шведскому и польскому свое содействие и заранее обещает устроить мосты для шведского войска, если короли станут покровительствовать его намерениям. Московское войско, которого будет в Украине тысяч шесть или семь, все будет истреблено».
В Польше были уверены, что козаки ничего так не желают, как освободиться от царской власти. Думали и говорили так: московская власть кажется козакам невыносимым бременем, хотя они сами наложили на себя это бремя. Но ведь то делалось давно: тогда они обольщались надеждами свободы и разных выгод, которыми, однако, не пришлось им пользоваться. Так соображал и Станислав и не усомнился в искренности малороссийского гетмана. Он через того же посланца благодарил Мазепу за сочувствие, уверял, что будет хранить в тайне его предложение, требовал того же со стороны Мазепы и обещал на будущее время вести с ним тайные сношения до тех пор, когда козакам можно будет объявить открытый разрыв с Москвою. Шведский король, когда его известили об этом посольстве, на первый раз не слишком обрадовался новому союзничеству. Он сказал: «Я заметил по опыту, что козаки способны оказывать услуги, когда приходится преследовать бегущего неприятеля, но вообще во время войны на них нельзя полагаться».
Таким образом, из шведских источников открывается, что у Мазепы, кроме сношений с царскими неприятелями через католических духовных, велись еще сношения и другими путями, остававшиеся неизвестными гетманскому приближенному Орлику и, вероятно, другим лицам, знавшим о его сношениях, отправлявшихся путем, прежде нами указанным. Кажется, гетман и в это время не пришел еще к полному решению переходить на шведскую сторону, но постепенно приближался к нему по мере того, как успехи Карла и Станислава Лещинского внушали ему опасение, что царь не отстоит своего государства, когда победоносный соперник грянет на его державу с соединенными шведскими и польскими силами. Это тем казалось вероятнее, что внутри Русского государства происходили потрясающие волнения. Страшный гнет, тяготевший над великорусским народом по случаю напряженной войны, стал невыносим беспрестанными поборами и доставкою людей в войско и заставил народ массами бежать из своих жилищ. Притоном беглых стал Дон и прилегавшие к нему украинные страны Московского государства. На реках: Донце, Гайдаре, Хопре, Бузулуке, Калитве, Медведице и на их притоках основались городки, наполненные беглыми: жители этих городков признавали себя козаками, все тянули к донскому козачеству и стали враждебно относиться к русскому правительству. Явился смелый предводитель мятежа, донской атаман Кондратий Булавин. Уже летом 1707 года гетман Мазепа из-под Киева, по царскому указу, должен был посылать отряд в ту сторону для укрощения бунтов. Царь отправил с отрядом войска князя Юрия Долгорукого для отыскания в украинных городах беглых и для возвращения их на прежние места жительства. В октябре 1707 года Булавин разбил и истребил дотла весь посланный царем отряд, убил самого князя Долгорукого и потом отважно призывал целый Дон и всю украинную страну к восстанию против царской власти.
Это восстание находило себе готовый контингент в Запорожье и в самой Гетманщине. Там козаки и посполитые бегали из своих жилищ, заводили слободы на юге, на рубежах с запорожским краем и не хотели подчиняться гетманскому регименту. Так завелась Вольная Слобода на Самаре, населенная людьми из Полтавского полка; начальствовавший над ней сотник Лучинченко не хотел слушать полтавского полковника, отговариваясь, что он подчинен самарскому воеводе, не слушал, однако, и последнего, ссылаясь на то, что козак должен слушать только своего полковника. Ни полковник, ни сам гетман не находили легальных способов с ними справиться. В Полтавском полку разгуливала вольная разбойничья шайка, которой атаманом был Лебедин: 10 лет сряду он наводил страх, и только весною 1707 года компанейцы усмирили его и взяли в плен. Кошевой атаман доносил гетману, что в Запорожской земле повсюду распространяются своевольные разбойнические «купы» беглецов.
Сверх того, в разных местах, как и прежде, не переставали столкновения между великороссийскими ратными людьми и малороссийскими обывателями; взаимные ссоры кончались нередко кровавою расправою с обеих сторон. Жалобы на наглость великороссиян посылались по-прежнему гетманом к царю. Царь Петр сам сознавал, что малороссиянам, как и великороссиянам, становится невыносимо тяжело. Он прислал успокоительную грамоту, обращенную ко всему малороссийскому народу, и приказывал читать ее во всех полках. В этой грамоте царь сознавал, что народ терпит от великороссийских военных людей, проходящих по делам службы через малороссийский край, но указывал, «что но поводу военного с королем шведским случая без того обойтись невозможно, что надлежит ради общей государственной пользы сносить эти неудобства, так как и он сам персоны своей не щадит». Он обнадеживал народ явить ему царскую милость по окончании войны, а до того времени давал обещание приказать войску, проходящему через малороссийский край, и «всем посыльщикам» вести себя смирно и не чинить обид и разорении малороссийским жителям под страхом жестокого наказания.
Глава двенадцатая
Роковой в истории Малороссии 1708 год начался при обоюдных выражениях добрых отношений между гетманом и русским правительством. Царь прислал гетману врача, заботясь о здоровье Мазепы, беспрестанно жаловавшегося на «подагричные и хирагричные» недуги; гетман в своих письмах разливался благодарностью за внимание к нему[137].
Мазепа отправил Головкину «зверины» (дичины) своей охоты для царского стола, назначая часть из посланного для самого канцлера, и изъявлял ему желание кушать на здоровье[138]. С своей стороны и верховной власти представился случай показать образчик прежнего неизменного доверия и расположения к гетману. Явился снова доносчик, обличавший Мазепу в намерении изменить царю: это был новокрещенец рейтар Мирон, освободившийся из турецкой неволи. Он, прибывши в Киев, сообщил, что в Яссах виделся он с проживающим там Василием Дрозденком,
