могут напасть, Минин быстро переправился со своими ратниками на Крымский берег Москвы-реки и с необычайною силой ударил в тыл на приготовившиеся ко сну польскую пехоту и конницу.
С противоположного берега Москвы-реки видно было, как Кузьма, громадный, без шлема, с развевающейся бородою, высоко подняв саблю, бурею несся по нагорью впереди своего отряда… Видно было, как его всадники, не страшась пуль, стройно, с копьями наперевес, скакали вслед за ним. Такого безумного наскока никак не ожидали поляки. Противники столкнулись грудь с грудью. Панская пехота разбежалась врассыпную под сокрушающим натиском нижегородцев. Конница поляков оказалась неподготовленною. Однако она все же вступила в бой. Стальным вихрем взлетели ее сабли над головами ополченцев, но и она стала подаваться назад. Кони уже вошли в реку, а нижегородцы продолжали наваливаться грузною, свирепою громадой на шляхетских воинов, давя, кроша их с неслыханною жестокостью. Часть польских всадников, которая находилась поодаль от воды, боясь также быть «втоптанной в реку», в ужасе бросилась к своему укреплению. Пришел конец тогда конникам, которых Кузьма вогнал в воду. Их расстреляли поодиночке. Покончив с ними, Кузьма опрометью погнался со своими воинами вдогонку за остатками конницы.
В лагере Хоткевича от неожиданности и стремительности удара ополченцев поднялась суматоха, и многие поляки бросились бежать куда глаза глядят. Особенно перепугались люди в обозах. Они перелезали через возы и врассыпную разбегались по полю.
В это время пехота нижегородцев, ранее посаженная во рвах и крапивниках, чтобы помешать панам в доставке продовольствия в Кремль, с боевыми криками выскочила на помощь Минину.
Сам храбрейший из храбрейших гетман Хоткевич в панике понесся на коне по полю, оставив обоз и шатры в добычу нижегородцам.
Победа на стороне Минина была полная. Казаки, изумленные бешеной храбростью нижегородского старосты, с радостью и огромным уважением приняли от него в дар отбитый у Хоткевича обоз. Имя Кузьмы Минина затмило имена подмосковных воевод.
Пожарский крепко обнял вернувшегося в лагерь своего соратника.
Он приказал пушкарям и стрельцам произвести «великую пальбу» по отступавшим войскам Хоткевича. Гаврилка постарался на славу. Стрельба по польскому стану продолжалась два часа. От грохота пушек не слышно было даже разговоров, и дым носился, «как от великого пожара». Разбитые нижегородцами поляки сначала отступили к Донскому монастырю, а затем и вовсе исчезли из-под Москвы.
Кузьма своею победою решил судьбу войска гордого гетмана. Лазутчики донесли, что Хоткевич «хребет показал», побежав по можайской дороге обратно к себе в Польшу.
После боя, снимая с себя броню и латы, Минин сказал с усталой улыбкой на лице:
— Побили многих наших, а меня и смерть не берет. Впереди всех был — и жив. Видать, Татьяна за меня усердно богу молится.
На лице его появилась улыбка.
— Полно, Кузьма Минич, что ты говоришь!.. Господь с тобою! — помогая ему разоружиться, в испуге произнес Буянов. — Жив — и слава богу! Что о том говорить! Весь народ трепетал за тебя.
В этом бою принимала участие и Наталья. Пахомов не отходил от нее. Они вместе стреляли из самопалов на валу близ переправы по остаткам войска Хоткевича.
— Видать сразу стрелецкую дочь! — сияющий от счастья, похваливал Пахомов Наталью.
Сам он плохо стрелял. Редко ему приходилось иметь дело с самопалом; его неизменным оружием были посох и котомка. И теперь Наталья стыдила его за неуклюжесть.
Они в последнее время постоянно находились вместе и часто говорили о Халдее. Пахомов заметил, что при имени Константина она задумывалась, делалась неразговорчивой.
— Он лучше тебя, — сказала она однажды, строго сдвинув брови. — Он знает, что я его не люблю. Он не укоряет меня, а ты… Больше не лезь ко мне и не говори о нем.
Пахомов покраснел. После этого его стала мучить другая мысль: «Она сказала, что не любит Халдея, а обо мне ничего не сказала. Может быть, она и меня не любит? Но как узнать это?»
Пахомов много вздыхал около Натальи, но спросить ее об этом не решался.
В ополченском лагере было немало женщин, особенно девушек, из московских разоренных семейств. Они варили похлебку ополченцам, пекли хлеба, прибирали в шатрах. И были такие, что ходили вместе с ополченцами в бой. Среди них Наталья была самой отважной.
Женские шатры стояли в отдельности от ратных. Здесь и жила Наталья.
Женщины устроили обильную трапезу на Девичьем поле после победы над Хоткевичем.
Пожарский и Кузьма Минин тоже присутствовали на этой трапезе.
И здесь Наталья оказалась хорошей хозяйкой, она напекла пирогов по-нижегородски, с запеченной рыбой в тесте. Всем понравилось.
Одну победу отпраздновали, теперь оставалось взять Кремль и полонить засевший там польский гарнизон.
VIII
Разгром Хоткевича дал возможность нижегородцам обратить все свои силы против поляков, сидевших в Китай-городе и Кремле. Теперь должна была окончательно решиться судьба осажденных. Помощи ждать им неоткуда. Положение польского гарнизона безвыходное.
В эти дни в Москве появились друзья кремлевских бояр: бывший костромской воевода, спасенный Пожарским от народного гнева в Костроме, Иван Петрович Шереметев, а с ним Петр Шереметев, князья Григорий Шаховской, Иван Засекин и дворянин Плещеев. По наущению кремлевских бояр, выполнявших наказ польских панов, они стали натравливать казаков на земских людей. Но, увы, миновало их время.
«Вы, несчастная голытьба, разоренные люди, ничего не имеющие, должны бороться, воевать, добыть мечом заслуженное вами благоденствие. Нижегородская земщина отолстела, разжирела. Глядите сами, как они одеты, как едят. Сытый голодного не разумеет».
Тушинские бояре призывали «всех земских ратных людей переграбить и от Москвы отженуть». Но их речи не встретили сочувствия у казаков.
Как оплеванные, бродили тушинские вельможи из шатра в шатер, тщетно стараясь поднять казацкое войско против нижегородцев. Немного нашлось охотников ссориться с крепким, стойким нижегородским ополчением. От глаз казаков не укрылось и то, что в нижегородском ополчении бедняков-крестьян было гораздо больше, чем у казаков, что «купцами» их называли зря.
В таборы кондовых, природных донских казаков налезло немалое число проходимцев, бездельников и воров. Им было все равно, в каком стане находиться, лишь бы пограбить. Эти проходимцы тоже называли себя казаками. Кое-кого из них удалось сбить с толка и заставить «нелюбовь держать» к ополченцам. Начинались ссоры, но как быстро они возникали, так же быстро и угасали. Самая большая ссора между казаками и вождями земского ополчения произошла, как и в дни Ляпунова, из-за того, что нижегородские воеводы запретили грабежи и насилия над мирным населением.
Трубецкой и Заруцкий жалованья казакам не платили, принуждая их саблей добывать себе хлеб. В грабежи втягивались и честные казаки. Кузьма Минин понял это. Переманивая их, он выплачивал им хорошее жалованье, это и выбило оружие из рук Шереметевых, Шаховского и иных сообщников кремлевских бояр.
Трубецкой в эти дни заявил о своем старшинстве- Стал доказывать Пожарскому, что он, Трубецкой, первый человек в России. Ведь он же боярин! Пускай тушинский, но боярин! У него в войске больше половины бывших тушинских воинов — стало быть, признавайте и тушинский чин наравне с древними чинами.
Пожарский и Минин получили от Трубецкого приказ ездить на совещание к нему, Трубецкому, в ставку.
Пожарский сначала рассердился, а потом должен был уступить Кузьме. Ответ дали вежливый,
