молодежные наряды и натянув на бритые головы яркие бейсболки. Бывшее институтское общежитие действительно оказалось заселено кем угодно, только не студентами. Потолкавшись часок по окрестностям, переодетые скины выяснили, что основной частью постояльцев являются рыночные торговцы, выходцы с Кавказа. Цель была признана подходящей. Место действия тоже благоприятствовало, старые изобилующие проходными дворами кварталы центра Москвы. Достаточно удаленные от центральных улиц, тихие, без лишних свидетелей. Вместе с тем, совсем рядом несколько станций метро, позволяющих оперативно покинуть место совершения акции, разбившись на мелкие группы.
Особого планирования не было, просто по двое, по трое съехались в район ближе к темноте и, собравшись, выдвинулись к мрачному зданию общежития, затаились на подступах, решив накрыть первую же нерусскую морду, какая появиться в пределах видимости. Морды отчего-то появляться все никак не хотели, хотя по уверению разведчиков, еще вчера так и шныряли по округе, причем чувствовали себя здесь уверенно, по-хозяйски. Время в ожидании тянулось медленно, Кастет, заметно нервничая и настороженно оглядываясь по сторонам, курил сигарету за сигаретой. После Вовка вспомнит это необычное поведение лидера и решит, что возможно тот предчувствовал те события, которые должны были обрушиться на их бритые головы уже через несколько минут.
Со стороны входа в ведущий к общаге переулок донесся тихий свист.
— Опаньки, кажись, идет, голубчик, — заулыбался нехорошей улыбкой Пепел, выплюнув прямо под ноги недокуренный хабарик.
Практически тут же из темноты материализовался Вжик, запыхавшийся, но довольный.
— Идет, идет! — зашипел он, подскакивая от волнения. — Здоровый такой даг. Самое то!
— Быстро! Все по щелям! А то спугнем, — Кастет, подавая пример, первым отступил в тень стоящего рядом дома.
Скины рассредоточились, прячась в подъездах, на лавочках за кустами, в небольшом палисаднике. Уже слышны были громкие уверенные шаги приближающегося к месту засады человека. Под светом одинокого фонаря в круглом оранжевом пятне, остался один Вжик. Мелкорослый скин, должен был по неписаной дворовой еще традиции спровоцировать начало драки. Дать остальным своего рода моральное право на избиение обидевшего «маленького» чужака. Вроде ерунда полнейшая, а ведь работало. Вовка даже по себе это замечал, хотя он теперь был уже далеко не тот книжный домашний мальчик, для которого ударить человека было неразрешимой задачей. С тех пор он стал гораздо смелее, решительнее, увереннее в себе, превратившись в опытного уличного бойца, без колебаний пускающего в ход кулаки, а то и подручное оружие. Но, все равно, подойти и ни с того ни с сего напасть на идущего по своим делам незнакомца было невыразимо труднее, чем налететь на того, кто «обидел» малорослого Вжика. Что поделаешь, психология!
Дагестанец показался, наконец, в освещенном круге. Действительно детина был здоров, как бык. Широкие плечи, распирали добротную кожаную куртку, огромные кулачищи расслабленно свисали вдоль бедер, почти доставая до уровня колен, такими по-обезьяньи длинными оказались руки горца. Вжик, по сравнению с надвигающимся на него эльканом (жаргонное обозначение кавказцев, образованное от аббревиатуры ЛКН — лицо кавказской национальности) смотрелся просто ребенком. Тем не менее, чувствуя за спиной поддержку затаившихся поблизости друзей, он держался весьма уверенно.
— Эй, черножопый, закурить есть? — развязно спросил он, нахально загораживая кавказцу дорогу.
Тот остановился, разглядывая сверху вниз неожиданную помеху.
— Э, ты скинхед что ли, да? — прогудел он, презрительно игнорируя вопрос Вжика.
— Ну, положим, а тебе что, чего-то не нравится? — вкрадчиво поинтересовался Вжик, придвигаясь к гиганту на шажок ближе.
— И чего? Бить меня сейчас будешь, да? — заулыбался дагестанец, откровенно веселясь, видимо представив такую невероятную картину.
— Ага, — так же радостно согласился с ним Вжик. — Буду.
— А за что? Почему бить хочешь? — все не унимался любопытный кавказец. — Что я тебе плохого сделал? Живу, тебя не трогаю… Почему бить хочешь?
— Не нравишься ты мне, черножопый, — развел руками маленький скин. — Жил бы у себя в ауле, трахал себе овец с козами, все нормально было бы. Так нет, тебя же сюда тянет, к русским людям. Вот и приходится.
Ловко подскочив на месте, словно волейбольный мяч Вжик, чтобы разом прекратить все дальнейшие расспросы, просто-напросто смазал кавказца кулаком по морде. Точнее попытался, потому что как ни стремителен и внезапен был его прыжок, но головы дагестанца там, куда он метил кулаком уже не оказалось. Все еще сохраняя на лице удивленно-укоризненную улыбку, гигант отшатнулся назад и кулак маленького скина просвистел у самого его носа.
— Э, ты чего делаешь? Зачем?
Но Вжику разговаривать уже надоело, потому едва приземлившись, он своим коронным ударом выстрелил вперед правую ногу, впечатав каблук армейского ботинка прямо в живот не ожидавшему такой подлости противнику. Тот глухо охнул, и инстинктивно отмахнулся своей огромной лапой, махом снеся Вжика, отлетевшего от ударов на пару метров.
— Э, малый, ты как, живой? — опасливо протянул дагестанец, склоняясь над приземлившимся от этой плюхи на задницу и обалдело крутящим головой маленьким скинхедом.
— Я не понял, пацаны. Тут какая-то черножопая мразота славян обижает! — выступил из темноты Кастет, делая знак остальным, что настал момент выхода на сцену.
Кавказец моментально разогнулся, принимая боевую стойку. Из темноты послышался дружный смех. Скинам было весело. Несмотря на выдающуюся комплекцию противника никто из них не сомневался в исходе предстоящей схватки. Когда десять человек бьют одного, то даже будь ты чемпионом мира по всем возможным единоборствам, трендюлей получишь все равно. А уж если тебя атакуют не чайники, а закаленные во многих драках уличные бойцы, сбитые в слаженную не боящуюся ни своей, ни чужой крови команду, то исход тем более предрешен. Они не торопились, деваться жертве было некуда, так почему бы ни потянуть удовольствие, разыгрывая некую прелюдию к предстоящему избиению. Теперь они стояли как раз по периметру отбрасываемого фонарем света, в центре круга замер набычившийся кавказец. Вжик, криво ухмыляясь и потирая вспухшую бордовой опухолью щеку, тоже оттянулся к своим. Дагестанец переводил с одного на другого взгляд своих быстрых черных глаз, и их выражение очень не понравилось Вовке. В них не было ни страха, ни удивления, черный не трясся от ужаса, не пытался найти возможность для бегства, он считал, молча и деловито, пересчитывал выходивших из окружающей темноты один за другим противников. Старательно шевелил губами, повторяя про себя все растущие цифры. Словно и впрямь надеялся справиться со всей их ватагой.
— Что все уже, меня бить собрались? — напряженно прозвенел его голос. — Или там еще прячется кто-то? Выходите все, не бойтесь!
— Тебе и столько за глаза хватит, — мрачно пообещал Кастет, щелчком раскрывая зажатую в правой руке телескопическую дубинку.
Время разговоров закончилось, пора было переходить от слов к делу, глумливо улыбаясь, скины вступили в полосу света, медленно сжимая круг. Вовка уже прикидывал про себя, куда нанесет первый удар извлеченными из рукава куртки нунчаками. Решил для начала ударить в правую ключицу, если повезет и тяжелая выточенная из текстолита палка ляжет удачно, то вполне можно с одного раза переломить хрупкую кость полностью обездвижив противнику руку. И тут вдруг привычный сценарий дал сбой. Кавказец, оглядев наступающих бритоголовых, убедившись, что за их спинами в темноте больше не прячется никаких подкреплений, что-то резкое выкрикнул на своем гортанном языке. Ответом ему были такие же крики с двух сторон узкого переулка, а потом топот множества ног. Скины от неожиданности замерли, еще не понимая, что неведомым образом из охотников превратились в преследуемую дичь, а в переулок уже шумной толпой хлынули азартно вопящие дагестанцы. В руках черные сжимали заранее приготовленные палки, куски арматуры и резиновые дубинки, кое-где мелькали и столь полюбившиеся всем россиянам бейсбольные биты.
Всего миг понадобился кавказцам, чтобы смять, растащить в стороны растерявшихся от внезапности нападения скинов. А потом началось избиение. Вяло сопротивляющихся бритых окружали по трое-четверо,
