Шубак в одной из них и не покупал ли там яд. Придется обойти все аптеки города. Но, к сожалению, этот парень личность не известная. Он не киноактер, не чемпион по боксу, не космонавт, которых знает весь мир. Мне придется очень точно описать его внешность. Вот была бы фотография. Постой—ка, это как раз то, что мне нужно. Нужно обязательно раздобыть фото этого отравителя».
Так же, как и его бывший друг Даниель Штрудель, Лутц Хартвиг пропустил мимо ушей все, что рассказывала учительница Хольведе, между прочим, их классная руководительница. Голова у мальчугана была занята совсем другим. «Как получить фотографию? Кажется, чего проще — сфотографировать Шубака и все. Но у Лутца нет фотоаппарата. Настоящему комиссару уголовной полиции куда легче. В его распоряжении и фотоаппарат, и магнитофон, и лаборатория, оборудованная необходимой криминалистической техникой для исследований. Да, если бы служить в уголовном розыске…»
Улыбнитесь, пожалуйста!
Если поинтересоваться у пятиклассниц, какую профессию они хотели бы избрать, можно получить различные ответы: акушерка, парикмахер, стоматолог, продавщица, модистка, лаборантка, учительница, агроном, животновод, переводчица, педиатр, наконец, — одним словом, весь спектр существующих специальностей, и в этом нет ничего удивительного.
Но в 5-м «А», где грызут гранит науки Лутц Хартвиг и Даниель Штрудель, одна из девочек на такой вопрос ответила однозначно: «Я буду фотокорреспондентом одной из газет или оператором на телевидении». Эту девочку зовут Хеди Зивальд. За длинные ноги она получила прозвище «Аист». На него Хеди откликается неохотно. Она пока стесняется своих стройных ножек, а они так хороши для твиста. И Хеди великолепно овладела этим танцем. Дома она ежедневно репетирует перед большим настенным зеркалом, которое ей очень нравится. «Свет мой, зеркальце, скажи…» Впрочем, ничего нового девочка в нем не видит. Хеди знает, что у нее темные волосы, узкое овальное лицо, сочные полные губы, обычный прямой, не бросающийся в глаза нос и серо—голубые глаза, прикрытые коротенькими ресницами. Хеди знает также, что ей очень идет черный, как антрацит, пушистый шерстяной пуловер, хотя он и велик ей аж на два размера. Но это как раз шикарно и очень современно. Все модницы носят такое. И если пуловер слегка великоват, то брюки должны быть очень узкими, поэтому матово—голубые брюки из силастика — ее особая гордость.
И брюки, и пуловер ей подарил отец, который живет в другом городе — в Ростоке. Ее родители разошлись несколько лет назад. Хеди осталась с матерью, набожной и прилежной женщиной, которая служит в отделе культуры бургомистрата. Она занимает там скромную должность и не может баловать дочь дорогими подарками, не то что отец — хорошо зарабатывающий, видный инженер. Но разве в этом дело?
«Моя мама — отличный человек и лучшая подруга. С тех пор, как мы живем одни, нас водой не разольешь», — как—то написала Хеди в одном из классных сочинений. Поскольку оно оказалось в числе лучших, учительница зачитала его всему классу. Некоторые из ребят тогда посмеивались, особенно мальчишки. Среди них был и Лутц Хартвиг. Но Хеди не злопамятна.
— Фотографию я для тебя сделаю, — пообещала она после того, как Лутц обрисовал ей ситуацию. — Этого отвратительного отравителя собак я щелкну. Спереди или сбоку, до пояса или только лицо? Какая поза тебя интересует? Все будет, как пожелаешь. Когда мы сфотографируем клиента? Сегодня после уроков, идет?
Комиссар уголовной полиции Хартвиг мог себя поздравить. Его выбор оказался удачным. «На Аиста вполне можно положиться. Хеди поможет мне преодолеть препятствие быстро и без лишнего шума. Она фотографирует мастерски. Смазанные изображения у нее получаются крайне редко. К тому же, она сама проявит, напечатает и увеличит снимки. У нее в ванной комнате маленькая фотолаборатория. Нет сомнения: союз с Хеди — большое достижение. Вперед, можно начинать операцию!»
В Березовом проезде, на участке номер 18 живет бабушка Редлих, на соседнем, девятнадцатом, — Отто Шубак. Этот участок — его собственность. Так же, как и домик, который он соорудил своими руками в свободное от работы время. Маленькое и очень прочное одноэтажное строение из двух комнат и кухни. Под «кабинет задумчивости» он временно оборудовал сарай в глубине сада. Но скоро все изменится. Шубак уже собрал деньги, необходимые для того, чтобы пристроить к дому туалет и ванную комнату, установить водонагреватель. Каждую лишнюю марку откладывает не только он, но и его жена, продавщица отдела косметики и моющих средств городского универмага. «Каждая марка — это кирпич», — часто повторяет Шубак. Сейчас его супруга подрабатывает еще и в аптеке на площади Акаций. Сам он — электромонтер в тресте энергоснабжения, поэтому до вечера в доме никого нет.
После обеда прямо напротив калитки в изгороди, окружающей участок Шубака, мальчик и девочка устроили в кустах боярышника засаду. Правда, сделать это Хеди и Лутцу было непросто. Ветки—то колючие. Но на какие жертвы не пойдет фотолюбитель, чтобы получить удачный снимок. «Лишь бы не поцарапать фотокамеру», — думала Хеди. О своем любимом фотоаппарате она в этот момент беспокоилась больше, чем о шерстяном свитере и силастиковых брюках.
— Вон ту ветку необходимо убрать, она закрывает половину кадра, — скомандовала Хеди. Лутц беспрекословно повиновался.
— Так хорошо, вполне достаточно, — похвалила его Хеди. — Будем действовать так, как договорились. Как только появится отравитель собак, ты дважды прокукуешь, а я приготовлюсь к съемке.
— Все ясно, а чтобы объект не скрылся быстро в саду, я его задержу, — добавил Лутц. — Спрошу у него: «Извините, пожалуйста, господин, который час?» И пока он будет отвечать, ты сможешь спокойно сфотографировать его.
— И постарайся сделать так, чтобы он не стоял ко мне спиной.
— Не беспокойся. «Эй, дяденька, будьте столь любезны», — скажу я ему… — начал было Лутц, но остановился на полуслове и тихо предупредил: — Внимание, спрячься, кто—то идет.
По проезду плелся, покуривая дешевую сигару, старик с седой бородой. Минут через десять сюда направилась было женщина, но, сделав несколько шагов, повернула назад. Видимо, забыла выключить дома электроутюг.
Время тянулось очень медленно. У Хеди затекло тело, и она застонала. Боярышник колол ее при малейшем движении.
— Если этот грубиян остался сегодня на сверхурочную работу, я испущу здесь дух, — пожаловалась она.
— Держись, — подбодрил девочку Лутц. — Наверняка тебя наградят почетным знаком «Заслуженный фотограф Центрального союза молодых криминалистов» или еще чем-нибудь в том же духе, — пошутил он.
— Чем болтать глупости, лучше принес бы мне мягкое кресло. Да ладно. На твое счастье я не неженка. К тому же, у меня короткая стрижка, а имей я копну волос, давно бы уже запуталась в этих ветках.
— Ну потерпи, пожалуйста. Честно говоря, я рад, что ты здесь вместе со мной. Из птиц аист нравится мне больше всех.
— Ну, ты… Если еще хоть раз назовешь меня Аистом, будешь сам торчать в этих кустах. Но только с блокнотом для рисования. Свой фотоаппарат я тебе не доверю. И не только тебе, я его никому не даю.
— Ладно, ладно, успокойся, я не хотел тебя обидеть.
Наконец, в шестнадцать часов тридцать семь минут в конце проезда появился мужчина в синем рабочем костюме. На голове у него была темная фуражка, похожая на те, что носят моряки. Да и походка у него была матросская: он шел, раскачиваясь и переваливаясь с боку на бок. Одно плечо у него было явно выше другого из—за того, что еще во время учебы он постоянно таскал в сумке на правом плече тяжелый монтажный инструмент, а также вещи мастера и подмастерьев.
В шестнадцать часов тридцать восемь минут послышалось кукование. Это значило, что приближался Отто Шубак. Сорокасемилетний электромонтер быстро подходил к калитке. Хеди заволновалась: остался
