естественно, её креативная сторона, не правда ли? В юности я мечтал стать гримёром, да, но, к сожалению, мне этого не позволили, но я рассчитываю на то, что буду получать глубокое внутреннее удовлетворение, колдуя над лицами умерших, чтобы они выглядели улыбчивыми. Буду как клоун смешить бессловесную публику — если выразиться на поэтический манер…
Крамм перебил меня.
— Но этого вы у нас не найдёте, у вас на этот счёт неправильные представления… Мёртвых у нас в лучшем случае обмывают, причёсывают, укладывают волосы феном. Вот и всё!
— Да, — сказал я выразительно, — видите ли, когда я был в Америке, несколько недель тому назад, я прогуливался там по кладбищам, заглядывал в залы для траурных церемоний… Ах, как у них это здорово поставлено, вы не поверите, какие тут открываются возможности! Просто чудеса! Да, если бы у нас в Германии всё было не так чопорно… В Америке — там мёртвые никого не пугают, потому что выглядят они настолько мирно и настолько жизнеподобно, что так и кажется: вот сейчас они встанут и скажут: «Привет!» Великая страна!
В глазах Крамма мелькнула растерянность. Он понимающе кивнул. Смелее вперёд, Хаген!
— На Арлингтонском кладбище, например, где они хоронят своих героев, я видел молодого человека, у которого не раскрылся парашют, он сидел в военной форме в кресле… По его лицу вообще ничего не было заметно, ничего смертельного — как будто над ним поработал сам Мастер Жизни. Около него стояла вся его семья — так они даже удивлялись, какой он красивый! Говорили, что мёртвый он гораздо красивее, чем был в жизни. В левой руке он держал сигару, а в правой флаг — о, в этом зрелище было столько достоинства, было видно, что они там действительно готовят человека для той жизни, да, в этом был стиль! Мощно обставленный уход со сцены — сидя в кресле… Вы не находите?
— Да.
На его туповатом лбу обозначились первые признаки воодушевления. Я подавил в себе приступ кашля.
— А поскольку к нам всё приходит из Америки, для нас открываются огромные перспективы, непаханое поле деятельности. И это уже грядёт! Взгляд на вашу профессию в корне изменится! Мы станем не кем иным, как художниками! Мы будем создавать произведения искусства из призванных обратно Его овец! У меня есть особое чутьё на знамения времени, господин Крамм, и я хотел бы как можно скорее овладеть азами профессии, чтобы во всеоружии встретить все изменения на рынке ритуальных услуг! Я хочу стать для вас незаменимым сотрудником! Первопроходцем с богатым и динамичным воображением, с изобретательностью и выдумкой! Мы заведём у себя совершенно новые, волнующие элементы оформления, с необычайными цветами и непостижимой музыкой, — но всё в очень сдержанном стиле, ничего кричащего. Мы закажем такую погребальную мебель, какую мир ещё не видывал! И мы дадим нашим клиентам ощущение, что хотя бы раз в жизни с ними будут обращаться по-королевски. Тем самым мы выбьем почву из-под ног у всех конкурентов! Люди будут в своих завещаниях специально оговаривать, чтобы их хоронили только у нас! Ведь за прошедшие столетия, господин Крамм, люди задвинули вашу профессию в самый дальний угол жизни! Сколько несправедливости пришлось претерпеть многим поколениям честных ремесленников погребального дела! Но скоро, очень скоро на земле восторжествует справедливость! Все модники будут говорить: «Я отправляюсь на обед к червям, но похороните меня у Крамма!» И наш промысел расцветёт и сделает громадный рывок вперёд… э-э… и принесёт золотые плоды…
— Да-а-а…
Он с энтузиазмом забарабанил по столу.
— Всё произойдёт именно так, это только вопрос времени! И я хочу быть готовым к этому моменту! Маклер Господа Бога! Начавший с самых низов! С моей-то силой в руках! Без страха и упрёка! Без ропота и недовольства! Без жалоб! Я приступлю к этому делу, преисполненный любви! Именно здесь я вижу серебряную взлётную полосу моей жизни! Я весь принадлежу ей без остатка! Прошу вас, господин Крамм, пожалуйста, поймите моё нетерпение! Поймите мои чувства! Не берите на это место никого другого! Я тот, кто вам нужен!
Крамм запыхтел. Его лоб блестел от пота, пальцы экстатически дрожали, и ему потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— Ну, — сказал он задыхаясь, — я вижу, что вы по крайней мере имеете здоровое и похвальное представление о моей профессии…
— О, спасибо, спасибо, дорогой Мастер, я та-а-ак вам благодарен!
Крамм, сползший глубоко в своё кресло, вздохнул и схватился за подлокотники.
— Ну, ладно! Хорошие работники всегда нужны. А большинство тех, кто сюда приходит, думает совсем не так, как вы…
— Да они все просто невежды! Отребье! Не заслуживающее даже картонного гроба!
— Э-э… хорошо… А со всеми этими бумагами мы уладим после.
Слово «после» прозвучало уходящим в бесконечность.
Он снова полностью контролировал себя. А жаль.
— Теперь что касается оплаты…
— Да, шеф.
— Наличными каждый вечер. Подручные у меня зарабатывают по тринадцать марок в час… но без карточки для отчисления налога с зарплаты мне придётся платить вам, само собой разумеется, меньше, ведь это вам понятно? Или нет? В противном случае ваши же коллеги будут недовольны.
Челюсть у меня с грохотом упала на паркет. Тринадцать марок? Да почти столько я набираю на улице попрошайничая. Наверное, это шутка? И ради этого я метал здесь бисер столько времени?
— Понятно! — говорю я. Испытания должны быть жестокими, чтобы моя принцесса не увяла прежде времени.
— Ну, скажем… десять марок… Хорошо. Идёмте со мной!
Я последовал за ним на склад, где примерно дюжина гробов дожидалась своих новых постояльцев.
Крамм представил меня мужчине лет сорока со старомодными баками, в очках с деформированной стальной оправой и с прячущейся под нос вечной улыбкой. Я не запомнил его звучавшей по — славянски фамилии.
— Просто Уве, — сказал он и испытующе оглядел меня.
— Да, — заключил Крамм, — тогда съездите вместе, а Густла я отправлю с кем-нибудь другим. Думаю, сегодня у нас не будет ничего чрезвычайного, так?
— Ничего, — подтвердил Уве. — Ему достанется хороший первый выезд!
— Ну и отлично.
Крамм быстро пожал мне руку и вылетел со свистом. Было слышно, как в конторе всхлипывает свежая вдова.
Я посмотрел на гробы, два из которых стояли раскрытыми. Вид у них был не очень гостеприимный — со всем их шёлковым крепом и белым блеском. Уве показал мне мой узкий металлический шкафчик рядом с раковиной, выдал мне синий рабочий халат и спросил, какой у меня размер.
— В некоторых делах нам приходится надевать униформу. Как ты думаешь, это тебе подойдёт?
Он показал мне серую униформу с фуражкой.
— В самый раз!
— Ну, тогда и поехали сразу! Идём, берись!
Мы подхватили один из гробов и погрузили его в машину. Гроб был тяжёлый, я сразу почувствовал это поясницей.
— А ведь это всего лишь дешёвая сосна! Более дорогие — дубовые — вот те по-настоящему тяжёлые! Естественно, в них ещё лежит мясо с костями! — Уве засмеялся.
Катафалк был покрашен в лиловый цвет, а матовые стёкла закрыты занавесками цвета красного вина.
— Такова последняя мода! Вид, конечно, китчевый, да?
Я кивнул и уселся на пассажирское сиденье. Уве запустил двигатель, и мы выехали на дорогу. Дома через три он остановился на островке безопасности.
— Обед! — объявил он.
