товарищества и подготовкой к встрече с неизвестным. Для многих это становилось обрядом посвящения в новую жизнь. «Мне казалось, — вспоминал Зигфрид Кнаппе о дороге на автобусе в учебный центр, — будто мы все выезжали из детства в новый, взрослый мир». В декабре 1942 года один пехотинец выразил схожие чувства в своем письме к матери из учебного лагеря: «Первые пули просвистели над нашими головами, и из мальчиков мы превратились в мужчин».
Для без малого двадцати миллионов человек, прошедших через вермахт за годы Второй мировой войны, первая встреча с солдатской действительностью происходила именно в центре начальной подготовки, где их обследовали, отбирали и распределяли по службам. По сравнению с американской армией немецкие методы отбора и распределения казались ненаучными и грубыми. Подавляющее большинство новобранцев не проходило ни письменного тестирования, ни проверки технических способностей, и все ограничивалось лишь медицинским осмотром. Однако во время таких осмотров офицеры, проводившие их, беседовали с новобранцами, чтобы получить представление о характере каждого человека и при необходимости отсеять тех, кто не подходил по умственному развитию. Поскольку вермахт больше заботил характер (такие качества, как сила воли, умственная выносливость, смелость, верность, самостоятельность и послушание), нежели склонность к тем или иным видам деятельности, принятые в нем методики были в меньшей степени направлены на определение умственных или технических способностей и в большей степени — на личность новобранца, поведение, манеру держать себя и способность справляться с трудностями.
Мартин Пеппель утверждал, что «из них [психологических тестов] делали настоящее представление, хоть они на самом деле и были довольно просты», но Альфред Вессель, первоначально надеявшийся попасть в люфтваффе, вспоминал о них более подробно. «Мы должны были выполнить физические упражнения, произвести вычисления, написать сочинение и диктант, — вспоминал он. — А затем произошло самое интересное: нас провезли на автобусе через город [Оснабрюк] и отвели в дом. Там нас провели через все здание в подвал, из подвала на лифте отвезли на чердак и повели из помещения в помещение. Потом мы вновь отправились на лифте в подвал. Потом нам стали задавать вопросы. Дело происходило в подвале, в темном помещении без окон… «Сейчас вы находитесь здесь. Вот компас. Как вы думаете, в каком направлении отсюда находится церковь Святого Петра? И где вы видели то-то и то-то?» и так далее. Совершенно не подготовленные к такому обороту Вессель и его товарищи вынуждены были действовать и реагировать с предельной быстротой и точностью. Как оказалось, в этом и заключался смысл испытания. Офицеров интересовали не столько ответы на вопросы, сколько качества, проявленные при этом людьми, вынужденными быстро принимать решения в запутанных и сбивающих с толку условиях.
Для пехотинца процесс начальной подготовки обозначал первый шаг на пути превращения невоенного человека в солдата. Для большинства это был трудный шаг, и многие страдали от тоски по дому, одиночества и смущения. Человек, вырванный из семейной обстановки и поставленный в положение, в котором его индивидуальность и собственная значимость подвергаются испытаниям в новых условиях, испытывает серьезное психическое и психологическое напряжение. «На часах — десять, — писал в своем дневнике Рудольф Хальбей, находясь в центре боевой подготовки в ноябре 1942 года. — Завтра рано утром в это же время мамы здесь уже не будет… Странно думать об этом последнем свидании! Печально и похоже на сон. Я буду сильным. Мама снова заплачет. Я обниму ее, она поцелует меня и прошепчет сдавленным от слез голосом: «Если молитвы способны помочь, то все будет в порядке». Я возьму ее любящие, беспокойные, натруженные руки в свои… Никаких слов. Последний поцелуй, и я останусь стоять один в ясной, холодной ноябрьской ночи». Пусть это и нервные переживания девятнадцатилетнего парня, однако они честно описывают тяжелые чувства, испытываемые многими молодыми новобранцами, впервые покинувшими свои дома и отправившимися в неизвестность. Для Хальбея, как и для многих других, неизвестность означала смерть: не пробыв солдатом и года, он погиб в России в октябре 1943-го.
Начальная подготовка хоть и была суровой, но имела вполне определенную цель. Она была призвана не наказывать новобранцев, а знакомить их с такими вещами, как обращение с оружием, тактика и дисциплина, а также привить им определенные коллективные ценности, привязанности и дух товарищества. В конечном итоге она была направлена на обеспечение управляемости войск и их мотивации на поле боя. Подготовка также должна была отточить инстинкты и навыки новобранцев, выработать рефлексы, научить выполнять отработанные действия в критических ситуациях и не в последнюю очередь внушить им привычку к повиновению — особенно полезное качество для солдата, ошеломленного и парализованного ужасом сражения. В идеале подготовка также способствовала формированию коллективной гордости, поскольку она связывала солдат в единое сплоченное подразделение и убеждала новобранцев в том, что они — настоящие солдаты, неотъемлемая часть могущественной организации. Как отмечал Ричард Холмс, поведение солдата на поле боя, а следовательно, и сплоченность, и боевая эффективность армии, в значительной степени зависит от его подготовки. И мало найдется армий, подготовка которых была бы такой же эффективной, как в вермахте. Необыкновенная спаянность и боевая работа немецкой армии и ее способность раз за разом сколачивать соединения заново из разгромленных остатков и эффективно их применять в значительной мере обусловлены длительной, продуманной и непрерывной подготовкой пехотинцев.
Во всех войнах. сражаются юноши, потому что только молодым хватает физической выносливости и чувства собственной неуязвимости, чтобы вытерпеть тяготы боевых действий. И в этом отношении у вермахта было решающее преимущество, поскольку к началу войны многие молодые немцы уже получили серьезную полувоенную подготовку в Организации гитлеровской молодежи («Гитлерюгенд») и Имперской службе труда («Райхсарбайтдинст», или РАД). «Вскоре после прихода нацистов к власти, — вспоминал Мартин Пеппель, — я перешел из католической бойскаутской организации… в «Гитлерюгенд» и был принят в отделение «Юнгфольк» [для мальчиков в возрасте от десяти до четырнадцати лет]… Годом позже меня назначили командиром патруля… Позднее, когда я отбывал… обязательную трудовую повинность в Донауверте, я увидел статью в иллюстрированном журнале о новых парашютных войсках… Вот это было дело по мне… Нечто, требующее присутствия духа, нечто особенное». Похожие воспоминания о полувоенном характере «Гитлерюгенда» с его походной атмосферой во время важных событий, вроде съездов в Нюрнберге, с его акцентом на верность и повиновение, с летними военными сборами и стремлением уничтожить межклассовые различия и создать преданный и спаянный коллектив сохранил и Альфонс Хек.
Фридрих Трупе вспоминал о возбуждении, охватившем его небольшой городок в горах Гарц в месяцы и годы после прихода к власти нацистов, и энтузиазм, особо направленный на мобилизацию молодежи. «Вы должны служить обществу, — подчеркивалось в призывах «Гитлерюгенда». — Жить одной жизнью с товарищами, быть сильным и готовым сражаться, преисполниться внутренней решимостью совершить великие поступки». Захваченный водоворотом эмоций, Групе со всем пылом следовал по пути, проложенному для большинства молодежи Германии: «Гитлерюгенд», Служба труда, вермахт. В апреле 1937 года он перешел из «Гитлерюгенда» в РАД, и полученный там опыт хорошо подготовил его к армейской службе: «Работа и жизнь в лагере [Службы труда] физически и психологически труднее, чем мы себе представляли. Рано утром, в 4 часа, мы встаем и отправляемся на длинный кросс и утреннюю зарядку, потом умывание, завтрак, церемония поднятия флага, а к 5 часам утра мы уже в рабочих спецовках маршируем с лопатой на плече к месту работы».
Подобным же образом перешел из «Гитлерюгенда» в Службу труда и Карл Фухс, описавший в своем письме к родителям похожую картину утомительного полувоенного распорядка дня:
«Каждое утро нам приходится вставать в пять часов. После подъема у нас есть пятнадцать минут на утреннюю гимнастику. За полтора часа я должен умыться, одеться и привести в порядок свое место. Мне очень трудно заправлять соломенный тюфяк так, как это положено делать в армии. Если постель заправлена неправильно, старший офицер просто сбрасывает ее на пол, и приходится начинать все сначала….
После приборки казармы мы получаем плотный завтрак из ржаного хлеба и кофе. В 6:30 начинается строевая подготовка. Она обычно продолжается до 9 часов… С 9 до 10 часов у нас идут классные занятия. После этого — второй завтрак и перекур. С 10:30 до 13:00 — снова строевая подготовка… Потом наступает время обеда. С 14:00 до 15:00 мы заняты уборкой территории… С 15:00 до 16:30 мы занимаемся физподгоговкой (в основном это пробежки по лесу), а потом наш день завершается новыми классными занятиями и пением. Ужин в 19:00».
