Мы сдвинули бокалы и, выпив, отдали должное мясу «Бонапарт» и французскому паштету, название которого я не запомнил. Макс готовил просто великолепно: спасибо Вадику — надоумил насчет повара. Последнее время я перестал восхищаться его кулинарными изысками, да и вообще: разнообразная и вкусная еда стала для меня нормой. Каждый день я дегустировал различные салаты, паштеты, мясо-по- такому и мясо-по-этакому.
«Консоме с профитролями» или «лике»;
«кордон-блю», эскалоп или ромштекс с кровью;
«угорь под маринадом», «карп на вертеле» или «шашлык из сома»;
салат «Нотр-дам-де-чего-то», или паштет «кого-то-фуа-гра»;
и выпечка, выпечка, выпечка.
Нескончаемые пирожные, печенья, тортики, плюшки, пончики, булочки… о булочках вообще отдельный разговор. Создавалось такое впечатление, что под каждое блюдо у Макса была определенная булочка… Когда он только все это успевал?
— Что? — переспросил я.
— Я говорю, было бы хорошо их куда-то отправить. Я имею в виду: наружу, — повторила Лена.
— Кого их? — снова переспросил я. Оказалось, что часть разговора я пропустил, отдавая должное еде. Если честно, то было чему!
— Да Люду с отцом. Я думаю, что они здесь только помешают. Ты их спас. Можно сказать, жизнью рисковал, да и мне досталось… Я думаю, большего ожидать они от нас не могут. Теперь нужно сделать новые паспорта и высадить их подальше от города.
Я посмотрел на Андрея. Лейтенант сидел и внимательно разглядывал пустоту перед собой. Можно было смело сказать, что в данный момент он решал сложную логическую задачу. Интересно, что сложного он нашел в этой ситуации? Или он думал о чем-то другом?
— Подожди, — произнес он задумчиво, — мы вроде все решили. Олег сказал, что берет их на работу, ты была согласна. Ну, пришлось еще вернуть по домам остальных девушек, но они сами это захотели, дальше — их проблемы. Что не так теперь?
— Да все так, — вспыхнула девушка. — Я очень вам благодарна за помощь, но я не говорила, что хочу, чтобы они остались. Мы тут вроде неплохо ладим, а с появлением Люды могут начаться проблемы. Олег, тебе здесь нужны сплетни и склоки?
— Нет, конечно. Хотя… я не понимаю, как у нас можно заниматься сплетнями, — пробурчал я, заталкивая в рот что-то сладкое с кремом. — Штата у нас всего ничего. «Глаза» — узкоспециализированны и с остальными почти не общаются. Ну и пусть себе сплетничает… с отцом.
В дверь просунулась голова одного из сержантов.
— Сэр, извините, но когда вы сможете подойти… мы бы хотели уточнить пару вопросов, сэр!
— Иду, — отрезал Андрей, голова скрылась, а он добавил, уже для нас — Я должен установить посты и расписать увольнения. Вернусь через часик. Надеюсь, Ленин вопрос подождет?
— Без проблем, — отмахнулся я.
Лейтенант исчез, а мы с Леной остались вдвоем.
Допив кофе, я все-таки сделал то, что хотел с самого начала обеда: достал припасенную «Виолу», намазал бутерброд и ляпнул сверху кусок ветчины.
— Можно подумать, тебя тут не кормят, — улыбнулась девушка.
— Кормят. Но не так.
— А как надо?
— Вот так, — произнес я и откусил чуть ли не половину бутерброда.
Пока я жевал, мой делопроизводитель рассматривала меня так, как будто собиралась выставить меня на второстепенных скачках. И почета нет, и лошадью рисковать неохота, но вроде так надо. Хотя какой там риск. Да и надо — не очень.
— Слушай, а тебе Люда нравится?
Бутерброд застрял у меня в голе. Стараясь не подать виду, я притворился, что просто пытаюсь прожевать, и протолкнул злосчастный кусок в желудок.
Только этого мне не хватало. У нас с Леной сложились хорошие отношения, включая постель, и я не хотел это терять. Она, конечно же, понимала, что кроме моей приязни, место «фаворитки» шефа сулило массу преимуществ. Значит, это место было выгодным, и за него нужно сражаться. Только вот как? Лена мне была нужна не только как любовница или друг. Она была толковым специалистом, и последнее время наша документация, операции с банками и различные махинации (которые, по сути, и приносили нам доход) были в ее руках. На мой взгляд, именно это было гарантией ее положения в резиденции, а отнюдь не мое расположение.
— Я думаю, тебе не стоит об этом беспокоиться, — успокоил я ее. — Ты прекрасный делопроизводитель и… ой! Лена, я совсем не это хотел сказать…
Девушка на меня смотрела широко открытыми глазами и пыталась что-то сказать. Потом она просто махнула рукой и рассмеялась.
— Лен, ну прости меня, какая разница, нравится она мне или нет? Я не буду рисковать нашими отношениями…
— Подожди, — остановила она меня. — С чего ты решил, будто я собралась ревновать?
— Ну, видишь ли… вообще это вполне естественно. То есть я хотел сказать, когда между мужчиной и женщиной…
Девушка нетерпеливо махнула рукой.
— А теперь послушай меня. Я уже тебе много раз говорила, что то положение, в котором ты находишься, не имеет прецедентов. Ты обладаешь абсолютной властью, причем не только над людьми. Ты не стеснен в средствах и не будешь стеснен никогда. Ты волен карать и миловать, прощать и убивать, исходя из своего желания. Ты можешь построить любую модель взаимоотношений, от коммунизма до рабовладельчества, и при этом все равно остаться НОМЕРОМ ОДИН. И что же ты строишь? Я тебе скажу. Это называется полицейским государством с тираном во главе. Не важно, как ты себя при этом ведешь. Даже желая самого лучшего, ты все равно останешься тираном. Пусть твоя тирания будет мягкой и удобной всем твоим подопечным, но инакомыслия тут не будет. Тут есть твое мнение, все остальные заведомо неправильные. Уникальность этого положения в том, что как бы ты не увеличивал свои требования, насколько бы они не были противоречивыми — все это будет жить. И еще ты неприкосновенен. По крайней мере, на территории резиденции.
— Ты действительно считаешь меня тираном? — выдохнул я.
— Дослушай. Да. Конечно, ты тиран. Ты занял место тирана и просто не сможешь вести себя по- другому. Проблема не в этом. Внутри тебя есть некий уровень, некая картинка мира, исходящая из максимально удобной для тебя среды. И пока ты не построишь все в соответствии с этой картинкой, ты не успокоишься. Проблема в том, что каждый человек немного хуже, чем ему бы хотелось. Основная борьба происходит не в тот момент, когда ты пытаешься заставить «глаза» делать то, что тебе надо, или выбиваешь деньги за очередную партию наркотиков. Кстати, с этим пора кончать: мы и так уже засветились по полной.
— Остановись! Я уже запутался в твоих объяснениях. Ты можешь сказать все это проще? И вообще, тут без пол-литра не разобраться, — вставился я и налил себе вина. Я был очень доволен, что моя промашка насчет Люды не привела к скандалу. Философский разговор — это небольшая дань моей глупости. Потерпим.
— Хорошо. Давай проще. Первое: ты хуже, чем ты сам думаешь. Это базовое утверждение. Аксиома. Второе: как человек неглупый, ты будешь постоянно себе доказывать, что ты не такой, какой есть на самом деле, а лучше. Поспеваешь?
Я кивнул. Трудно было кивнуть в момент опорожнения стакана, но у меня это получилось.
— Третье: твоя борьба с собой отразится на окружающих тебя людях сильнее, чем на самом тебе. Понятно?
— Нет, — я поставил стакан и намазал очередной бутерброд. У меня уже выработался рефлекс постоянно жевать «Виолу» с ветчиной. Эдак через пару лет я стану похож на Винни-Пуха.
— Я не понимаю, каким образом мои мысли о том, насколько я плох, могут сказаться, ну… к примеру,
