— Поля, ангел мой!.. Подумай, что ты хочешь сделать со мною.
— Ты выпил из моих уст первое, может быть, чистейшее наслаждение жизни и не забудешь его сладости… Но ты мужчина!
— А ты женщина!
— Правда, и женщины бывают непостоянны… Но данное счастье привязывает их к тем, для кого, хоть короткое время они были ангелами, тогда как мужчин любовь истощает и делает холодными. Вы любите, пока домогаетесь любви, а достигнув ее, бросаете под ноги, как изорванный кусок вчерашнего бального наряда…
— Может быть, в самом деле, существуют подобные люди, но я…
— Каждый составляет исключение, пока любит, когда любовь минет, все похожи друг на друга…
Президент уже не слышал конца разговора, да и не имел надобности слушать далее. Пользуясь минутой горячего объятия, он незаметно отошел прочь и возвратился в свою комнату в таком беспокойстве, какого не испытывал во всю жизнь.
Впрочем, он благодарил случай, нечаянно приведший его туда, потому что подслушанный разговор лучше всего объяснил ему состояние сердец любящей пары. При всей недоверчивости своей президент не обманулся в Поле, он не обвинял, а только жалел ее.
Вначале он колебался, но голос девушки, смешиваемый со слезами и свидетельствовавший о своей искренности, рассеял в нем все подозрения… Он уже не мог заснуть, сел и думал, что начать. Полковница каждую минуту могла заметить нечаянно открытые им отношения молодых людей. Надобно было предупредить ее и то, что было делом случая, представить плодом своей предусмотрительности. Президент составил полный план, как действовать. Он порешил, не делая никаких упреков Юлиану, прежде всего обратиться к Поле — и немедленно женить Карлинского, чтобы серьезными обязанностями стереть и изгладить в нем память о теперешней интриге.
На другой день президент сам искал полковницу. Пан Дельрио уехал рано поутру, а она осталась, желая вполне нарадоваться Эмилием. Счастье сделало ее равнодушной к мелким преследованиям неумолимого врага. Они сошлись перед обедом в кабинете: полковница — веселее обыкновенного, президент — бледный и взволнованный, но он еще довольно искусно разыгрывал роль человека, который умеет владеть собою.
— В последнее свидание, — начал он тихим голосом, садясь рядом с невесткой, — вы сообщили мне свои опасения насчет Юлиана и Поли.
— Полагаю, что эти опасения были не напрасны.
— Я давно… может быть, раньше вас, заметил, что они любят друг друга, но могу уверить вас, что, как прежде, так и теперь, Поля не хотела заставить Юлиана на ней жениться. С другой стороны, я знал и Юлиана: это один из благородных, но слабых характеров, в которых раздражением и препятствиями можно возбудить только энергию и упорство. Я не нашел нужным заграждать им дорогу и раздражать Юлиана, но решился дать его страсти развиться обыкновенным образом, потом она должна истощиться в самой себе.
— Может быть, расчет ваш верен, — возразила полковница, — но как бы он не обманул вас?
— Кажется, я довольно знаю человеческое сердце. Если бы мы стали препятствовать, то Юлиан поступил бы наперекор нам. А теперь — придет время, он сам собою разлюбит и бросит ее…
— Как хладнокровно вы говорите о подобных вещах!
— Как благоразумный человек. Печальная, но неоспоримая истина… Поля не имела намерения поймать Юлиана в сети: она искренно любила и любит его. Но она горда: довольно сказать ей одно слово — и она возвратит ему свободу. Я хорошо знаю ее. Теперь я хотел бы просить вас только о том, чтобы вы вполне положились на меня, не мешались в это дело и не препятствовали…
— Но что я значу здесь? — с выражением обиды воскликнула пани Дельрио.
— И прекрасно. Мне кажется, подобные дела более приличны мужчинам, чем женщинам… Надобно, наконец, пощадить и бедную Полю: дадим за ней небольшое приданое, выдадим ее замуж, а Юлиана женим.
— А если это поздно? Если Юлиан искренно любит ее?
— Да, Юлиан искренно любит ее, и в самом деле уже поздно сразу прервать их сношение, но в подобных случаях чем позже, тем безопаснее… Страсть остывает.
Полковница с видом неудовольствия и досады пожала плечами.
— Делайте, что вам угодно! — живо произнесла она. — Я ни во что не стану вмешиваться… Для меня обиднее всего та мысль, что этот ангел Анна была несколько времени окружена атмосферой этой странной интриги… Если бы все это кончилось поскорее…
— И я, со своей стороны, поверьте, буду стараться об этом же…
— Какая дерзость в этой девочке-сироте! Какая смелость!.. Поднять глаза на Юлиана, увлечь его, привязать к себе…
Президент рассмеялся.
— Вы несправедливы к Поле, — сказал он. — Возможное ли дело — жить с Юлианом под одной кровлей и не привязаться к нему со всей страстью? А молодость? А потребность сердца? Я не обвиняю ее. Притом, все это останется втайне: мы выдадим ее замуж, удалим отсюда, и никто ничего не узнает.
Нечаянный приход Анны прервал разговор. Президент начал расспрашивать невестку о хозяйстве полковника, заговорил о политике, стараясь быть веселым, хотя тревога грызла его сердце.
Потом пришел Алексей, с которым президент был чрезвычайно вежлив, но издали строго следил за ним. Наконец явилась Поля, по какому-то необъяснимому инстинкту, сообщаемому высоко развитым чувством, она вздрогнула при виде президента. Еще вчера она совершенно равнодушно смотрела на него, а сегодня уже предчувствовала в нем недруга. Для нее довольно было одного взгляда, чтобы угадать, что этот вежливый и холодный человек будет иметь тяжелое влияние на ее судьбу и жизнь. Холодная дрожь пробежала по ее телу, пораженная печалью, Поля старалась избегать его. Президент наблюдал за нею, и волнение девушки не ушло от его взглядов, но он старался как можно ласковее обращаться с Полей.
Юлиан в такой же степени был беспокоен и расстроен, как и Поля, казалось, страсть сильно изнуряла его… Он любил, но чувствовал себя как бы в оковах — и страдал… Последняя энергия его истощилась в тайной борьбе…
В этот и последующие дни президент молчаливо занимался наблюдениями, ловил выражения, подслушивал и окончательно убедился, что иначе невозможно действовать, как через Полю. Он только ждал отъезда полковницы, нарочно отправил Юлиана к соседям, Анну отослал к Эмилию, Алексея занял делом и остался один с Полей. Видя все эти приготовления, бедная жертва предугадывала тяжелую минуту, которую должна была пережить, хотела бежать, избавиться от встречи с президентом, сказалась больною, легла в кровать… Но президент послал ей сказать, что непременно желает ее видеть — и несчастная Поля с трепетом вышла к нему, как приговоренная к казни…
То же самое предчувствие, которое указывало ей в президенте врага, сказало теперь, что пробил ее последний час. Президент встретил ее улыбкой, начал шутками и, видя блеснувшие на глазах ее слезы, старался успокоить ее и придать ей смелости, но напрасно… Голова Поли кружилась, в глазах у нее темнело, она едва могла стоять…
— Пойдемте погулять в сад! — сказал наконец старик, опасаясь, чтоб его не подслушали в комнатах.
— Вы, в самом деле, безжалостны! — отвечала Поля, едва передвигая ноги. — У меня так болит голова… я так расстроена…
— Прогулка самое лучшее лекарство в таких болезнях! Мы немного пройдемся и воротимся назад.
— Это необходимо? — спросила Поля умоляющим голосом.
— Если вы хотите сделать мне одолжение, — вежливо сказал президент и отворил двери.
Они вышли, и несколько минут продолжалось убийственное молчание. Сердце Поли билось так сильно, что слышен был каждый удар его. Лицо девушки то обливалось кровью, то бледнело как мрамор… дыхание становилось тяжелее… холодный пот выступал на висках…
— Панна Аполлония, — произнес Карлинский, взяв ее за руку, — мы должны поговорить откровенно,
