искренно, как добрые друзья…
Поля ничего не отвечала. Она слишком хорошо поняла слова президента… Неизвестность тяготила ее, она скорее желала умереть, нежели испытывать жестокие мучения.
— Я знаю все! — заключил Карлинский с ударением. — Теперь необходимо подумать и позаботиться об этом. Я принимаю в вас искреннее участие и потому говорю прежде всего с вами.
Слезы ручьем брызнули из глаз сироты.
— Вы знаете все, да я и не хочу скрываться! — возразила она с гордостью. — Что ж вы придумали? Конечно — прогнать несчастную за то, что она принесла беспокойство, страсть, позор в тот дом, который призрел ее?.. Если я сумею искупить мой грех, какой бы то ни было жертвою, то говорите, я готова!
— Я всегда надеялся на чистоту души вашей, на характер, на ваше здравое понятие о свете и людях, — равнодушно отвечал Поле президент. — Страсть в молодом возрасте есть потребность, необходимость, жизнь: я не обвиняю, а только жалею вас. С другой стороны, я хорошо знаю и то, что можно было только любить Юлиана, но не жить с ним… Впрочем, он гораздо виновнее вас…
— Он? — перебила Поля. — Ошибаетесь! Он избегал меня, отталкивал, защищался, я сама навязалась ему со своей безумной любовью. Виновата я — и никто больше!
— Повторяю, вы не виноваты, но… — прибавил президент, — вы все-таки должны были предвидеть, что вам угрожает. Надеюсь, что вы никогда не имели в виду выйти за Юлиана: подобные вещи случаются иногда в романах, а на свете почти никогда, если же случаются, то ведут к огромным жертвам, к великим несчастьям.
— Но ведь вы и не обвиняете меня в таком низком расчете?
— Нисколько!
Поля закрыла глаза…
— Вы так привязали его к себе, — продолжал президент, — что допущенное зло может быть исправлено единственно вами…
— Приказывайте, — хладнокровно проговорила Поля, — я слушаю…
— Юлиан любит в первый раз, любит страстно, раздраженный — он решится употребить крайние средства, ни убеждениями, ни препятствиями нельзя остановить его… Только вы одни можете сделать это…
— Я сделаю все! Я должна поплатиться за минуту счастья… но, пане президент! — воскликнула девушка, сложив руки. — Позвольте сколько-нибудь продолжить эту минуту… это первая и последняя моя любовь!..
— Нет, нет, нет! — прервал неумолимый судья. — Чем дольше Юлиан останется в этих оковах, тем крепче прирастет к ним.
— Дайте мне один месяц, хоть неделю, хоть несколько дней!
— Ни одного дня… и для вас, и для него, чем скорее, тем лучше… надо кончить.
— Я ожидала этого! — воскликнула Поля, воодушевляясь мужеством. — Я буду послушна, хоть и умру…
— Вы будете жить… и жить счастливо…
— Какое еще страдание вы придумали для меня?
— Любите вы его или нет?
— Люблю ли я? Вы еще сомневаетесь! — вскрикнула Поля, заливаясь слезами. — Он сомневается!
— Всякая любовь должна иметь конец…
— Да, со смертью!
— Нет, конец ей — равнодушие! — возразил президент. — Неужели вы хотите всю жизнь Юлиана отравить воспоминаниями?
— Но чего же вы требуете от меня?
— Теперь необходимо, чтобы вы сами прервали эту любовь, полюбили другого, оттолкнули Юлиана, — вот единственное средство уничтожить зло!
Поля разразилась истерическим смехом и воскликнула:
— Конец, достойный начала! Ради Бога, лучше выгоните меня, убейте, очерните презрением!..
— Это не принесет ни малейшей пользы, — отвечал президент, нисколько не волнуемый отчаянием Поли. — За изгнанной он полетит во все концы света, презренную станет защищать, об убитой будет плакать всю жизнь, а после измены останется у него только…
— Презрение?!
— Равнодушие! — вежливо поправил неизменно холодный президент.
— Были ли вы когда-нибудь молоды? Было ли у вас сердце? — вдруг спросила Поля.
Президент усмехнулся.
— Льщу себя надеждою, что еще до сих пор ношу часть его в моей груди… и клянусь вам этим сердцем, что постараюсь облегчить жертву, которую вы обязаны принести, вы изберете себе, кого угодно, мы выдадим вас замуж, сделаем приданое…
Поля отскочила в сторону, точно раненная стрелою.
— И вы смеете говорить мне это, разорвав мою душу?.. О, это низко, ужасно, бесчеловечно, подло!
— Ради Бога, говорите тише, нас услышат!
— Пусть слышат! — кричала Поля. — Знаете ли, какое чувство пробудили вы в моем сердце? Чувство мщения — столь же сильное, как любовь. Ваша судьба в моих руках, если я захочу, он женится на мне… и я непременно сделаю это, если вы осмелитесь повторить то, что сейчас сказали… Да что же я такое в ваших глазах?
— Самое благородное существо в мире! — воскликнул президент, увидя себя на фальшивой дороге. — Я готов на коленях просить у вас прощения…
— О, такие обиды никогда не забываются. Только этого недоставало! Хотят заплатить мне… заплатить! О, это ужасно!
— У меня не было подобной мысли.
— Была!.. Вы не знаете бедных людей… Князья обыкновенно платят своим любовницам и выдают их замуж: и вы хотели поступить со мною точно так же! Но вы еще не князь, а я не принадлежу к разряду развратных женщин.
— Вы сердитесь… для нашего разговора полезнее хладнокровие.
— У меня его нет и не может быть!
— Однако без него мы не кончим дела… Вы любите Юлиана: поверьте, самым сильным доказательством вашей любви было бы самопожертвование…
— Так бы вы и говорили, пане президент! Это я понимаю… Но что же я должна делать? Что делать?
— Необходимо заняться кем-нибудь другим, бросить, рассердить Юлиана и непременно, непременно выйти замуж!
— Сыграть комедию, драму! Притворяться, лгать и собственными руками разорвать себе сердце!
— Панна! Я не виноват в этом.
— Так, виновата я, вы правы! Одна я должна терпеть наказание за вину… избавить его от тоски и угрызений совести…
— Вы во всем видите трагедию.
— А вы смотрите на все так низко и равнодушно! Для вас все ничего не значит. Любить и потом самой, собственными руками, добровольно разорвать священные узы и притвориться, что любишь другого. О, — прибавила Поля с насмешливой улыбкой, — какое мне дело до других? Пусть страдают! Разве сама я не страдаю? Разве для счастья Юлиана не стоит принести несколько бедных жертв?
— Следовательно, я могу надеяться на ваше слово? — спросил президент.
— Послушайте, — сказала девушка решительным тоном, — я сделаю все, что вы хотите, я, вероятно, умру и не перенесу своего несчастья, но я сама виновата и — принимаю наказание: оно будет доказательством моей любви к нему. Но если вы словом, даже мыслью, выразите, что думаете заплатить мне за жертву, то я разрушу все, и вы всю жизнь не вырвете его из моих объятий.