Ксендз Иренеуш с улыбкой ответил:
– Многое можно было бы об этом сказать. Но я, душа моя, об одном только скажу. Там, где нет капеллана в качестве руководителя, там люди легко могут быть введены в заблуждение. Среди этих бичевников ничего не слышно о капелланах. Какие-то неизвестные, непосвященные, самозванцы являются им вождями и ведут эти толпы. Мужчины и женщины различного возраста странствуют, вместе живут… Гм! Гм! Мне кажется, что тут дело нечистое.
Хозяйка задумалась.
– Я великая грешница, – начала она, – я недостойна милости Бога. Я о многом не знаю, но мне это публичное покаяние, эта жизнь отданная Ему, эта кровь, орошающая проезжие дороги – все это мне кажется таким прекрасным! Таким красивым!
Приор насупился.
– О! О! – прервал он. – Ты сама готова с ними пойти!
Бася вскочила с сидения и воскликнула:
– А! Да… Пусть только они появятся! Я брошу все… Я не выдержу, я пойду!
Ксендзы переглянулись; ксендз Павел замолк и, желая переменить разговор, сказал, что носились слухи о том, что король вскоре уступит, отлучение будет снято, костелы раскрыты, и снова раздастся звон колоколов. Хозяйка слушала довольно равнодушно.
– Король? – произнесла она без всякого смущения, – я его хорошо знаю! Ведь дьявол меня отвел к нему или, вернее, наушник его, Кохан, этот убийца, погубивший столько невинных душ. Я их обоих знаю. Король, в сущности, добрый и сострадательный, он только равнодушен к религиозным делам. Его, быть может, удалось бы навести на путь истины, если бы он дал себя увлечь. Он относится к жизни и ко всему равнодушно.
– Потому что слишком злоупотребляет жизнью, – произнес ксендз Иренеуш.
– Все это произошло, потому что у него нет сына, – добавила хозяйка, – и нет надежды на наследника; это ему отравило жизнь и лишило всякого желания жить.
– Лишая его потомства, Господь именно этим и наказывает его, –произнес ксендз Павел, – за то, что он ведет постыдный образ жизни. Хозяйка с опущенной головой слушала эти слова; слабый румянец появился на ее увядшем лице, свидетельствовавший о вызванных в ней воспоминаниях.
– Да, он виновен, да, – сказал толстый приор, – но наушник виновен больше его. На того падает вся вина, тот причина всего зла.
Бася мысленно где-то была в другом месте и спросила:
– У нас уже где-нибудь находятся эти бичевники?
Иренеуш улыбнулся.
– Будь спокойна, душа моя, – произнес он немного насмешливо, – не минуют они Кракова.
– Дал бы Господь! – вздохнула Бася.
За время разговора кушанье остыло, и приор указал движением руки, что охотно приступил бы к еде. Хозяйка придвинула к нему блюдо с мясом и своими исхудавшими руками начала наливать кубки.
Ксендз Павел, переглянувшись с товарищами, перевел беседу на другую тему. Хозяйка слушала его с уважением, но видно было, что она думала о чем-то другом. Погруженная в свои мысли, рассеянная, она машинально прислуживала гостям, не вмешиваясь в разговор – все ее мысли были заняты бичевниками.
Тихий Краков, погруженный в глубокую печаль вследствие отлучения короля от церкви, в один прекрасный летний день вдруг необыкновенным образом оживился.
В разных частях города люди, неизвестно по какой причине, как будто вызываемые каким-то паролем, беспокойно выбегали из домов, выглядывали через ворота, как бы в ожидании чего-нибудь, и, встревоженные, прятались. Некоторые пальцами указывали вдаль, иные, пошептавшись с прохожими, возвращались домой и закрывали ворота. На лицах всех выражались любопытство и волнение.
Перед костелом отцов доминиканцев стоял ксендз-приор вместе с отцом Иренеушем. Оба они были в плащах, как бы для выхода, но они, казалось, колебались пойти ли им или остаться на месте.
– Нам не зачем торопиться и идти на встречу к ним, – сказал ксендз Иренеуш. – Это – грешное дело, от которого городу и стране необходимо, как можно скорее, избавиться. Хотя приписывают духовному лицу, отцу Райнеру, что он первый призвал к покаянию и образовал секту этих бичевников, но я не верю тому, чтобы воспитанник Томаша создал подобную ересь… Плохие люди взяли хорошую идею и изгадили ее.
Приор пробормотал что-то, беспокойно оглядываясь.
– Райнер или не Райнер, – проговорил он со вздохом, как будто вся эта история причинила ему большую неприятность, – все это вздор. Люди испугались чумы.
– Да, несомненно это наказание Божье, – возразил Иренеуш, – но и это наказание, если новая ересь появится. Хотят создать новую веру! Кто? Какие-то безумцы!.. Уже три года тому назад папа осудил их…
– Мы только что об этом узнали, но и епископ тоже знает, – произнес приор, – им не дадут здесь расположиться, и их прогонят.
– Они сами нигде дольше одного дня не остаются, – возразил ксендз Иренеуш.
– Пойдем же посмотрим на это зрелище, – сказал приор со вздохом, –вчера сообщено, что они направляются сюда…
Они должны были быть уже здесь… Они, по всей вероятности, остановятся на рынке.
– Пойдем, – прибавил Иренеуш, – но зайдем в какой-нибудь дом и лучше будем смотреть издали, а то
