В это самое время больной Фомка вышел в сени, но, увидев отца, не осмелился идти далее, остановился и начал вслушиваться в разговор стариков.
Мартын уже собрался было ехать, как пан Адам остановил его.
— Ну, Бог с тобой, — сказал он, — куплю горох, только скажи эту проклятую новость.
— Чудеса, братец! Ты так напугал намедни девушку, что она оставила все свои пожитки, бежала…
Хоинский вскочил с места.
— Ужели правда? — радостно воскликнул он.
— Как Бог свят, правда…
— А, добрая, знать, девка… Куда же она ушла?
— Бог ее знает… Одни говорят, что в услужение куда-то пошла, другие, что с цыганами бежала.
— Жаль, жаль бедной! Ну, да к лучшему…
— А когда горох привезти прикажешь? — спросил Мартын, но Адам, занятый бегством сироты, ничего не слышал, а торопился к жене — сообщить известие.
Фомка, между тем, затаив дыхание, только и ждал, пока пройдет отец. Лишь только старик скрылся за дверью, он бросился в конюшню, оседлал саврасого, судорожно сжал его коленами и выехал на дорогу. Мартына уже не было, наворчавшись вдоволь, он убрался домой, ворота были отворены, и никто не заметил бегства Фомки.
Старики не успели еще вдоволь наговориться о благородном поступке сироты, как сынок был уже в лесу.
Он прискакал к поляне, находившейся в дубогой роще, и остановился, чтобы поправить седло и подумать о том, где искать Марусю.
Вдруг конь наставил уши, всхрапнул и бросился в сторону. Ожидая погони, Фомка испугался, но вскоре успокоился, в нескольких шагах от него показалась Солодуха.
— А, это ты, паныч! — произнесла она.
— Солодуха! Черти тебя тут носят!
— А несу Мартыновой лекарство, а ты куда?
Фомка вздохнул.
— В свет! — сказал он.
— Ишь как далеко!.. — шутливо произнесла старуха. Коли найдешь, паныч, моего знакомого, не забудь поклониться.
— Разве я знаю, куда мне ехать?.. А надо отыскать ее…
— А отец, а мать?
— На что я им? Не хотели, чтобы я был счастлив, — произнес Фомка. — А ты не знаешь, тетушка, куда она девалась?
— Куда же ей деваться? Верно, с цыганами ушла… Там какая-то чертовка ее подговаривала, а тут еще батька твой погрозил… Что ж ей было делать?..
— А цыгане куда пошли?
— Ищи ветра в поле!.. Третьего дня еще были в Руднинском лесу, там у мужиков и спрашивай…
— Да, да! Какой я дурень! Давно бы мне ехать туда…
И Фомка, не сказав даже спасибо старухе, скрылся в лесу. Солодуха улыбнулась и лукаво подмигнула глазом.
— Вот до чего доволочился молодец!.. Вот тебе, старик, и награда за то, что чересчур уж задирал нос!.. Посмотрим, как-то ты будешь качать в люльке цыганских детей.
XLV
На другой день в доме Хоинских поднялась страшная суматоха. Сын пропал без вести, словно сквозь землю провалился, отец сваливает вину на мать, мать на отца, и оба безутешно плачут. Весь посад собрался на двор Адама: кто пришел с советом, кто с утешением, а Мартын с горохом. Солодуха, прижавшись к забору, с самым невинным видом молчит да вздыхает.
Пан Адам ломает руки, Агафья рвет волосы, слуги перешептываются и выводят самые невероятные заключения о внезапном исчезновении паныча.
— Пусть бы себе женился! — вопила мать. — Но бежать, покинуть меня! Ах, доля моя, доля!
— Неблагодарный! — кричал в свою очередь Адам. — Только попался бы мне в руки, завалил бы ему, негодному, сто палок отцовской рукой!
— Молчал бы ты! — отвечала Агафья. — На языке у тебя то и дело вертится пятьдесят да сто, а на деле и пяти не дал бы…
— Да это не может быть, — прервал Адам, — я его найду, хоть бы он сквозь землю провалился!
— А если ушел за границу? — отозвался кто-то из соседей.
В ответ на это замечание Хоинский вздохнул глубоко: Рудня находилась всего в двадцати верстах от границы, правдоподобное предположение соседа сразило старика. В голове его все перемешалось, а жена между тем кричала:
— Беги, поезжай за ним, Адам, догони, вороти его во что бы то ни стало.
— Куда бежать? Кого догонять? — отвечал растерявшийся отец.
Тут Солодуха выдвинулась вперед.
— Позвольте мне слово молвить, — сказала она, — вчера я встретила его в лесу.
— Ты?.. Его?.. Встретила?.. — крикнули в один голос отец и мать, бросившись к ней. — Где, как, когда?
Все окружили Солодуху, и довольная вниманием многочисленного и большей частью почетного собрания старуха принялась рассказывать все, как было, — разумеется, не без маленьких украшений, необходимых для того, чтоб произвести особое впечатление на слушателей.
— Иду я вчера, иду, — начала она, — а уж смерклось, ну, иду дорогой, все дорогой той самой, что тянется мимо пасеки батюшки, и молюсь себе… а тут, Матерь Божия и все святые! Поднялся такой шум и треск, что мне причудилось, будто дуб валится на голову, еле-еле отскочила в сторону: гляжу, крещусь, жду лешего, а предо мной Фомка — бледный, худой, страшный, без шапки, волосы взъерошены… Я и крикнула, а он смотрит: ух, как страшно смотрит!.. глаза такие мутные! А после и говорит мне: 'Здорово, тетушка!' — 'Здравия желаем панычу, — говорю я, — а куда так?' Он рукой только махнул: 'В свет, — говорит, — куда глаза глядят!' А я ему: 'Куда? Зачем? Что это значит?' А он как вздохнет, так у меня так и заползали мурашки по спине. 'Не хотели, — говорит, — чтобы я был счастлив, значит, я им не нужен, пойду за цыганами…' А я давай его уговаривать и просить, куда! Еще на меня напал, ругать начал… а потом поуспокоился и говорит: 'Слышь, старуха, на то уж пошло… за ней я и в ад пойду, удержать меня никто не удержит, умру, говорит, лучше, а с ней не расстанусь!' 'Вот так-таки и сказал', — заключила Солодуха.
Наступило общее молчание, мать посмотрела на старика-отца, тот сомкнул губы, опустил голову, при этом Мартын не упустил случая спросить, куда снести горох.
Адам не отвечал ему ни слова, слезы навернулись на глазах у него. Приказав батраку запрячь лошадь, он выбрал троих соседей, назначил им лошадей, осмотрел свою колымажку, составил план погони и, простившись с женой, так сказал окружавшим друзьям:
— Ты, пан Викентий, поезжай по дороге, что идет в Стависки, туда хоть и не пошли цыгане, да я не хочу миновать ни одной большой дороги… Ты, кум Матвей, отправляйся к границе через Порванцы, гони, что есть мочи, лошадей не жалей… Ты, Варфоломей, поезжай мимо Мехежинецкой корчмы, а я порасспрошу в Рудне, куда девались цыгане, и поплетусь, куда укажут… Если наткнетесь на цыган, хватайте Фомку и девку… Скажите сыну… — прибавил старик, запинаясь, — скажите, что я его прощаю… что благословляю, благословляю!.. Пусть будет так, как Богу угодно! — И махнув рукой, старый Адам взобрался на телегу. Услышав это, Солодуха от радости чуть не захлопала в ладоши.
Когда все собрались в дорогу, вдали показался слепец Ратай, шедший к Руднинскому посаду.
