поспешно застегивать пуговицы в запоздалой попытке вновь обрести достоинство.
— Прошу прощения, если доставила вам неудобство.
— Напротив, — возразил Марк, ослепительно улыбаясь. — Ты бесконечно очаровательна.
Злость вспыхнула в ней, когда она встретилась с ним взглядом. Победитель во всей красе. А она почти… почти позволила ему…
Это она должна была отпрянуть, со стыдом осознала она. Да как же можно быть такой безрассудной дурой?
— Много времени его отчет не займет, — сообщил ей Марк, взглянув на часы. — Подождешь меня здесь?
— Нет, — проскрежетала Элен.
— А я-то надеялся, что ты проведешь меня по всему дому. Скажешь, насколько тебя устраивает то, что уже сделано, и какие изменения тебе хотелось бы внести.
— Прошу прощения, — ледяным тоном отозвалась Элен, — но у нас больше не организуются экскурсии. А изменение мне необходимо одно: никогда больше не видеть вас.
— Ну, дорогая… — Марк картинно вздохнул. — А еще минуту назад… Кстати, твои слова об экскурсиях мне кое о чем напомнили. По дороге в поселке я видел мадам Лоуэлл. Она спросила, рассказала ли ты мне о том, что ее муж хочет благословить наш брак. Я сказал, что ты не могла со мной связаться, но это было бы очень любезно со стороны преподобного Лоуэлла, и мы с радостью принимаем его предложение.
— Что вы сказали? Да как вы осмелились? Лоуэллы — очень хорошая семейная пара, и они по- настоящему верят в таинство брака. Настоящего брака, — с вызовом добавила она. — Было бы бесчестно впутывать их в нашу гнусную, лицемерную сделку.
— Нет, Элен, пойми: наш брак будет настоящим — во всех смыслах этого слова. В чем, моя красавица, я тебе торжественно клянусь.
С этими словами Марк пересек комнату, создав бездну между собой и Элен, и вышел, хлопнув дверью.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Элен возвращалась из сада с охапкой роз и вдруг услышала из окна дома голос Алена Грэма:
— Как ты думаешь поступить с Анжелиной Валлон?
О, конечно, этот человек разговаривает с Марком.
Она напрягла слух, но не смогла разобрать тихого ответа.
Затем архитектор снова заговорил:
— Марк, она — это не такая проблема, которая рассосется сама собой. Она наверняка уже слышала, что ты женишься. Могут возникнуть неприятности. — Он помолчал. — Да и твоя невеста может узнать.
— Тогда я позабочусь о том, чтобы она не узнала.
По-видимому, Марк подошел к окну, так как Элен теперь ясно слышала его.
— Ты придаешь этому чересчур большое значение, — продолжал Марк. — Я управлюсь и с Анжелиной, и, если понадобится, с этим ревнивым дураком, который называется ее мужем. А Элен ничего не будет знать.
Элен застыла от страха, что Марк в любую секунду может увидеть, что она подслушивает под окном. Наверное, я должна радоваться, что в его жизни есть другая женщина, думала она. А значит, наш брак будет мало для него значить. Но… Я не…
Медленно и осторожно она прошла в дом, задержавшись только для того, чтобы поставить розы в вазу. При этом она заметила кровь на шипах. И эта кровь вытекла из ее сердца из-за того, что она услышала.
Платье не белое, с удовлетворением отметила про себя Элен. Оно — цвета слоновой кости. Большая и символическая разница. И все же это ее свадебное платье, и меньше чем через час она будет стоять в нем в регистрационном бюро Олденфорда, где станет женой Марка Делароша.
Час наконец настал.
Ее волосы, тщательно уложенные и осветленные, обрамляли ее лицо — бледное и напряженное, несмотря на все усилия визажистки, которая только что ушла.
А еще в зеркале отражалась одежда, в том числе и детское приданое, которое Лотти, убедившаяся наконец, что Элен не сойдет с выбранного пути, заставила ее купить.
Ну и, разумеется, это вот платье из тяжелого шелка до колена длиной и с прямоугольным вырезом, оранжевым воротником и дюжиной перламутровых пуговиц.
Приходилось признать, что Элен не пришлось долго уговаривать купить его.
Лотти одобрила вечерние платья, повседневные платья и купальные костюмы, которые Элен волей- неволей пришлось выбирать.
— Не будь такой пуританкой, — убеждала ее Лотти. — Ты выходишь замуж за мультимиллионера и проводишь медовый месяц на одном из самых роскошных курортов Ривьеры. Марк рассчитывает, что ты будешь соответственно одеваться… и раздеваться.
Элен покраснела.
— С чего это ты вдруг перешла на его сторону?
— Я на твоей стороне. — Лотти слегка приобняла ее. — И поэтому желаю тебе всяческого успеха.
Она поморщилась при виде выбранного Элен нижнего белья; ее удивило отсутствие кружев, тонких тканей.
Нет, содрогнувшись, подумала Элен. Для этого у Марка есть кое-кто другой. Он даже не провел ни единой ночи в Монтигле, в комнате, которую она для него приготовила, а предпочитал ночевать в коттедже у Алена и Сюзан Грэм.
Но этому вот-вот придет конец. Уже через несколько часов они окажутся в освещенном звездами номере с окнами на Средиземное море. И едва ли можно сомневаться, что Марк, несмотря на всю его холодность, ожидает, что она разделит с ним ложе, в котором отдаст ему все, что он от нее потребует.
Но в эту ночь она будет начеку. Во всяком случае, постарается, ибо это и есть цена, которую она должна заплатить за Монтигл. И от расплаты не уйдешь.
Если только Марк не позволит ей уйти. Вот только есть ли надежда?
Элен была поражена, увидев, что приходская церковь полна людей.
Конечно, она знала, что явятся очень многие — просто для того, чтобы взглянуть на французского мультимиллионера, который поразил в самое сердце юную Элен Фрейн. Возможно, кое-кто сейчас разочарован, увидев, что на ней не белое платье с кринолином и с вуалью. Но большинство просто хочет пожелать ей счастья. Она чувствовала волны тепла, когда стояла у алтаря и ощущала, как краска заливает ее щеки.
Боже, подумала она. Стыдливая невеста — как это банально.
Вот бы обратиться к ним и сказать: «Не обманывайтесь. Я всего лишь мошенница, и этот брак — не более чем сделка».
Она видела возбуждение в глазах Лотти и тонкую улыбку Алена Грэма, когда они выступили вперед в качестве свидетелей.
Она стояла, натянутая как струна, и серьезные слова викария о Божьем даре любви доносились до нее откуда-то издалека.
Неправильно все это, думала она. Как же неправильно все, что сейчас происходит…
Она опустилась на колени рядом с Марком, получая благословение, и с удивлением увидела, что Марк осенил себя крестом, когда слова благословения прозвучали.
А когда они поднялись, Марк взял ее за руку, повернул к себе и тихо произнес:
— Моя жена.
