— Я ничего не говорил. Только слушал. Про вашего деда говорили с большой симпатией. Но не про ваших родителей. И вы как-то о них не упоминали.
Элен поморщилась.
— Я их почти не знала. Я была еще маленькой, когда они уехали из Англии. Растить меня деду помогали няньки. Вот почему мы с ним были так близки.
Марк Деларош слегка нахмурился.
— Моему отцу тоже приходилось выезжать за границу по делам, но он всегда брал меня с собой.
— Мой отец не работал — в общепринятом смысле. — Элен смотрела не на собеседника, а в пустоту. — Предполагалось, что он будет управлять Монтиглом, но после нашего финансового краха выбора не оставалось. И он знал, что у него не будет сына, который бы унаследовал остатки имущества. Он боготворил мою мать, а она была очень больна. Требовалась немедленная операция. Нашу фамилию ждал конец.
— Он не подумал о том, что у него есть дочь?
— У меня не было возможности расспросить его. В нашей семье было принято рисковать. Состояния возникали и растрачивались. А мой отец был прекрасным игроком в покер. У него было много богатых и известных друзей. Он ездил по всему миру вместе с моей матерью и зарабатывал на хлеб картами и нардами. Иногда у него бывало достаточно средств, чтобы посылать домой деньги.
— А потом удача ему изменила? — тихо спросил Марк Деларош.
Элен кивнула.
— Они с друзьями совершали полет на частном самолете над Карибским морем. Произошла авария, все пассажиры погибли. Мой дед был убит горем. До тех пор он верил, что мы когда-нибудь сумеем возместить свои потери и станем настоящей семьей. Но после катастрофы потерял всякую надежду. Он… сдался. И говорил уже не об успехе, а о выживании. — Она смотрела прямо перед собой. — Но теперь Монтигл принадлежит мне, а я хочу большего.
— Вам тяжело рассказывать мне об этом? — неожиданно мягко спросил Деларош.
— Все это — часть истории Монтигла, поэтому, наверное, вы вправе спрашивать. Но пока что мы говорили о личных проблемах, — холодно добавила она. — Вы здесь по делу, так что мне кажется, нам следует придерживаться делового стиля.
— Да-да, — сказал Деларош. — И потому все, что касается вопросов пола, находится под строгим запретом? — Он нагло улыбался.
— Ваши слова, мсье, не мои. — Дойдя до конца коридора, она распахнула внушительные двери. — Вот и Большая спальня.
Длинные окна были наполовину задернуты шторами. Элен отодвинула их, и пылинки заплясали в солнечных лучах. Стены просторной комнаты были обиты полинявшей парчой. На огромной кровати белья не было, лежал только матрас, но обитое атласом канапе и занавески остались на месте.
— Как видите, — с усилием заговорила Элен, — после смерти деда в этой комнате никто не жил. Вот дверь в гардероб, который дед предполагал переоборудовать под ванную.
Деларош метнул на нее быстрый взгляд.
— Вряд ли там достаточно пространства.
— Много ли места нужно для ванной?
Деларош лениво улыбнулся.
— Вопрос интересный, моя милая. Вы в самом деле хотите, чтобы я вас просветил?
— Нет, — отрезала Элен. — Благодарю вас.
Марк Деларош внимательно огляделся, подошел к камину и принялся изучать висевшую над ним картину. На ней была изображена девушка, смотревшая на зрителя внимательно и немного смущенно. Ее лицо обрамляли светлые локоны. На ней было бледно-желтое атласное платье старинного покроя. Шею девушки украшало перламутровое ожерелье, а в руке она держала золотистую розу.
Деларош негромко присвистнул.
— Интересно, как долго она сопротивлялась притязаниям вашего короля? — спросил он как бы про себя.
— Вы полагаете, она уступила?
— В конце концов — да. Как поступила бы на ее месте любая женщина, — сказал Деларош, не обращая внимания на возмущенную мину Элен. — Да какие могут быть вопросы? Вы только посмотрите на ее губы. Идите сюда.
Элен невольно пересекла комнату и встала рядом с гостем.
— Не понимаю, о чем вы.
— Она очень старалась сохранить женскую добродетель, но у нее приоткрыт рот, а нижняя губа припухла, как после долгого поцелуя.
— Я вижу, у вас, мсье, богатое воображение.
— А я вижу, что вы, мадемуазель, делаете над собой слишком большие усилия, — проговорил Деларош почти шепотом.
Прежде чем Элен разгадала его намерения, он приложил палец к ее собственным губам и позволил себе раздвинуть их.
Как ни странно, но Элен почувствовала, что даже настоящий поцелуй не был бы таким интимным.
Она ахнула и отступила назад. В глазах Делароша плясала насмешка.
— Как вы смеете… прикасаться ко мне!
— Обыкновенный ответ. Я разочарован, — отозвался он.
— Вам придется испытать нечто большее, чем разочарование, мсье Деларош. Поверьте мне, вам предстоит долго об этом сожалеть. — Она перевела дыхание. — Я подам заявление в вашу комиссию, опишу, как вы злоупотребили ее доверием, приехав навести справки. Надеюсь, вы будете уволены — сколько бы ни было у вас на счете.
— Очень не хотел бы вас расстраивать, ma belle, но вы заблуждаетесь, — протянул он. — Я приехал не по поручению комиссии, а по собственной инициативе.
Элен ошарашенно смотрела на него.
— Но вы… задавали вопросы… Он пожал плечами.
— Я любопытен. Мне хотелось своими глазами увидеть дом, который так много для вас значит.
У Элен вдруг перехватило дыхание. Она подошла к двери и распахнула ее настежь.
— Экскурсия окончена. Пожалуйста, уходите.
Деларош не пошевелился.
— У меня еще не все. Я приехал главным образом потому, что мне захотелось снова вас увидеть. И спросить кое о чем.
— Спрашивайте. И — до свидания.
Он негромко задал вопрос:
— Вы согласитесь провести эту ночь со мной?
Элен вскинулась; ее глаза расширились. Обретя наконец дар речи, она хрипло выговорила:
— Не иначе как вас покинул рассудок.
— Пока еще нет. — Его глаза медленно, обстоятельно обследовали ее фигуру. — Ммм… этого события нам еще придется подождать.
Элен прижала ладони к вспыхнувшим щекам.
— Как вы смеете так оскорблять меня?
— Где же здесь оскорбление? Я захотел вас в первую минуту, как только увидел. И не оскорбляйте вы меня, утверждая, что не догадывались об этом, — проговорил он шелковым голосом. — Ведь я ничего не скрывал.
Пожалуй, лучше всего будет не обращать внимания на эти слова.
— Вы… вы забываете, что я собираюсь выйти замуж.
— Это тот человек забывает, ma belle, — сурово возразил Деларош.
— И вы вообразили, что, поскольку его здесь нет, я обращусь к вам… за утешением? Да за кого вы меня принимаете? Я люблю Найджела и буду всегда принадлежать только ему. И если понадобится, буду ждать его. Хотя такому человеку, как вы, этого не понять, — добавила она с презрением.