троцкистским. Враждебное первому, сталинскому, оно было пропитано неверием в самоценность России и в её личный творческий путь.

Наиболее ярким представителем такого мышления был даже не сам Троцкий, а его ближайший сподвижник Христиан Раковский — революционный космополит по всей своей биографии (он даже родился в Румынии). Фигура ныне почти забытая, а в двадцатые годы — знаменитая. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины, секретный эмиссар в Европе и собеседник основателя веймарской Германии Вальтера Ратенау в 1922 году, посол СССР в Англии в 1923–1924 годах, посол во Франции в 1925–1927 годах!

Заслуги Раковского во внешнеполитическом становлении СССР без преувеличения можно определить как выдающиеся. Но он был предан не России как России, а СССР как базе для организации «мирового пожара». Утром 5 декабря 1927 года, на XV съезде ВКП(б), он обратился к собравшимся в Кремле делегатам с речью, которая стала его последним публичным появлением в роли крупного государственного деятеля. Слово ему предоставил председательствующий Рыков, а закончить выступление Раковский не смог. Под бушевавшую в зале бурю и крики: «Долой! Исключить его из партии» он ушёл в политическое небытие.

Почему?

В 1927 году Раковский с трибуны съезда чётко выявил как свою позицию, так и позицию своего оппонента Сталина. Раковский — «глашатай «непримиримых», как его называли — обвинил Сталина в том, что он не просто берёт курс на «закрепление и расширение мирной передышки», но более того — уверовал в возможность «мирного сожительства СССР с капиталистическими странами».

Раковский же, как убеждённый троцкист, считал, что победу социализма обеспечит только «священная революционная война». Только так можно-де «разжать тиски, которые душат первое пролетарское государство», и перевести в лагерь социализма крупные промышленные страны Западной Европы, затем их колонии и в конечном счете — весь мир.

Раковский заявил, что создалась трагическая (его собственная оценка!) ситуация: СССР «перестал быть идеологической опасностью для капиталистических правительств».

То, что СССР Сталина готовился к первой пятилетке, Раковского не ободряло. Наоборот — в этом (конкретно в этом!) он видел доказательство «контрреволюционности сталинского ЦК».

И выходило, что со сталинским Советским Союзом, превращавшимся из пролетарской базы мировой революции в социалистическую Россию, ни Раковскому, ни Троцкому, ни десяткам и сотням тысяч их сторонников было не по пути!

Тогда не все в России осознали это до конца, с полной ясностью. А вот опытный Мировой Капитал сразу разобрался в смысле деятельности Троцкого, и не иронией истории, а точным расчётом надо объяснять то, что в период, когда Троцкий, находясь внутри Союза, хотел свалить Сталина, буржуазные газеты вроде бы поддерживали… Сталина.

Скажем, «Нью-Йорк таймс» перед XV съездом заявляла: «Не уничтожить (политически. — С. К.)

оппозицию (то есть троцкистов. — С. К.) означало сохранить то взрывчатое вещество, которое было подложено под капиталистический мир».

Выходило, что Сталин уничтожал в лице Троцкого «мину», подложенную под Капитал. Но если Сталин оказывался чуть ли не агентом капитала, надо ли было «Нью-Йорк таймс» заявлять об этом так громогласно, разоблачая перед русскими коммунистами «капиталистического приспешника» Сталина? Зачем было усиливать позиции в СССР Троцкого, так якобы опасного для Капитала? Тем не менее крупнейшая газета Капитала сама давала козыри в руки Раковского, и он предъявлял их с трибуны съезда!

Странно?

Нет!

«Нет» потому, что это была умная поддержка Троцкого Западом по принципу «от противного». Капитал уже понял тогда, что не так страшен советский штык, как советские серп и молот.

Революционный «штык» — это Троцкий. Это — изнуряющая Россию внешняя распря со всем миром.

А за Сталиным — укрепляющие Россию «серп и молот».

Троцкий — это красивая идея для сотен тысяч увлекающихся идеалистов.

А Сталин — если он прочно окажется во главе мощной и богатой страны, где не властен Капитал, это убедительный пример для миллиардов простых людей.

Считать же Капитал умел.

А когда Троцкий был изгнан, буржуазные газеты сочувственно отзывались об изгнанном из СССР Троцком и клеветали на Сталина. Теперь нужнее было это, потому что Сталин и СССР Сталина приобретали в глазах всех честных людей всё более привлекательный облик.

Да ведь Сталин того и заслуживал! Он ведь — вспомним свидетельство мадам Толстой — обладал несомненным обаянием.

ВОТ ПИСЬМО Сталина дочери. Я привожу его по фотокопии, помещённой в книге Александра Николаевича Колесника «Главный телохранитель Сталина», состоящей не из сплетен, а из фрагментов судебного дела бывшего начальника охраны Сталина, генерала Власика — личности, заслуживающей отдельного разговора, в этой книге, впрочем, избыточного.

Почерк Сталина при яркой индивидуальности настолько разборчив, что без всякой натуги читаешь:

«Моей хозяюшке-Сетанке — привет!

Все твои письма получил. Спасибо за письма! Не отвечал на письма потому, что был очень занят. Как проводишь время, как твой английский, хорошо ли себя чувствуешь? Я здоров и весел, как всегда. Скучновато без тебя, но что поделаешь, — терплю. Целую крепко-накрепко.

Твой секретаришка Папка-Сталин Целую мою хозяюшку. 22/VII 39».

Так может писать не просто любящий отец, но и предельно несебялюбивый человек. Ведь тот, кто, как мажордом церемониальную трость, несёт перед собой своё «величие», ни за что не напишет ничего подобного! Выпяченное брюхо не позволит!

А ведь это написано уже многолетним главой мировой державы, одним из лидеров мировой политики — что тогда не все в мире признавали вслух, но не могли не признавать в реальных политических планах и расчётах! Это написано «товарищем Сталиным»!

И это же написано очень добрым, неспесивым человеком. Способным на самоиронию и…

И, кроме прочего, обладающим фактически идеальным душевным и духовным здоровьем. Ко временам «катастройки» относится гнусная акция, главным действующим лицом которой стала ныне уже покойная внучка академика Бехтерева — тоже академик Наталья Бехтерева. Тогда широко тиражировалось её заявление о том, что Сталин-де, по словам её деда, был параноиком. А уже в «россиянские» времена Бехтерева простодушно призналась, что ничего такого дед не говорил, а её просто «попросили» так сказать…

Случай для клеветы на Сталина не рядовой. Но — типичный. И тут невольно вспоминаются горькие слова Пьера Огюста Карона де Бомарше, который очень хорошо знал, что такое наветы клеветников: «Прежде оклевещем его, а уж затем вменим ему в вину дурную славу, которую сами и создали»…

Типичными примерами социального (в данном случае точнее будет сказать — антисоциального) заказа в чистом (или — в грязном?) виде являются и «биографии» Сталина, написанные авторами типа генерала «от идеологии» Волкогонова, Эдварда Радзинского, братьев Медведевых и им подобных. Возьмём «Взлет и падение Сталина» Федора Волкова—в 70—80-е годы заурядного «советско-агит- проповского» историка. Несмотря на антагонизм фамилий, Волков и Волкогонов оказались в одной «стае» — фальсификаторской. Так, ещё в 1989 году доктор исторических наук Волков вместе с другим доктором наук Арутюновым сообщили, что знакомы-де с документом, подтверждающим сотрудничество Сталина с царской охранкой, а подлинник, мол, хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в фонде Департамента полиции Енисейского губернского жандармского управления.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату