Сидящие рядом министр иностранных дел Румынии Титулеску и французская журналистка Женевьева Табуи озадачены.
Но уж просто был бы ошарашен, если бы это услышал, некто Пьер Фервак…
И вот почему…
Во Франции у Тухачевского был целый ряд знакомств, завязанных при обстоятельствах более чем необычных — в немецком плену, во время сидения в крепости-тюрьме Ингольштадт. Немцы сажали туда особо строптивых союзнических (фактически русских и французских) офицеров, совершивших по несколько попыток побега из плена.
В Ингольштадте четырехкратный «бегун», подпоручик Семеновского гвардейского полка Михаил Тухачевский не раз беседовал с будущим генералом Гойсом де Мейзераком, с будущим не просто генералом, а президентом Франции Шарлем де Голлем (тогда капитаном), но особенно он сошелся с Реми Руром.
Они спорили о политике и искусстве, о музыке и христианстве.
И обо всем этом, а прежде всего, о самом своем собеседнике, ставшем «красным маршалом», Реми Рур под псевдонимом Пьер Фервак написал книгу, которая была опубликована в 1928 году.
Через восемь лет автор и его герой сидели в парижском кафе, и одетый в штатское русский говорил французу (если верить последнему) весьма любопытные вещи…
Бывшие товарищи если не по оружию, то по плену, не забыли и о «текущем моменте»…
— С подачи русской эмигрантской прессы вас у нас числят германофилом, дорогой Мишель, — заметил Рур-Фервак.
— Уточним, дорогой Реми, — возразил собеседник. — Разве я был бы здесь, разве ездил бы в Лондон, если бы не считал, что советско-французский пакт, который ваша палата, надеюсь, ратифицирует, — это наилучшая для нас политическая комбинация.
— То есть…
— То есть, Россия должна договориться с западными демократиями.
— Как это было и раньше, перед Великой войной?
— Да.
Разговор был с глазу на глаз, и так ли было все,
Но что интересно: Тухачевский вполне мог подобное и говорить…
И при этом мог быть искренним как в разговоре в советском полпредстве, так и в разговоре за столиком парижского кафе.
В ту «Великую» войну поручик Тухачевский не успел даже покомандовать ротой, как был пленен.
В новой войне он имел шанс командовать всей армией России, а как минимум, играть в такой войне высшие командные роли и…
И мог бы установить свою диктатуру путем прямого военного переворота как в случае военных успехов СССР, так и в случае неуспехов.
В первом случае на него работала бы слава «красного Наполеона», а во втором — позор провалов, которые можно было бы списать на Сталина.
Как это себе представлял не один лишь Тухачевсий, новая Большая война могла состояться в союзе с «западными демократиями» против Германии. К этому вел Литвинов…
Именно так ведь и было с Первой мировой войной. А на то, что и в ту войну, и теперь России воевать с немцами было глупо и преступно по отношению к российским государственным интересам, Тухачевским и Литвиновым было плевать…
Но мог ведь «выстроиться» и союз с Германией. А почему бы и нет? Он-то как раз России был и нужен!
Так что комбинации могли быть разными — вплоть до противоположных.
А какими они могли сложиться реально, Тухачевского, пожалуй, не очень-то и заботило… Он не только в стратегии, но и в политике, и в личной жизни явно исповедовал наполеоновский принцип: надо вовремя ввязаться в бой, а там посмотрим!
ЗВАННЫХ, а точнее самозванных претендентов на высшую власть в огромной стране насчитывалось среди тех или иных оппозиционеров три.
Тухачевский был тайно не прочь сыграть роль или военного диктатора, или «сабли Троцкого».
Троцкий своих вождистских претензий не таил никогда.
Зиновьев по привычке был готов играть вторую скрипку, но если бы Троцкий каким-то образом исчез с политического горизонта, то Зиновьев не отказался бы и от первой роли.
Хотя этот «вождь» почти не котировался у военных. Оставались Троцкий и Тухачевский.
Вот деталь — из показательных…
Желчный по отношению к истории собственной же Родины биограф Тухачевского Борис Соколов приводит разведсводку эмигрантской врангелевской разведки от 15 февраля 1922 года, где говорится:
Соколов эту сводку комментирует с забавным «глубокомыслием» так: «Руководители врангелевской армии, казалось бы, должны были задаться вопросом: почему же служащие красным не использовали для переворота куда более благоприятное время гражданской войны, когда порой думали, что власть большевиков висит на волоске?».
Однако тут явно забывается, что масса «бывших поручиков и штабс-капитанов, подполковников и генералов» как раз на полную катушку и использовала время Гражданской войны для активных попыток свержения Советской власти, но не в рядах РККА, а в рядах белой армии. Да и в рядах красных служило немало будущих перебежчиков к белым.
Да и перевороты пытались устраивать. Достаточно вспомнить мятеж главнокомандующего Восточным фронтом бывшего подполковника Муравьева в июле 1918 года.
Потому-то и доверяли «бывшим» с оглядкой.
Потому-то и контролировали их.
И в тех жестких условиях успешный заговор был нереален.
Иное дело, когда ты облечен высшей властью, можешь спокойно и открыто пригласить «фронтовых товарищей» хоть на охоту, хоть на вечеринку, хоть на партию в шахматы…
Советская власть победила, однако не окрепла настолько, чтобы все было окончательно предрешено в ее пользу.
Недовольных много, внутри партии намечаются расколы…
Политической оппозиции нужны штыки?
Что ж — побудем штыками. Наполеон тоже начинал как штык Директории…
А меня, Тухачевского, кличут в Наполеоны и справа, и слева…
Эти мысли явно бродили в крутой лепки голове бывшего гвардейца…
И он еще выше тянул свою шею, и так уже вытянувшуюся то ли от желания увидеть дальние свои перспективы, то ли от прилипшей к маршалу базедовой болезни.
Соответственно,
Ошибались белоэмигранты лишь в том, что рассчитывали на Тухачевских как на собственное орудие.
Вот тут уж — дудки! «Красные маршалы» если бы уж и выступили против Сталина, то под красными же лозунгами не во имя реставрации опереточного «Государя Владимира Кирилловича» или другого «…ича», а во имя собственной неограниченной власти.
Троцкий был угрозой лишь как политик. Тухачевский — как военный лидер. Одно стоило другого, и дилемма «Троцкий или Тухачевский» действительно существовала…
