дипломата в чужой столице... Хотя объективно такая акция накаляла политическую атмосферу и этим тоже вела к войне...
Гартвиг был как-то связан и с Витте. И сам Витте не постеснялся публично признать, что после аннексии Австрией Боснии и Герцеговины в 1909 году он рекомендовал Извольскому именно Гартвига в качестве замены Извольскому на посту министра иностранных дел (Извольский якобы намеревался тогда из министров уйти).
Не совсем понятно и с «разнобоем» в донесениях Извольского и Ванновского из столицы Японии...
Если Ванновский сообщал о слабости японской армии, то «диаметрально противоположно» — по словам Гурко — мысливший Извольский должен был сообщать о японской военной мощи.
Однако сам он этого себе в заслугу не ставит. Да и откуда у него были бы такие сведения? И если в МИДе Розену советовали не совать нос в соседнюю Корею, то вряд ли там поощряли бы попытки Извольского совать нос в чужую «епархию» военного ведомства.
Чьей же позицией публично возмущался Гурко — Извольского или Ванновского? И зачем?
И кем был сам Василий Иосифович Гурко-Ромейко? Сын фельдмаршала и сам достаточно типичный генерал, он имел ту особенность, что состоял еще и в масонах (как и Извольский, как сын Извольского). Так что неизвестно: может быть, Гурко-Ромейко возмущался и искренне, а может, прикрывал «брата» Извольского.
И подобных «братцев-кроликов» в Питере тогда уже хватало.
Скажем, в 1903 году в Японии побывал полковник (с 1912 года — генерал-майор) Генерального штаба Михаил Алексеевич Адабаш и привез важные данные о резервах японской армии, о которых Ванновский даже не упоминал. Но рапорт Адабаша (он, к слову, после Великой Октябрьской революции состоял в корпусе Генерального штаба РККА) генералы Жилинский и Сахаров (фигуры опять-таки небезупречные) почему-то положили «под сукно»...
Полковник Самойлов о резервных войсках тоже, кстати, не сообщал. А они увеличивали численность японской армии в три раза!
Нет, уважаемый читатель! Не случайно «случилась» та Русско-японская война, в которой были так заинтересованы «неизвестные международные силы».
Очень не случайно.
Сказав насчет этого уже немало, я еще об этом скажу и дальше...
Глава 6
Сопки Маньчжурии и топи концессии
Война началась нападением японцев на порт-артурскую эскадру. Даже академические источники обычно подчеркивают — «без объявления войны». Но это не совсем так...
Во-первых, уже в декабре 1903 года Япония предъявила России ультимативную ноту. Суть ее сводилась, по сути, к тому, что Япония добивалась от России признания таких своих прав в Корее, которые сделали бы Японию полной хозяйкой в этом регионе.
Был ли этот ультиматум хоть в какой-то мере объективно обоснован, станет нам яснее после того, как мы — чуть позже — ознакомимся с запиской по маньчжурскому вопросу генерала Куропаткина. Он представил ее царю в октябре 1903 года.
Не получив ответа на свою ноту, Япония 6 февраля 1904 года разрывает с нами дипломатические отношения, и в тот же день японский флот уходит на боевые позиции в Желтое море.
Собственно, после ультиматума у всех, имеющих отношение к обороне и внешней политике России, должны были быть «ушки на макушке».
Тем более — в Порт-Артуре!
Тем более — у флотских в Порт-Артуре...
Разрыв (!) отношений и выход японской эскадры адмирала Того в океан там должны были бы сразу расценить как сигнал боевой тревоги. Так что какое уж там «объявление войны»... Ведь японцы напали на Порт-Артур лишь через два дня после разрыва отношений!
А формально война была объявлена 10 февраля.
Относительно «неожиданной внезапности» есть и еще одно пикантное обстоятельство... За четыре года до Порт-Артура, в январе 1900 года, именно в стиле японцев начал военно-морскую игру в Морской академии адмирал Вирениус.
С тем же, в общем-то, результатом, который был достигнут японцами реально, Вирениус игру и закончил. Позднее даже высказывались предположения, что секретные планы этой игры попали к японцам, которые ими и воспользовались.
Н-да...
Уже в послереволюционной эмиграции высокопоставленный и близкий ко двору генерал Николай Алексеевич Епанчин вспоминал:
Так ведь, надо заметить, и умные, образованные слои русского общества тут тоже ничего понять не могли, а точнее не могли тут увидеть что-то, для России рациональное.
Интересно, что оценка генерала-монархиста поразительно совпадает с оценками большевика Ленина, и ее можно прямо вставлять в текст ленинских статей того периода.
А вот что писала видный член кадетской партии Ариадна Тыркова-Вильямс:
Осада Порт-Артура, при которой погибло 112 тысяч японцев и 27 тысяч русских... Геройская смерть при обороне второго форта генерала Кондратенко — любимца солдат и души обороны на суше... Бездарная сдача этой морской крепости бездарным Стесселем...
Гибель адмирала Макарова и Василия Верещагина на броненосце «Петропавловск»... Подвиг «Варяга» и «Корейца» при Чемульпо и поход 2-й Порт-Артурской эскадры адмирала Зиновия Рождественского, окончившийся в Цусимском проливе...
Бои под Мукденом, отступление с Ляодунского (уже готовящегося стать Квантунским) полуострова и вальс «На сопках Маньчжурии»...
Все это было в той войне.
Однако я не пишу ее историю и просто напоминаю читателю о том, о чем он и сам вряд ли забывал, но о чем хотя бы в двух словах не напомнить нельзя.
В самом начале войны, в феврале 1904 года, в листке ЦК РСДРП «К русскому пролетариату» Ленин писал:
Обращаю внимание на оценку Лениным целей Японии — борьба за «настоятельно необходимые... условия свободного национального развития». Понимание ситуации сказалось и в оговорке — «в его (то есть японского народа. —
В своей активной фазе эта борьба продолжалась год.
25 февраля 1905 года японцы нанесли нам решающее поражение на суше — в Южной Маньчжурии под Мукденом. Армия отошла на позиции в районе Сыпина (Сыпингая), и началось «сыпингайское» сидение.
На этом период активных действий на суше закончился, потому что русские войска хорошо окопались, а японские не имели сил на решительное наступление.
28 мая 1905 года теоретическая возможность победы России на море затонула в волнах Цусимского пролива вместе с эскадрой Рождественского.
