возражать против моей кандидатуры.
– Сукин сын! – скривилась Пэмела. – Я знала, что все задерживается из-за него! Он просто завидует. Боится, что ты сразу затмишь его, с его-то куриными мозгами. И конечно, он прав. Не пойму только, что заставило его сдаться?
– Спроси у Ханны.
Пэмела живо обернулась, не зная, какой из сотни вопросов задать первым.
– Что случилось?
– Почти ничего, – объяснила Ханна. – Вчера вечером Перри пригласил меня на прием в честь Торнли – хотел поразить весь институт своими связями. Ну, вы же понимаете, о чем я.
– Конечно, – кивнул Брэд. – Харты – одна из самых влиятельных семей в городе. Присутствие одной из Хартов на вчерашней вечеринке – очко в пользу Декейтера.
Ханна продолжала:
– А я случайно узнала, что на прием приглашен и один из моих бывших клиентов. Перри надеялся уговорить его сделать щедрое пожертвование в исследовательский фонд института.
– Ты про Тома Лидда? – уточнил Брэд.
Ханна кивнула:
– Правильно. В институте ты далеко пойдешь.
– Насколько я понимаю, ты побеседовала с Лиддом?
– Я только упомянула, что институтский комитет рассматривает твою кандидатуру и что ты стал бы ценным приобретением для института. Том Лидд поверил мне.
Брэд присвистнул:
– Как это Декейтер не лопнул от злости?
Пэмела зажала рот ладонью и взорвалась хохотом.
– Тактический маневр в классическом стиле Хартов! Родители могут тобой гордиться.
– Я твой должник, – обратился Брэд к Ханне.
Он уже не смеялся.
– Не выдумывай. – Ханна улыбнулась – впервые после безобразной сцены, разыгравшейся в Дримскейпе утром. – Мне давно хотелось расквитаться с Перри за то, что произошло восемь лет назад. Вот я и дождалась подходящего момента.
Брэд покачал головой:
– У вас, Хартов, крепкая память.
Ханна так и не поняла, что это – комплимент или упрек.
После ужина у Макаллистеров она вернулась к себе в коттедж поздно вечером. Как ни странно, беспорядочный и шумный ужин поднял ей настроение.
Может быть, сегодня ей наконец-то удастся все обдумать. Ей давно пора во веем разобраться. Рассматривать Рейфа Мэдисона в перспективе оказалось нелегким делом, но в плюсы Ханна записала то, что ее покинули тревога и раздражение. Она – Ханна Харт, о чем, кстати, напомнила ей Пэмела, значит, она умеет продумывать стратегию и тактику. Харты не позволяют бурным эмоциям сбить себя с толку, когда речь идет о бизнесе, – в отличие от Мэдисонов.
Надо сосредоточиться на деловых аспектах, связанных с Дримскейпом. Самоуправства со стороны Рейфа она больше не потерпит.
Но что-то подсказывало Ханне, что об этом легче сказать, чем сделать. Мэдисоны донельзя своевольны, думала она, ставя машину перед молчаливым домом.
Заглушив двигатель, она выбралась из машины и в задумчивости направилась к двери. Да, у нее нет любящего мужа и пары прелестных детишек, встречающих ее у двери, но зато у нее есть Уинстон.
Преданный, верный, любящий Уинстон.
Вставив ключ в замок, она прислушалась, но не услышала ни приглушенного царапанья когтей по дощатому полу, ни радостного поскуливания.
В ее душе впервые зашевелилось беспокойство. Уинстон – бдительный пес с почти сверхъестественным слухом. Он просто не мог не услышать шума подъезжающей машины.
Ханна быстро отперла дверь, распахнула ее и шагнула в холл.
– Уинстон!
Тишина.
– Уинстон, где ты? Уинстон, ко мне! Послушай, не обижайся из-за Китти. Да, я пару раз погладила ее, но даже не взяла на руки, клянусь тебе!
Но Уинстон так и не выбежал ей навстречу.
Ханна включила свет и вошла в кухню. В собачьей миске из нержавеющей стали вода осталась нетронутой, искусственная кость валялась под столом.
Беспокойство начало быстро перерастать в панику. Что-то случилось.
– Уинстон!
