хитростью, она ложью… Мы знали ее оружие и недооценили его. Она победила честно, Глорм».
«Подруга…»
«Подруга друзей, которые вернулись и готовы были ее убить».
Басергор-Крагдоб оглох и ослеп, но ему показалось, что он чувствует тепло распространяющегося пламени. Заливая бурую шерсть кровью из перерубленного плеча, он вдруг улыбнулся, поскольку ему кое- что пришло в голову. И он сказал… вернее, ему показалось, что сказал; на самом деле звуков было не разобрать:
— Пошутим над ними, Рбит… Будет пожар… и только по одному предмету можно будет узнать, кто здесь на самом деле погиб. Мы станем бессмертными… друг.
Он снова отдохнул.
— Теперь уже не упадешь, братишка… Просто… лежи спокойно.
Он отпустил неподвижное кошачье тело, которое, однако, продолжало покоиться на его груди, и сделал последнее усилие, чтобы вытащить из ножен свой знаменитый длинный меч. Потом неловко бросил его в ту сторону, где, как он считал, должно было находиться окно. Удара железа о стену он не услышал, и это могло означать… хотя и не обязательно… что меч выпал наружу.
Пламя у стены поднималось все выше, а в нижней комнате трое раненых все еще баррикадировали дверь, чтобы дать время товарищам-гвардейцам наверху.
ЭПИЛОГ
На исходе громбелардской зимы возле каменной могилы, стерегущей дорогу в Лонд, остановился небольшой отряд. Составлявшие его люди, хотя и хорошо вооруженные и одетые так, как это было принято в Тяжелых горах, не походили на разбойников. Странно. В проклятом Шернью и людьми краю Рахгар был городом, проклятым стократ. Здесь вырезали друг друга несколько сотен горных бандитов. Разрушенный город, словно некая турнирная арена, похожая на дартанскую, притягивал вооруженные банды со всех сторон света. Причины, по которым в горах начинались войны, почти всегда были непонятны пришельцам из других краев, но на этот раз даже сами горцы не знали, с кем и за что они, собственно, сражаются. В одном из домов этого города погиб, как говорили, легендарный Басергор-Крагдоб. Оставила ли эта смерть на городе некое несмываемое клеймо? Могло показаться, что да. Кто бы сюда ни пришел, он должен был убить — или погибнуть. Сперва каждый подозревал в измене каждого, все обвиняли друг друга, а затем резали без тени жалости. Потом…
Потом в мир пошли невероятные истории. Крагдоба и Кобаля видели то тут, то там. Рассказывали о раненом дартанском воине, который вытащил из огня два полутрупа и куда-то исчез, а вместе с ним — сильный отборный отряд. Говорили о мече Басергора-Крагдоба, найденном у стены сгоревшего дома, — но меч этот тоже исчез, и никто его больше никогда не видел. Вернулся ли он к своему владельцу? И наконец, действительно ли владелец этого меча находился в комнате, которую штурмовали переодетые в горных воинов гвардейцы? Обугленные остатки костей не могли дать ответа на этот вопрос.
Люди резали друг друга в Рахгаре, доказывая топорами и мечами свою правоту. Одни хотели ждать возвращения Короля Гор. Другие считали его погибшим. Третьи многозначительно качали головами, показывая на дорогу в Дартан. Крагдоб? Ясное дело, уехал.
Ни разу не случилось, чтобы в проклятом городе оказались две банды, предводители которых придерживались одного и того же мнения…
И вот возле каменного кургана, под которым будто бы покоилось тело маленькой девушки-гвардейца Крагдоба (правда ли, что он ее тайно любил?) появились… какие-то путники. Невозможно было представить, чтобы до них не дошли известия о том, что из себя представляет город, в который они въезжают. Неужели они искали смерти? А может, только легенды?
Они могли найти и то, и другое.
Во главе отряда ехал рослый, хотя и сильно сгорбленный человек в сером плаще с капюшоном. Назойливый дождь давно уже промочил его насквозь; плащ свисал тяжелыми складками. Великан в капюшоне первым остановился у каменной горки, и похоже было, что он готов снова и снова, может быть даже до самого захода солнца, читать выбитую на плоском валуне странную эпитафию. Кто-то, не щадя усилий, выбил на граните:
Сопровождавший великана человек, видимо проводник, отважился нарушить молчание.
— Ваше благородие, — сказал он.
— Я знаю, Оген. Сейчас поедем дальше.
Дрожащий, очень слабый голос, несомненно, принадлежал старику. Но прошло еще немало времени, прежде чем они действительно тронулись в путь.
— Я тебе благодарен, — снова заговорил старик. — Золото, которое я тебе дал, ни в коей мере не вознаградит твоих усилий. Все так, как ты мне рассказывал.
Спившийся купец, в очередной раз превратившийся в бродягу-авантюриста, ищущего приключений на бездорожьях, кивнул, соглашаясь с услышанным. Он уже сто раз задавал себе вопрос, что, собственно, побудило его отправиться в это путешествие. Денег у него хватало, и ему вовсе незачем было их приумножать, рискуя собственной жизнью. Ему приходил в голову только один ответ, а именно: он был добрейшим души человеком, само собой, вот и все. Он очень хотел, но не мог отказать в просьбе стоящему на краю могилы старику, который пришел к нему с самым важным делом в своей жизни. Человек этот искал того, кто захочет выяснить, где могила его сына, и сопровождать отца-паломника в последнем путешествии.
Таменат приехал в Рахгар за горстью пепла от некоего сгоревшего дома.
Оген выяснил все, что требовалось. Возможно, он узнал даже чересчур много, поскольку мог привести почти все домыслы и легенды, наросшие вокруг последнего — если в самом деле последнего — сражения Басергора-Крагдоба. Но среди тех, кто сомневался в смерти властителя гор, не было Тамената. Старый мудрец-посланник считал, что его сына наверняка нет в живых. Он не спрашивал об этом Полосы Шерни, ибо они не могли дать ответа. Но он полагал, что Глорм действительно мертв, ибо так было… правильно. В соответствии с порядком вещей.
Они ехали по пустым улицам, окутанные дыханием смерти. В переулках, в руинах гнили останки воинов гор, перебивших друг друга в этом городе во имя мрачной легенды. Некоторым устроили похороны; многим другим — нет.
Следом за Таменатом и Огеном, внимательно глядя по сторонам, двигались шестеро, весь вид которых говорил о том, что им неведом страх. Но в глазах каждого из них мерцал тревожный огонек. Эти прекрасные воины не боялись столкновения с кем бы то ни было, но охотно поверили бы в заклятие или чары. Заклейменный город вызывал у них ощутимое беспокойство. Они могли сражаться с кем угодно и где угодно — но только не с призраками и не здесь.
Однако они встретили не призраков, а людей.
Со стороны рыночной площади, окруженной одними лишь руинами, приближалась вооруженная группа, прибывшая сюда в поисках… собственно, чего? Что манило в этот город все новые и новые банды? Неужели Громбеларду действительно предстояло со временем превратиться в пустыню, когда последний из его жителей сдохнет под дождем, на одной из маленьких рахгарских площадей? Командир вооруженных, в сопровождении нескольких верзил, решительным шагом направлялся навстречу конным пришельцам. Но прежде чем он открыл рот, Оген остановил коня и прикрылся несколькими словами, словно щитом — ибо это был щит, который мог пригодиться в бою… или нет.
— Помни и не предай! — четко произнес он.
Если он и боялся, то этого не было видно.
А он действительно боялся. Ибо он стоял у самой цели своего пути и не хотел глупо погибнуть. Его
