никто не требовал решения какого-либо вопроса или спора, издания указа или распоряжения… Княгиня, не дожидаясь завершения войны, под деликатным присмотром Анессы занялась делами, которые ненавидела и в которых совершенно не разбиралась: управлением, торговлей, финансами… Она приняла все наследство Вечной империи, пытаясь — хотя бы лишь в одной столице — построить фундамент королевства, и сразу же поняла, что ничего из этого не выйдет. Легионы урядников были неуничтожимы и неподатливы к любым попыткам реорганизации. Они представляли собой армию, не выполняющую никаких приказов, движущуюся по инерции, вооруженную тысячами правил и распоряжений, которые следовало отменить, изменить, заменить другими… Иначе — никак. Воистину невозможно было найти кого-то, кто однозначно за что-либо отвечал. Все делили свою ответственность с кем-то еще, а тот сразу же указывал на следующего, прикрываясь правилом, уставом, законом… Ее королевское высочество могла устроить прием для нескольких сотен рыцарей и их свит, но не в силах была подчинить себе страшного чиновничьего спрута, опутавшего своими щупальцами столицу. Одна-единственная Анесса, которую поддерживали урядники Сей Айе, не могла установить тысячу новых законов, изменить распоряжения, да и вообще понять, с чем, собственно, приходят вызванные к княгине люди. Главным образом потому, что никто не хотел сотрудничать с властительницей, которая уже через несколько дней могла потерять власть, уступив место прежнему хозяину, высшему уряднику провинции, готовому потребовать отчет от своих чересчур усердных подчиненных за все их опрометчивые поступки. Урядники, как повелось с начала времен, имели в отношении каких-либо перемен собственную стратегию — переждать. Затаиться, не подвергая себя опасности, заверить в своем трудолюбии и преданности, но не делать ничего, пока не станет очевидно, что перемены неизбежны. Только тогда королевский дворец мог рассчитывать на толпы усердных слуг государства, прибегающих по любому кивку, стремящихся к неподдельному сотрудничеству — хотя, естественно, как можно меньшей ценой, и уж наверняка не беря на себя какой-либо ответственности.
Какое-либо движение во дворце прекратилось. Княгиня отказалась от своих попыток, поскольку было ясно, что скорее потеряет здоровье, чем построит новое государство, опираясь на тех, кто не хочет ничего делать. Сперва она должна была выиграть войну, затем собрать несколько отрядов, состоящих из новых, ее собственных урядников, желающих отличиться, понравиться, блеснуть усердием. Готовых как увольнять подчиненных, так и сохранять их на посту, в зависимости от результатов работы. Ей нужны были такие люди — но и их требовалось контролировать со всей строгостью, чтобы они не разворовали строящееся государство, прежде чем оно вообще возникнет.
Уже два дня во дворец не вызывали никого. Тем более почти никто не приходил по своей воле, а если и так, то по какому-нибудь весьма подозрительному делу.
Хайна сидела в своей комнате. Она больше не охраняла Эзену, не сопровождала ее везде и всюду. Оставшаяся без солдат Черная Жемчужина понимала, что она выглядит смешно, следуя по пятам за госпожой, которая находилась в самом центре все более враждебного города. За госпожой, к которой могла приблизиться любая компания никчемных прислужников и сделать что угодно, пришедшее в голову их предводителю. Гвардия княгини была в Сей Айе, а солдаты отряда Дома уже не охраняли королевский дворец, поскольку требовались в другом месте. Йокес держал свои силы рассеянными по всему столичному округу — везде, где все более явно возникали зачатки отрядов, которые должны были служить неизвестно кому. Или, может быть, известно… Во дворце и перед ним оставались только несшие пешую службу конники малого отряда Дома Эневена, которым Хайна могла приказывать только через посредство их командира… Так что, собственно, в ее подчинении находились лишь несколько невольниц-телохранительниц. Смешное, маленькое войско, не эскорт, а одно издевательство, когда речь шла о персоне властительницы великого края.
При виде входящей в комнату Эзены сидевшая на стуле у окна Хайна подняла голову и слабо улыбнулась. Княгиня подошла и без единого слова ударила ее по лицу. Каштановые волосы разлетелись в стороны, но мгновение спустя вновь гладко легли вокруг головы.
— Знаешь за что, сука? — спокойно спросила ее высочество. — За то, что не знаешь, где твое место. И за то, что не встаешь, когда я вхожу. Немедленно встань.
Хайна поднялась со стула.
— Не хочешь быть гвардейцем — будешь на побегушках, — сказала Эзена. — Бегом за Йокесом. Пусть тотчас же придет сюда.
Невольница с покрасневшей левой щекой послушно направилась к двери.
— Я сказала — бегом. У меня нет времени.
Хайна побежала.
Эзена села на освободившийся стул и уставилась в окно. На ней было серое военное платье, то самое, в котором она отправилась из Сей Айе — сперва на пристань, а потом в лагерь под Нетеном. Какое- то время спустя могло показаться, будто княгиня заснула. В окно она больше не смотрела, опустив голову на грудь.
Шли минуты, одна за другой. В большой, слишком темной комнате, серый потолок которой висел неизвестно где.
Дверь открылась.
— Ваше королевское высочество?
Эзена подняла голову и посмотрела в сторону двери. В разноцветных глазах под широкими бровями чувствовалась спокойная решимость.
— Ну вот, пожалуйста, вождь отрядов Сей Айе, — сказала она. — Где ты должен быть?
— Не понимаю, ваше высочество?
— Ты должен быть в поле. Где Хайна?
Невольница появилась в дверях.
— Ну, Жемчужина? Хорошо быть на побегушках?
— Нет, ваше высочество.
— В таком случае жду, когда ты прицепишь к своей прекрасной персоне какое-нибудь оружие. В этом дворце есть только кухарки, кастелянши, прачки и всяческие привратники, разбавленные через каждые сто шагов вояками Эневена. Ты должна есть вместе со мной, спать вместе со мной и ходить в уборную вместе со мной. Я не намерена драться с каким-нибудь безумцем, которому завтра придет в голову, что он может стащить с меня платье и подарить его любовнице. Йокес, — сказала она, — что с тобой?
Йокес молчал.
— Объяснись, — потребовала Эзена. — Я хочу знать, как вообще возможно такое, что я проигрываю войну, имея две сильные армии, притом одну почти не пострадавшую? Ты позволил перерезать в чаще лесничих и всю пехоту. Ладно, я понимаю, что ты хотел сохранить для меня то, что в армии наиболее ценно — конницу. Лучшую конницу на свете. Ты не послал ее в лес поддерживать пехоту, спас и увел в Роллайну, забрав даже два полных обоза из лесного лагеря. Но что это значит — сохранить для меня армию? Для погребального кортежа?
— Ваше высочество, если бы не эта конница, под Роллайной сейчас стояли бы совсем другие отряды. Если бы не эта конница…
— Эта конница должна погибнуть до последнего коня и всадника, — сказала Эзена. — Сперва она, и только потом я. Этих солдат послали по приказу и за деньги его высочества князя Сей Айе. Их послали воевать с определенной целью. Ты знаешь, в чем эта цель? Эта цель — свободный Дартан, с собственной королевой на троне, впрочем, не обязательно королевой… Рыцари Доброго Знака имели в виду не меня, они имели в виду того, кто возьмется за брошенное дело королевы Роллайны. Они верили, что лучше всего это сделает сама Роллайна. Но я — не она, а это значит, что в кресле в тронном зале может сесть кто угодно. Кто угодно, лишь бы он сразу с него не свалился. Если не Роллайна, то Эзена, или Байлей, или даже его королевское высочество М. Б. Йокес. Но кто-то должен там сидеть, кто-то, кто отдаст рыцарям Сей Айе их Дартан. И за это должны погибнуть твои конники. Что, погибли? Ну так катись отсюда, комендант! — рявкнула она, вставая со стула и идя к двери, словно намереваясь вышвырнуть прочь Йокеса. — Завтра тебя здесь не должно быть! И ни одного из твоих всадников!
— Что я должен с ними сделать, ваше высочество?
— Не знаю, это не я командую армией. Они должны сражаться и гибнуть один за другим.
— Если я их заберу, то уже завтра начнут возникать отряды…
— Перестань, Йокес. Не могу этого слушать. Если начнут возникать эти отряды, то в конце концов их
