— Ну конечно. Надень завтра помятую рубашку, серьги… тихо! Самые лучшие серьги, какие у тебя есть, ко всему этому голубую юбку, ну ты знаешь какую, расшитую жемчужинами, а на ноги сандалии прачки или что-то в этом роде, и покажись Йокесу или Денетту, как бы мимоходом. Как только увидишь его физиономию, сразу все поймешь.
— Я что, должна с ними забавляться? — Убежденности Анессе явно не хватало. — Опять ты надо мной шутишь.
— Не шучу. Сделай так, — сказала Эзена, прищурив черный глаз; в зеленом мелькнула веселая искорка.
— Ну… ладно, может, сделаю. Но теперь уже иди спать, потому что завтра…
— Знаю. Ты тоже выспись, Сейла. Завтра ты можешь мне понадобиться.
Жемчужина Дома слегка улыбнулась. Несколько мгновений она смотрела на Эзену, словно собираясь о чем-то спросить, но лишь вздохнула.
— Ты и впрямь чересчур начиталась этих легенд, — сказала она. — Ладно, лягу пораньше.
Вскоре пришла служанка, чтобы погасить свечи.
Анесса никогда много не спала, хотя и любила поваляться в постели. Уговорив Эзену отправиться отдыхать, она действительно намеревалась сдержать слово и лечь раньше, но для нее «раньше» означало «до полуночи».
Пока что был лишь вечер. И ей хотелось прогуляться.
Оказавшись в своих комнатах, Жемчужина позвала невольницу и велела себя переодеть. Для походов по лесу лучше всего годились высокие сапоги, суконные штаны и короткая широкая юбка, которые дополняла мохнатая куртка с длинными рукавами. Простой костюм, достойный лесного стража, был, однако изготовлен с величайшей тщательностью; куртка была мягкой, словно шелк. Анесса вообще не понимала свою госпожу, готовую носить какие-то лохмотья. Наверное, она бы просто умерла в грубой рубашке прачки. Забавляться с Йокесом она даже и не думала, по крайней мере, не таким образом.
Шапочка с задиристым серым пером, как обычно, не налезала на волосы, и Анесса злорадно мучила невольницу, пытавшуюся решить эту проблему. Девушка была новая; она в первый раз одевала Жемчужину Дома в костюм для лесных прогулок и попросту не знала, что делать с желтой гривой. Анесса, бросив взгляд в зеркало, рассмеялась, а потом искренне разозлилась, ибо торчавшая на волосах шапочка выглядела как шляпка какого-то странного гриба.
— Считаю до ста, — сказала она. — Если ты до этого времени не закончишь, то я покончу с тобой. На твое место пришлют двадцать умелых и умных девушек, а ты пригодишься где-нибудь в другом месте.
Невольница, перепуганная не на шутку, распустила злополучную прическу.
— В последнее время не хватает прачек, — добавила Анесса. — Сейчас это даже приятное занятие, но зимой — увидишь.
— Как… как мне это сделать? — спросила девушка.
— Не знаю. Думай. Раз, два, три, четыре…
Невольница начала заплетать косу. Анесса терпеть не могла косы.
— …одиннадцать, пятьдесят, восемьдесят, сто! — сказала разгневанная Жемчужина Дома. — Явись к управляющему и спроси, где спят прачки. Только сперва разденься, потому что платья у тебя уже не будет, только льняной мешок с рукавами; там его называют рубашкой. Управляющий пусть пришлет на твое место кого-нибудь порасторопнее.
Невольница расплакалась. Анесса небрежно связала волосы в две кисти, перебросила на грудь и, затолкав их под куртку, надела шапочку.
— Вон отсюда. Не нравится жизнь прачки? А кто сказал, что корчевать лес могут только мужчины? Так что пошла прочь, пока я не доказала, что невольницы тоже могут.
Испуганная и заплаканная девушка убежала. Анесса еще какое-то время поправляла волосы, вытягивая отдельные пряди из-под завязок куртки. Она искоса посмотрела в зеркало, потом тоже вышла из комнаты.
— Телохранительницу, — потребовала она, проходя мимо спешащего куда-то невольника.
Невольник развернулся и побежал искать телохранительницу. Прежде чем Анесса дошла до выхода, девушка уже ее ждала, застегивая пояс с мечом. Время было слишком позднее, чтобы она могла сопровождать первую Жемчужину, имея при себе только свои кинжалы.
Они пересекли ярко освещенный двор и углубились в полумрак летней ночи. Анесса направилась по дороге, ведшей к мельнице, позволяя служанке идти впереди. За мельницей дорога переходила в тропинку и исчезала в лесу. Анесса, однако, не собиралась заходить столь далеко. Дорога окружала холм, поросший сосновым подлеском — этот кусочек настоящего леса оставался в диком состоянии по желанию князя Левина; Анесса часто сопровождала почтенного старика во время вечерних прогулок. После смерти его высочества лесок стал ее исключительной собственностью. Почти никто не имел права там ходить, а те, кто имел, не хотели. Эзена предпочитала парк позади дома.
Идя вдоль пологого склона холма, Анесса свернула в сторону деревьев, не обратив внимания на служанку, которая прошла еще немного вперед по дороге.
— Жемчужина, — сказала невольница.
Анесса остановилась.
— Кто-то едет. Со стороны развилки.
— Кто?
— Мне проверить?
— Да.
Телохранительница двинулась вперед. В свете луны маячили темные силуэты двух всадников. Последовал вопрос, за ним приглушенный расстоянием ответ. Служанка вернулась, ведя за собой встретившихся им людей.
— Его благородие Денетт и его слуга, Жемчужина.
Денетт подъехал к ждущей на месте Анессе.
— Ночная прогулка? — спросил он.
— Вечерняя, — поправила она. — Вот именно… Вечерняя прогулка?
— Что означает этот вопрос, Анесса?
— Он означает, ваше благородие, что я хочу удостовериться, что ты не заблудился.
— Не издевайся, Анесса. И оставь свой тон.
— Прошу прощения, ваше благородие.
— Раз ты просишь прощения, то отвечу, что навещал своих солдат на постоялом дворе.
— Понятно, ваше благородие.
Она ненадолго замолчала.
— Я как раз иду на вершину этого холма, — сказала она. — Это маленький, но самый настоящий дикий лес. Здесь есть песчаные ямы, в которых я люблю сидеть, когда никто меня не видит. После жаркого дня песок очень теплый, даже поздним вечером.
Денетт сошел с коня.
— Песчаные ямы?
— Впадины. Вымоины…
— Покажи мне эти вымоины. Может, и мне они понравятся?
Она снова помолчала.
— Понравятся, я дам тебе к тому повод, ваше благородие, — наконец сказала она, кончиками пальцев касаясь его груди. — Прости меня за то… в папоротниках. Но я могу все исправить…
— Я не сержусь на тебя, Анесса.
— Спасибо.
— Но говоришь — можешь исправить? Не такая уж и плохая мысль.
Она рассмеялась, протягивая руку.
— Ну тогда пошли.
— Халет, — весело сказал Денетт, — возвращайся один, я еще тут немного останусь.
