В городах и селениях у подножия гор царил армектанский порядок (но не обычаи); это были имперские владения, которыми правили имперские урядники. Горами никто не правил, законом там по-прежнему служил меч, обычаи же каждый приносил свои собственные. Бытовавшие в горной Второй провинции порядки больше всего напоминали те, что были установлены на Островах. Пиратов преследовали так же, как в горах — разбойников. Рыбацкими селениями завладела империя, свободных рыбаков и крестьян заставили платить дань — что они делали вполне охотно, поскольку бремя не было чрезмерным, зато взамен полагались кое-какие права, пусть и скромные. Каждый имел возможность поступить на службу в легион, рассчитывая на военную карьеру, а карьера эта могла завершиться очень высоко, даже у подножия трона. Каждому также оставалось право распоряжаться собственной личностью и жизнью. Невольничьим рынком правил исключительно спрос, и немало деревенских девушек спасали своих братьев и сестер, а также старых родителей от нищеты, посылая им звенящий мешочек с серебром, полученный от представителя невольничьего хозяйства в обмен на собственную свободу — потом же они вели вполне пристойную жизнь прислуги у купцов или в имении и даже, если оказывались достаточно красивы, проституток в армектанских публичных домах. Так было на Островах, поскольку гаррийские порядки, хотя и введенные в той же Морской провинции, выглядели совершенно иначе. Гарру завоевали в кровавом морском сражении — столь кровавом, какого не знала история Шерера. Армектанцы не знали подобных войн — войн, в которых целые легионы, стоящие на палубах парусных кораблей, исчезали в морской пучине. Не оставалось раненых, не появлялось прославленных героев — ибо прославлять павших было некому. Военная традиция Армекта требовала как выигранных, так и геройски проигранных битв, участники которых до конца своих дней могли рассказывать: «Я там был!» Однако, когда сто матросов и сто солдат пропадали без вести вместе с кораблем, неведомо где и когда? Когда победоносное сражение влекло за собой потерю восьми парусников из десяти и так же выглядели потери среди солдат? Завоеванную Гарру перепахали топором палача, а затем посеяли на этом страшном поле бесчисленные приказы и запреты, из которых вскоре выросла ненависть. Гаррийцы всегда презирали все континентальное, а под властью Кирлана лишь укрепились в этом презрении. В Армекте слишком поздно поняли, что последний из завоеванных краев не имеет ничего общего с Дартаном и Громбелардом. Гаррийцы куда больше были достойны уважения, чем представители какого-либо иного народа Шерера. До войны, за стеной неприязни к краям на континенте, выросло морское государство, больше всего похожее на Армект. Населявшие большой остров народы, гордые своей историей, осознающие свою сплоченность, заслуживали уважения, а не давления. Однако дикая жажда мести и обычный страх перед возобновлением сражений на воде лишь однажды за всю историю армектанских войн повлияли на решение завоевателей Шерера — и пути назад уже не было. Гарру удалось удержать только силой. Так ее и удерживали до сих пор.
А Дартан не удерживали вовсе.
Когда-то выдающиеся магнатские и рыцарские роды служили своему королю только номинально. Блеск Дома, славное прошлое рыцарей-предков, рост значимости рода всегда считались в Дартане чем-то более важным, нежели мощь королевства, его история и будущее. С незапамятных времен каждый тянул в свою сторону, короля признавали либо свергали, безвластие было обычным явлением. Претенденты на трон выступали друг против друга во главе больших армий, а поддерживали их Дома, которым они обещали значительные привилегии, и сражались с другими родами, которым то же обещал кто-то другой. В конце концов на трон сажали слабого властителя, который не имел ни желания, ни возможности противостоять возобновлению извечных ссор, причины которых терялись во мраке времен, а если их удавалось извлечь на свет, то они казались просто невероятными. Неужели можно было напасть на владения соседа лишь потому, что два века назад его прапрадед, преследуя собственного оленя, забрался в чужой лес? Конечно, можно! Сын Дома, который не включился бы в справедливую войну, унаследованную от предков, заслужил бы глубочайшее презрение.
Все это прекратилось после проигранной войны с Армектом.
Кирлан, ознакомившись с положением дел в Золотом Дартане, навел там собственные порядки. Больше не было слабого монарха, власть которого соответствовала значимости поддерживавших его магнатских Домов, — вместо него в Роллайне сидел князь — представитель императора. Враждующие семейства по-прежнему взывали к справедливости, требуя решения спора так же, как прежде взывали к справедливости короля. Король выносил вердикт, который одна из сторон сразу же отказывалась признавать. Императорский представитель передавал дело в суд, суд выносил решение, представитель же сохранял его в силе. Имперские легионеры появлялись во владениях не согласного с решением, который продолжал пытаться мечом доказать свои права магната, и, как непокорного императорского вассала, попросту лишали его имущества, забирая все, даже доспехи и коня. Первое такое вмешательство привело к тому, что разразилась вторая дартанская война; возмущенные сторонники пострадавшего готовы были двинуться на Роллайну. Но Армект только что выиграл первую войну и не видел никаких причин, по которым он мог бы проиграть вторую, намного менее значительную. Прежде чем рыцари успели собраться, чтобы выступить в путь, в их владения явились армектанские легионы — и забрали все… Затевалась еще третья дартанская война, но она угасла, не успев начаться. Стало совершенно ясно, что слабого короля больше нет, его заменил тот, кто с полнейшим спокойствием готов разорить весь Дартан, ибо располагает сильнейшей армией в мире, в сто раз более многочисленной, чем самый крупный личный отряд, и вдесятеро лучше организованной.
Вражда между родами перенеслась в судебные залы, личные же ссоры можно было по-рыцарски разрешить на турнирах, значение которых неизмеримо возросло. Кирлан весьма благосклонно относился к подобным способам доказательства своей правоты — нужно ведь было дать хоть какой-то выход чувствам, лежавшим в самой основе дартанской натуры. Магнаты колотили турнирными мечами по турнирным доспехам, в которых было практически невозможно получить повреждения, побежденных противников по- рыцарски щадили и брали в плен, противники точно так же по-рыцарски платили выкуп, а сам князь — представитель императора охотно возносил хвалу победителю, благородство же в отношении побежденного объявлял величайшим из достинств… Новая традиция с легкостью сменила старую, ибо обходилась намного дешевле и при этом приносила больше чести. Она могла бы возникнуть уже давно, если бы Дартаном правил властитель, обладавший настоящим правом разрешать споры, к справедливости которого действительно можно было воззвать и которому хватило бы сил исполнить свое решение с помощью собственного войска, а не созванных отовсюду рыцарей, имевших свое мнение по поводу каждой семейной ссоры и потому являвшихся чуть ли не одной из сторон в споре… Новые обычаи укоренились при всеобщем одобрении. Золотой Дартан стал самой спокойной провинцией Вечной империи. На страже закона в частных владениях стояли частные солдаты, а Дартанский легион — так же, как и большинство подразделений Армектанского легиона, — постепенно превратился в некое подобие городской стражи, поскольку многочисленное войско было столь же дорогостоящим, как и излишним.
Но Дартан остался Дартаном — возможно, даже в большей степени, чем Армект Армектом… Народ завоевателей Шерера мог предложить дартанцам самое большее традиции солдата-всадника равнин, служащего войне-Арилоре и зависящего только от своих командиров. На гордых магнатов и рыцарей трудно было этим произвести впечатление, когда, напротив, придворные церемонии, родовые инициалы, роскошные резиденции и невероятно дорогие невольницы оказались весьма нужны в Армекте. Больше не было кочевых племен, не было сражающихся друг с другом армектанских княжеств, после завоевания Громбеларда и Гарры прекратились войны. Вместо них появилась Вечная империя, а в ней вечный мир. Великие вожди уступили место великим господам, а те уже не могли доказывать свою значимость при помощи меча. Частые смешанные браки мало что изменили в Золотой провинции, но очень многое — в Армекте, который стал без малого вторым Дартаном.
Вечная империя окрепла; в ее границах жилось вполне сносно и даже порой неплохо. Лишь за морем случались восстания, подавляемые одно за другим. С крестьянскими бунтами в Дартане справлялись личные войска, иногда при небольшой поддержке со стороны Дартанского легиона — неохотной и почти символической. Кирлан не для того позволял содержать многочисленные личные отряды, чтобы привлекать легион к решению их задач. Но императорского представителя почти никогда и не просили о помощи в усмирении мятежа. Имперские солдаты охраняли лишь владения, принадлежавшие империи, и прогоняли забиравшиеся туда крестьянские банды.
Идиллия продолжалась долго, закончилась же за несколько месяцев.
Хлопотная для Кирлана проблема Буковой пущи была именно проблемой — но не более того. Для ее
