патруля. А потом будет лишь недолгая охота — и окруженная у стены дичь.
Она попыталась пробраться к западному крылу — и увидела открытое окно.
Свет в нем был не столь ярким, как в большинстве остальных. В комнате мерцало несколько свечей, превращавших темноту в желто-коричневый полумрак.
Открытое окно — в главной части здания… По другую сторону открытого пространства. Высоко над землей, выше головы.
Куда смотрели охранявшие двери дворца стражники? В сторону восточного крыла, откуда доносились крики бегающих по саду солдат?
Она переместилась на самый край леска, по большой дуге швырнула меч над кронами деревьев, в расчете на то, что он упадет где-то возле стены, и, не дожидаясь, пока он зазвенит о сучья, побежала. Разогнавшись, она выскочила на освещенное пространство, словно серна, в мгновение ока пересекла его, оттолкнулась от земли и прыгнула руками и головой вперед.
Никто не крикнул, никто ее не заметил. Беглянку не искали в падающем из окон дворца свете, на открытом пространстве, там, где ей негде было спрятаться.
Из широко открытых дверей в сад выбегали алебардщики гвардии.
Стоя у стены — иначе пламя свечей отбросило бы на окно ее тень. — Хайна осторожно и медленно прикрыла створку окна, через которое прыгнула в комнату. Кроме того, на стену… можно было опереться спиной. Кратковременное усилие очень утомило Жемчужину. Несмотря на целительное действие отвратительных эликсиров, которыми ее смазывали и кормили, она была еще слаба.
У нее дрожали колени и руки.
Она узнала комнату, в которой оказалась, и точно так же узнала человека, который в нее вошел.
Он ее не заметил.
Закрыв дверь, он повернулся и удивленно вскрикнул, когда она бросилась ему в ноги.
— Ничего не говори, ваше высочество. Не выдавай меня, — попросила она.
Онемев от удивления, он несколько мгновений не мог произнести ни слова.
— Это ты, Жемчужина? — наконец спросил он.
— Да, ваше королевское высочество.
— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? Разве ты не должна быть в Громбеларде? — беспорядочно спрашивал он. — Но сперва встань! Что ты вытворяешь?
— Стою на коленях. Потому что мне нужна помощь. Никто не может меня здесь найти… а я не хочу поднимать руку на ваше королевское высочество.
— Поднимать руку?
— Меня ищут солдаты дворцовой стражи.
— Твои собственные солдаты?
— Это солдаты королевы, не мои.
— Что ты натворила? И я уже сказал — встань.
— Нет, ваше высочество, пока ты не пообещаешь, что позволишь мне спрятаться под кроватью, если кто-то постучит в эту дверь.
— Если таково условие, то обещаю, — сказал он. — Но поскольку кровати здесь нет, придется перейти в мою спальню. Туда наверняка никто не войдет, так как в ней нет дверей в коридор. Самое большее могла бы войти королева… но двери, соединяющие наши спальни, открываются очень редко. О чем ты, увы, знаешь.
Он поднял ее с колен и подтолкнул к входу в другую комнату.
Занавеси на окнах были задернуты. На столе рядом с кроватью стоял канделябр с пятью свечами. Князь поочередно зажег их от одной, взятой из дневной комнаты. Совершенно машинально она удостоверилась, что на занавеси не падает ее тень. Некоторое время они молчали, из-за чего ушей супруга королевы достигли крики бегающих по саду солдат.
— Это из-за тебя весь этот шум? — спросил он.
— Да.
— Что ты натворила?
— Я выполняю… тайную миссию по поручению королевы, — сказала она. — Все думают, что я в Громбеларде, и никто не может знать, что я вернулась в Роллайну. Никто, даже комендант Охегенед. Я пыталась тайно проникнуть во дворец…
— В такой одежде? И с маской на лице?
— Другой одежды у меня не было… А маска… Я убила солдата в саду. Теперь меня ищут.
— Убила солдата?
— Да.
— Но ведь даже если тебя поймают, тебе ничего не грозит!
— Да, но моя миссия… провалится, ваше королевское высочество. А я еще ее не закончила.
Князь Авенор молчал. Он понятия не имел, о какой миссии говорит Черная Жемчужина, не знал, что происходит во дворце, какие ведутся игры и интриги… Он никогда ничего не знал. Ни о чем.
Зато Хайна знала, что супруг королевы ничего ни о чем не знает… Ему последнему сообщат, что сегодня ужин будет подан раньше, и он, придя к столу, увидит встающих с кресел сытых гостей, обменивающихся шуточками с ее королевским высочеством, так и брызжущей хорошим настроением. А потом либо решит в одиночестве доесть холодные остатки, либо просто пойдет спать. Голодный.
Он сидел на кровати, глядя на стоящую перед ним невольницу.
— Пока что тебе ничто не угрожает. Можешь снять вуаль с лица, это неудобно, — сказал он, просто чтобы хоть что-то сказать. — Мне нравится твоя улыбка, прекрасная Жемчужина.
— Но ты ее больше никогда не увидишь, господин.
— Что это значит?
— Ничего, ваше высочество… Могу я остаться здесь, пока все не успокоится? Ты никому обо мне не скажешь?
— Даже королеве? Я мог бы… наверное, мог бы сделать так, чтобы она сюда пришла.
— Наверное, да, ваше высочество. А может, и нет.
— Я могу хотя бы попытаться.
— Лучше не стоит.
Что он мог ответить? Жемчужина прекрасно знала, что говорит. Князь Зайчик — и доверительный шепот, интриги? Ее королевское высочество Эзена готова была повернуться к нему, окинуть удивленным взглядом, после чего громко, чтобы все слышали, сказать:
«А что это еще за шепот, ваше королевское высочество? У нас что, есть какие-то тайны? От кого? От наших ближайших домочадцев?»
И тогда он стоял бы в тишине, среди пятидесяти «ближайших домочадцев», которые выжидающе смотрели бы на него, пытаясь сдержать улыбки.
— Я предпочла бы подождать, пока ее королевское высочество не останется одна в своей спальне. Если бы ты даже смог вызвать ее сюда, то… лучше, чтобы никто не знал, ваше королевское высочество, что ты вообще меня сегодня видел. Лучше для меня, для тебя, для королевы… Для всех, ваше высочество.
Было совершенно ясно, что Черная Жемчужина права.
— Хорошо, Хайна. Согласен. Но сейчас мне хотелось бы знать, что ты имела в виду насчет улыбки. — Армектанский князь, хоть и мало что знал, отнюдь не был глупцом и умел чувствовать важность момента. — Почему же ты не будешь больше улыбаться?
Какое-то время она молчала. Но ясно было, что на этот раз тему сменить не удастся. Супругу королевы показалось, что прекрасные глаза, видневшиеся сквозь отверстия в шелковой ткани, погасли.
— Почему не буду больше улыбаться? По многим разным причинам, но первая такова, что мне просто нечем, ваше высочество, — медленно проговорила она, пытаясь владеть собственным голосом, но ей это удалось не до конца. — От моего лица осталось только то, что ты видишь… Глаза, князь. У меня больше нет щек, подбородка… — Недоговорив, она глубоко вздохнула и слегка невнятно закончила: — Там только шрамы, рубцы… уродство…
Подняв руку, она двумя короткими движениями собрала слезы с нижних ресниц, впитавшиеся в
