что память матери-старушки для меня превыше всего. Ладно, говорит, я согласен. Только уж извините, без тряпочки никак нельзя…»
Капитан думает: «Хитер ты, братец, но и я дурак…» И качает головой: нет, мол, я не согласен. «Понимаете, — говорит тогда Кривой Томп, — тут технология такая, тряпочка мне обязательно требуется. Дайте хотя бы подержаться…»
«Подержаться, это другое дело», — думает капитан, наматывает один конец тряпочки на указательный палец, а другой конец через стол подает Кривому Томпу. Кривой Томп за конец ухватился, что-то бормочет, на тряпочку дует… Корочку хлеба посолил, пожевал, запил водой из графина и говорит: «Порядок. Корабли на месте». — «Поехали в порт, — говорит капитан, — проверим». — «Нет, — говорит Кривой Томп, — мне на все это обидно смотреть. Одно расстройство. Вы лучше позвоните по телефону».
Капитан набирает номер, зовет своего заместителя, а тот как заорет в трубку: «Чудеса, товарищ Колодкин! Все корабли на месте! Все до одного! Чудеса в решете! Чудо морское…»
Капитан поглядел на Кривого Томпа, а тот вежливо так улыбается и руку протягивает за повязкой. «Спасибо», — говорит — и за дверь. Больше капитан его никогда не видел…
— Эх! Зря повязку отдал! — сказал Кошельков. — Фиг получишь!
— Большой пробел в твоем образовании, Кошельков! — сказал Каштанов. — Наш капитан — человек морской чести. Сказал — все. После этой истории капитан уволился и уехал из Рыбецка. К нам.
— Почему? — спросил Маленький Петров.
— А скучно ему там стало.
— Как это — скучно? — не понял Маленький.
— Без нас скучно, — сказал Каштанов. — Ладно, кончай травлю. Спать пора. Маленький, ты первым вахтишь. За шлюпками присматривай. Кошелек тебя сменит.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Ценная инициатива
На чужом берегу ночью все тревожно: светы, звуки, запахи. Чавкает вода под берегом. Скрипят, точно утки, лягухи. Тянет откуда-то сладковатым запахом гнилой рыбы. А ко всему этому еще и темнота — давит на плечи, густится за спиной. И человек жмется к костру и подбрасывает в костер хворосту, чтобы трещало громче, распугивало темноту. А темноту населяет всякая чертовщина. Там яростно скрежещут якорные цепи, тяжело дышат в схватке люди, и, куда ни повернись, — отовсюду наплывает огромное, в целую ночь, бледное лицо с черной повязкой наискосок…
Маленький Петров отрабатывает сегодня первый свой наряд — стережет шлюпки. Рядом, около низкого кустарника, стоит палатка. Там спят сменщики — Кошельков, Степа, Каштанов. Остальные ночуют в поселковой школе.
…Мимо — от поселка к пристани — прошагали во тьме люди. Заговорили, засмеялись. Слышно было: катили что-то, тачку или тележку. А дойдя до пристани, разом вдруг зашумели, заругались.
По шагам Маленький понял: идут к костру. Хотел ребят крикнуть — языком не повернуть. Хотел в кусты — ног не поднять.
В свет костра вступил бородатый рыбак в ватнике и сапогах с отворотами. Сапоги хлюпали, задевая друг о дружку.
— Малый, шлюпки чьи?
— Наши…
— Куда идете-то?
— На Старгород.
— Поветерь долго вам ждать придется. Теперь южак задул. Почитай, неделю дуть будет.
— На веслах пойдем, — сказал Маленький.
— Не сгресть, — засмеялся рыбак, — и килей у вас, считай, что нету. Забьет волна. К теплоходу цепляться надо. Тут подойдет сейчас один, швартоваться будет, шлюпки отведи, слышь…
Повернулся и ушел…
«Что делать, — подумал Маленький, — надо будить Каштанова. — Он поглядел в сторону палатки. Тихо. Спят. — А что, если самому привести шлюпки сюда, прямо на свет костра?» Тут где-то видел он днем сосновый пень с узловатыми корневищами. У самого берега видел. Вот бы и привязать шлюпки. И грести недалеко — метров тридцать, не больше.
Маленький подбросил хворосту и побежал к пристани.
Рыбаки курили, повернувшись в сторону канала. На помосте рядом с ними стояла двухколесная тележка. Маленький прыгнул в шлюпку, нащупал носовой конец. Вот железная скоба, вбитая в сваю. А вот и узел. Маленький стал дергать его, щупать со всех сторон, искать секрет. Ленц вязал, его работа… Руки быстро устали тянуться вверх. Маленький чертыхнулся и подумал: «Рубануть бы топором!»
Сверху с помоста, донеслось:
— Чего копошишься-то?
Маленький смолчал и снова взялся за узел.
— Егор, посвети…
Вспыхнул фонарик. Бородатый лег на помост, вытянул руки.
— Дай-кось я. Узел-то простой беседочный… И всех делов.
Рыбак бросил Маленькому конец. Маленький взялся за весла и стал медленно грести, держа на огонь костра. В нескольких шагах от берега ему пришлось спрыгнуть в воду — шлюпка дальше не шла. Дрожа от холода, он вышел на берег и стал шарить руками по земле, искать сосновый пень. Долго ползал, в яму с водой угодил, ударился больно и, совсем уж было отчаявшись, наткнулся на корневище. Завязал конец как попало и — бегом обратно.
Вбежав на помост, он посмотрел в сторону озера и увидел огни. Зеленый и красный — бортовые, белый — на мачте. По расстоянию Маленький определил, что теплоход еще не вошел в канал.
— Быстрей, малый! — встретили его рыбаки.
Теперь дело пошло веселей: Егор светил, бородатый развязывал, Маленький вставлял весла в уключины.
— Пошел!..
Маленький отгреб от пристани и снова поглядел в сторону канала. Огни приближались. Они дрожали в ночном воздухе, за ними угадывался плотный корпус корабля. На дороге снова затарахтели колеса, послышались голоса.
— Иваныч, весь буфет скупить хочешь?
— Тебе оставлю…
— Мне много не надо…
Тут теплоход дал осторожный гудок, и Маленький голосов больше не услышал. Он гребанул посильней раз, другой… Привязав вторую шлюпку, Маленький подошел к угасающему костру и тут только почувствовал, как дрожат у него руки.
…А ночи будто и нет. По дороге идут и идут люди с тележками, с тачками. На рыбачьих баркасах, что стоят плотной стайкой в глубине бухты, засветились огни. Там живут пришлые рыбаки. Они пришли сюда с другого берега, где рыба нынче не ловится, пришли план выполнять. План у них свой, отдельный, и живут они отдельно, на старых баркасах, в плавучих домах, которые пригнали с собой. Днем по палубам бегают голозадые ребятишки, бьется на ветру белье, вялится рыба, у очагов кухарят женщины… Сейчас оттуда слышны голоса и гуськом тянутся к теплоходу люди. А теплоход уже навис смутной громадой над берегом. Маленький поглядел на толстые капитановы часы: пора! Пора будить Кошелькова. Да что там — всех будить! Всех!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Утром сверкал белыми надстройками красавец «Очаков». Пела на гортанном языке пластинка на
